Он продолжал работать ногами, сгибая их в коленях и отталкиваясь, подгребая при этом руками. Холод обволакивал тело, клетку за клеткой, словно иней, рисующий на камне узоры. Плечи сводило судорогой, будто на нем болтался тяжеленный хомут.

Сюзан смотрела на стакан, пока Люк наполнял его, и перед ней вставал образ водоворота. А за стеклом она видела улыбку Люка, увеличенную в несколько раз.

— Что-то не так с этим вином, — сказала она.

— Что не так?

— Что-то к нему подмешано.

— С вином все в порядке, — возразил он, — причина в тебе самой.

— Во мне?

— Все дело в напряженности, — пояснил он, — в напряженности и страхе.

Сюзан взяла с тарелки обручальное кольцо — это было кольцо Люка — и надела себе на палец.

— Когда мы были вместе, когда были женаты, я мечтала о самой обычной жизни.

— И как ты ее себе представляла?

— Самая обычная жизнь, без всяких событий, без странностей и опасностей, спокойная, не вызывающая бессонницы.

— Именно так ты сейчас и живешь?

— Хотела так жить. Вышла замуж. Мы с мужем словно складывали из кусочков картинку. — В следующий момент она уже забыла эти слова: то ли опьянела, то ли была в полном изнеможении. — Да, так что это было? — спросила она, словно не расслышала каких-то слов Люка.

— Картинка из кусочков.

— Так вот, все кусочки легли на свои места, один за другим. Жили мы не в городе, но и не в захолустье. Я чувствовала себя там в безопасности. И именно этого я и хотела. В этом заключалась идея. — Она отпила еще вина. К еде оба они так и не притронулись. — Но так не бывает, такой жизни просто не существует. Самые обыденные вещи как раз и оказываются самыми странными и опасными. Однажды — это было в ничем не примечательный день — он вернулся домой как обычно и сказал: «Я умираю. Протяну самое большое год». И я подумала... — Сюзан помолчала, словно все это случилось буквально вчера и она еще не разобралась до конца в своих ощущениях. — Я подумала: «Как странно, как банально и страшно». И еще подумала: «Почему это не задело меня за живое?» И еще: «Знает ли кто-нибудь, кто я на самом деле?»

Она уронила голову на стол.

В какой-то момент ему показалось, что он уже на глубине, в неподвижной морской пучине, там, где нет ничего, кроме угольно-черных атомов, которые проносятся перед глазами, спрессовываясь в непроницаемую темноту.

Волна захлестнула его сзади, сначала подбросив, а потом швырнув вниз, и он скользнул под воду, словно разбухший рангоут[10]. Эллвуд стиснул зубы, барахтаясь в водяной толще, отчаянно стараясь совладать с судорогой, пробежавшей по конечностям. Он выскочил на поверхность всего на миг, но волна опрокинула его и вновь потопила, так что он даже не успел набрать воздуха. Он бился, увлекаемый течением, в голове гудело, грудь словно обожгло огнем. Он казался себе рыбой, заглотившей крючок.

— Ты права, в вино кое-что подмешано.

Сюзан уже не слышала его. Она спала, как спят захмелев, голова покоилась на столе, одна рука лежала возле головы, другая свободно свисала. Каждый ее вдох сопровождался негромким храпом.

Люк поднялся и обошел стол. Убирая прядь волос, упавшую ей на лицо, он заметил на щеке ее слабый румянец.

— Все остальные — другое дело, — произнес он. — Я не мог просто так тебя убить, когда ты сидела передо мной, — он хлопнул в ладоши, — просто так.

Эллвуд выныривал на поверхность и снова уходил под воду, и так до бесконечности. Под водой царили безмолвие и мрак, на поверхности не существовало ничего, кроме его неистовой, отчаянной схватки с волнами. Ему удалось глотнуть воздух всего раз. А теперь он кривил рот в какой-то безумной пародии на ухмылку мультипликационного персонажа — губы растянуты, зубы стиснуты. Ему невыносимо хотелось сделать вдох.

