Хотя, саму книгу в этом обвинять не стоило. Она была всего лишь инструментом, таким же, как штурмовая винтовка или яд. Черный Блокнот не вписывал имена на свои страницы сам по себе.

Все это делали мы, люди.

И я собиралась положить этому конец. По крайней мере, попробовать изъять этот инструмент из обращения.

Смит все еще фотографировал, а я продолжала думать о Реджи и о том, что теперь-то установить, кто являлся отцом Морри, стало окончательно… затруднительно. Оба кандидата были мертвы. Одного убили из-за меня, другого убила я сама.

И вот что мне рассказывать дочери, когда она подрастет и начнет задавать вопросы? Придумать историю о героическом исследователе, пропавшем во время опасной экспедиции? О летчике-испытателе, сгоревшем во взрыве вместе с прототипом истребителя, который он тестировал? Как там еще принято врать собственным детям в таких ситуациях?

Не правду же ей рассказывать.

Малышке и так придется жить в осознании того, что в дедушках у нее ходит Месть, а в бабушках была Война. Впрочем, о бабушке и о том, как ее постиг Смерть, тоже лучше не рассказывать.

И с Гарри Борденом не знакомить.

Конечно, теоретическая возможность подтвердить или опровергнуть отцовство Реджи еще оставалась. Для этого надо было всего лишь встретиться с одной из его сестер и попросить ее плюнуть в пробирку. Но делать этого, равно как и рассказывать им о смерти брата, я не собиралась.

Пусть лучше они продолжают думать, что он путешествует по миру в поисках себя. Или как он им там свое отсутствие объяснял.

Затем мои мысли вернулись к Блокноту и тому, кого я не знаю. Получается так, что он забрал Блокнот у Аманды, вписал в него имя Реджи и отдал Форсайту, с которым нам еще предстояло побеседовать.

Очевидно, что Реджи не был основной целью операции. Его имя вписали в книгу мимоходом, между делом, только для меня. Зачем? Чтобы окончательно вывести меня из равновесия? Чтобы придать мне дополнительную мотивацию для уничтожения артефакта?

Форсайта использовали для всех этих убийств, потому что он был никем, и им можно было пожертвовать, отдавая вместе с Черным Блокнотом в наши руки. Другой вопрос, зачем вообще было отдавать в наши руки Блокнот?

Почему тот, кого я не знаю, не оставил его при себе, чтобы использовать для дальнейших убийств? Хотел нам продемонстрировать, что артефакт ему не нужен, и он прекрасно сможет справиться и без него? Или его основная цель состояла в обезглавливании страны, и после того, как он ее достиг, артефакт потерял для него свою полезность?

Вряд ли Форсайт сможет дать нам ответы хотя бы на один из этих вопросов.

Насколько широк круг подозреваемых? Допустим, президента в лицо знают все, даже те, кто за него не голосовал, узнать фамилии остальных высших чиновников не так уж сложно, достаточно в интернет зайти. А что насчет теневого кабинета? Данные о них засекречены порой даже для нас, теневых служащих, а обычному человеку их взять попросту неоткуда. Значит ли это, что организатор убийств откуда-то с самого низа?

Смит наверняка знал всех убитых в лицо. У Смита был доступ к Блокноту на протяжении долгого времени, и он мог организовать побег Аманды, чтобы отвести от себя подозрения. А потом передать Блокнот Форсайту так, чтобы не навлечь на себя подозрения. Конечно, Эллиот не подходил под определение «тот, кого я не знаю», но если посмотреть на него с философской точки зрения, кого мы вообще знаем на самом деле? И знаем ли мы самих себя?

Ну, ты понимаешь.

Мне нужно было допросить Форсайта, попытаться выбить из него хоть какие-то подробности, которые могли бы навести нас на след, но я не собиралась выходить из этой комнаты до тех пор, пока Блокнот не будет уничтожен. И, разумеется, я не собиралась оставлять Смита без присмотра.

Смит был очевидным подозреваемым. Настолько очевидным, что это было просто неприлично. Он не мог оказаться настоящим преступником, разве что это такой тонкий ход, попытка спрятаться на самой поверхности, прямо у нас под носом.

У Смита была возможность.

У Смита было время.

Был ли у него мотив? Вот тут черт его знает. Работой правительства обычно недовольны очень многие, и, возможно, он рассчитывал, что после полной перезагрузки система начнет работать лучше. Это было вполне в духе Эллиота Патриота Этой Страны Смита.

Другой вопрос — Реджи. Зачем его ликвидировать, он уже давно вышел из всей этой истории и никакой угрозы ни для ТАКС, ни, тем более, для национальной безопасности не представляет. Или это просто такая месть мне? Не смог справиться, поэтому решил сделать больно там, где мог? Вот это как раз было совсем не в духе Эллиота Ничего Личного Просто Бизнес Смита. Обычно он вел себя куда рациональнее.

Он однажды даже застрелился, потому что так было быстрее, чем ждать, пока его подберут и окажут первую медицинскую помощь. Ну, еще в те времена, когда агенты считали себя бессмертными и действительно таковыми являлись.

Ну, ты-то помнишь.

Но Реджи убили именно из-за меня. Никакой другой причины я просто представить не могла. Он никак не мог быть связан с Блокнотом, потому что отправился в свой вояж за несколько месяцев до того, как артефакт всплыл в очередной раз, и Кларк приехал за мной в Белиз. Он не представлял никакой угрозы для ТАКС, потому что оба его сюжета уже были отыграны. И он, совершенно точно, не был вхож в коридоры власти, ни в верхние, ни в нижние.

Смит?

Думай, Боб, думай.

Все мы сейчас в одной комнате. Я, Смит, Блокнот и топор. У Смита есть иммунитет перед Блокнотом, поскольку никто не знает, как его зовут на самом деле. Но не перед топором.

И он все равно прямо сейчас не станет ничего предпринимать, потому что он знает, что и у меня есть иммунитет перед Блокнотом, и никаких методов совладать со мной у него нет. Потому что даже если он пустит мне пулю в лоб, ему тут же придется иметь дело с чем-то еще более страшным.

А он не самоубийца. Значит, он даст мне уничтожить Блокнот, а потом… потом мы продолжим танцы вокруг директорского кресла агентства, и он будет искать какой-нибудь новый метод для расправы со мной.

Если это он.

А если сейчас Эллиот играет честно, то все вообще запутывается до невозможности, и я не знаю, где искать того, кого я не знаю.

Мироздание, должно быть, очень меня не любит, если постоянно подбрасывает мне такие задачки.

Возможно, держать Смита так близко к себе было ошибкой.

Возможно, ошибкой было то, что я не прострелила ему башку, когда у меня была такая возможность. Как говорил мне мой вечно молодой отец (как бы ни помотала его жизнь, и где он бы сейчас ни приключался, он все еще выглядит моим ровесником, а через десять лет я наверняка буду выглядеть старше), когда ты даешь козлам… то есть, всяким нехорошим людям второй шанс, ты должна быть готова к тому, что они используют этот шанс против тебя.

Философия Бордена на такой случай была проще. Он никому вторых шансов не давал.

Смит продолжал фотографировать, а я подумала, какого черта он вообще этим занимается. Блокнот какое-то время находился в распоряжении ТАКС, и они должны были полностью его задокументировать, так что снимать имело смысл только несколько последних страниц, заполненных уже после того, как они его упустили.

— Долго еще?

— Осталось сделать всего пару кадров, мисс Кэррингтон.

— Какого черта вы вообще этим занимаетесь? — спросила я. — Разве вы не должны были это сделать, пока Блокнот находился в вашем распоряжении?

— Разумеется, мы это сделали, — сказал он. — Но я хочу сделать это еще раз, чтобы потом можно было сравнить снимки и отследить изменения, если они будут.

— А с чего бы им быть? Я имею в виду, эта штука ведь не допускает правок задним числом. Или допускает?

— Нам слишком мало известно о его природе, чтобы я делал какие-то выводы, — сказал Смит. — Я просто стараюсь ничего не упустить.