Он барахтался среди волн, не зная, в какую сторону движется. Океан представлялся ему огромным темным залом, без пола, без потолка. И вдруг он стукнулся плечом о гранитную твердь, содрав кожу, а потом его подбросило кверху. Он еще раз ударился о камень ребрами и глотнул воздух, улучив момент, когда голова его оказалась на поверхности, словно морж, плещущийся в морском прибое.

С рычанием он продвигался вперед, по пояс в воде, прокладывая себе дорогу среди волн, задрав голову, судорожно втягивал в себя воздух, пробиваясь к нагромождению гранитных глыб.

Он отыскал гранитную поверхность и какие-то время отдыхал, вцепившись в нее обеими руками, потом отчаянным усилием вытолкнул свое тело из воды и встал на колени, захлестываемый волнами, с низко опущенной головой. Наконец он выбрался на берег и сел. Он находился с южной стороны узкой косы Меерз-Пойнт, всего в сотне ярдов от того места, где убил Тома Кэри.

Стол снова опустел, как будто на нем никогда не было ни еды, ни вина. В комнате воцарилась тишина — словно и не беседовали между собой два старых друга. Окно снова стало темным, будто и не горело здесь никаких свечей.

Сюзан по-прежнему сидела, положив голову на стол, одна рука, согнутая в локте, тоже покоилась на столе, а другая свисала вниз, касаясь кончиками пальцев пола.

Услышав, что Люк вернулся, Карла как всегда, пошла ему навстречу. Он обнял ее, и она сразу почувствовала, как сильно он напряжен — будто внутри у него, раскаленные добела, гудели металлические струны.

— Пробудем здесь еще день, другой — и все. Не больше двух дней, чтобы ни случилось. Через два дня нас здесь не будет.

Карла обняла его за талию, похлопывая одной рукой по спине, как мать — дитя, и прижала его так крепко, что от его всхлипываний невольно вздрагивала вместе с ним.

Разыскав свою одежду и облачившись в нее, Эллвуд встал и принялся массировать руки и ноги, растирая их, похлопывая, возвращая им чувствительность, расслабляя оцепеневшие мышцы. Вещи Кэри он засунул за пазуху. Пальцы онемели, и ему пришлось немало потрудиться, застегивая пуговицы. Он встряхивал кистями рук, словно плавниками, чувствуя, как они медленно оживают, охваченные жжением. Было нестерпимо больно, но он продолжал двигаться, растирая себя, массируя, беспрерывно двигаясь. Теперь, когда он оказался в безопасности, мутная волна страха поднялась у него в груди, желчь хлынула в рот, оставив на зубах кислотный осадок. Он повернул голову и сплюнул, потом согнулся, и тонкая струйка рвоты полилась изо рта.

— Отец Том, — произнес он, — отец сраный Том! Мать твою, твое Вонючее Преподобие!..

Он облокотился о камень, склонил голову, всем телом подавшись вперед, его вырвало еще дважды, с коротким промежутком.

— Как жаль, что ты уже сдох, отец Том! Мать твою, как жаль, что тебя уже нет в живых, потому что я хотел бы убить тебя еще раз, мать твою! Хотел бы начать прямо сейчас. Прямо сейчас убить тебя... Прямо сейчас... Преподобный отец Том, мать твою, я хотел бы убить тебя прямо сейчас!..

Серо-стальной свет в окнах, поначалу тусклый, постепенно становился все ярче, как будто утренняя заря растапливала иней на стеклах.

Осветились углы комнаты, на некрашеные доски пола легли тени.

Рука Сюзан лежала возле головы. Рядом валялось обручальное кольцо Люка. Глаза ее были широко раскрыты, как у только что пробудившегося человека.

— Спасибо тебе, — произнесла она, сжимая в кулаке колечко. — Спасибо тебе.

Она встала, но ослабевшие ноги не держали ее. Тогда она схватилась за спинку стула, чувствуя недомогание после наркотического забытья, затем села на пол, скрестив ноги.

В углу стоял сосновый гардероб. В свете солнечных лучей, пока еще робких, метались пылинки, у самых дверей пол и стена были в каких-то темных пятнах. Она вдруг подумала о людях, которые купят этот дом, переедут сюда, разместив в этих комнатах свои вещи, и заживут обычной жизнью.