Нейт удивленно поднял брови.

— Машина, — произнес он, словно я понимала, о чем идет речь. — Джеми сказал, что тебя нужно подвозить в школу.

— Кому, тебе?

Нейт шагнул назад и прижал руку к груди.

— Осторожнее, — на полном серьезе сказал он. — Ты ранишь мои чувства.

Я бросила на него угрюмый взгляд.

— Не надо меня никуда подвозить.

— А Джеми считает, что надо.

— Нет.

— Ну, как знаешь, — заметил Нейт, пожав плечами. Мистер Покладистость. — Я подъеду к половине восьмого. Если ты не выйдешь, покачу дальше. Ничего страшного.

«Ничего страшного! — мысленно передразнила я. — Кто так сейчас разговаривает?» Он одарил меня еще одной улыбкой на миллион, сунул руки в карманы и небрежной походкой направился к своим лощеным приятелям.

Первый предупредительный звонок прозвенел, когда я шагала к зданию, которое — во всяком случае, я так надеялась — и было корпусом «В». Оливия посоветовала не доверять местным, но я уже прошла этот этап и не доверяла никому. Не желала, чтобы мне указывали, куда идти, подвозили или советовали. Конечно, не очень-то приятно ощущать, что ты заблудилась, но все же лучше, чем зависеть от других. В одиночестве есть свой смысл: что бы ни случилось — хорошее, плохое или что-то посредине — это принадлежит тебе и больше никому.

Предполагалось, что после школы я вернусь домой на автобусе, но я не стала спешить, а, выйдя из каменных ворот школы, двинулась к автозаправке «Квик-Зип» примерно за полмили от «Перкинс-Дей». Там я купила баночку колы и зашла в телефонную будку. Стараясь не касаться липкой трубкой уха, опустила несколько монет и набрала номер, который помнила наизусть.

— Алло?

— Привет, это я, — сказала я и, немного помедлив, добавила: — Руби.

Маршалл шумно вдохнул, выдохнул и наконец произнес:

— Ага, тайна раскрыта.

— Я была для тебя тайной? — спросила я.

— Ты была чем-то особенным, — признал он. — У тебя все в порядке?

Ничего подобного я не ждала и сразу же почувствовала комок в горле. Сглотнув, я ответила:

— Да, все нормально.

Маршаллу было восемнадцать. Он окончил школу Джексона год назад. Мы познакомились, когда он стал снимать квартиру вместе с Роджерсоном, парнем, который вел разгульную жизнь и мог достать все, что для такой жизни нужно. Поначалу Маршалл — высокий и тощий — не произвел на меня особого впечатления. Я с ним даже не заговаривала, до тех пор пока однажды не пришла без своей обычной компании. Роджерсона не было дома, и мы с Маршаллом оказались вдвоем.

Роджерсон, как правило, был деловит и молчалив. Приходишь, стучишь в дверь, заходишь, получаешь то, что нужно, и сваливаешь. Я ожидала, что Маршалл поведет себя так же, и он меня не разочаровал: мы хорошо оттянулись. Все вокруг стало гораздо привлекательнее.

— Знаешь, что нам сейчас нужно? — спустя несколько минут спросил Маршалл хриплым голосом.

— Что?

Во рту у меня пересохло, язык, казалось, распух.

— Слёрпи,[3] — сказал Маршалл. — Пошли.

Я испугалась, что придется вести машину — учитывая мое тогдашнее состояние, об этом не могло быть и речи, — но он потащил меня на тропинку, которая вела через поле, вдоль линии электропередач, и заканчивалась примерно за квартал от круглосуточного магазина. По дороге туда мы молчали, в самом магазине — тоже. Маршалл заговорил, только когда мы вышли со стаканами в руках, потягивая через соломинки холодный, сладкий, совершенно восхитительный коктейль.

— Классная штука, — произнес он, посмотрев на меня.

Я кивнула.

— Потрясающая.

И тут Маршалл улыбнулся. У меня захватило дух, раньше я ни разу не видела его улыбающимся. Потом было еще страннее: едва мы ступили на тропинку, он взял меня за руку, так мы и шли всю дорогу домой, Маршалл шагал впереди, а я чуть сзади. Я никогда не забуду той прогулки: ледяной вкус слёрпи, теплая ладонь Маршалла, и мы бредем под предзакатным солнцем, а рядом поднимаются ввысь опоры проводов, отбрасывая длинные косые тени.

Через несколько минут он остановился и поцеловал меня, и мне тогда показалось, что время исчезло — мое сердце, воздух и весь мир вокруг словно замерли. После всякий раз, когда я была с Маршаллом, я вспоминала тот день. Может, из-за окружающей обстановки — только мы вдвоем в огромном поле, а может, из-за того, что все случилось впервые. Тогда нам было хорошо вместе, но ненадолго.

Маршалл не был моим парнем. Впрочем, просто другом я бы его тоже не назвала. Наши взаимоотношения были гибкими, складывались неровно и зависели от компании, количества выпитого и прочего. Собственно, меня это вполне устраивало, я всегда старалась избегать лишних обязательств, причем довольно успешно. Главный фокус в том, чтобы не отдавать больше, чем ты готова потерять. Мы с Маршаллом словно играли в игру «А мне до лампочки». Я кокетничала с другим парнем на вечеринке, а со следующей Маршалл уходил с какой-нибудь девицей. Он мне не перезванивал, а я на несколько дней исчезала из виду, заставляя его волноваться и думать, что я замышляю. В общем, все в таком духе.

Мы давно привыкли к подобному стилю общения, он казался нам вполне естественным. Но теперь я радовалась его голосу, такому родному и знакомому среди всей этой новизны, и даже нарушила собственное правило, предложив больше, чем хотела.

— Да, я тут занималась семейными делами, — ответила я, прислоняясь спиной к стенке телефонной будки. — Переехала к сестре и…

— Подожди секундочку, хорошо? — попросил Маршалл, я услышала, как он закрывает телефонную трубку ладонью. Затем он что-то сказал, но я не разобрала слов.

— Извини, — вновь обратился он ко мне и кашлянул. — Так что ты говоришь?

И меня отпустило. Даже тоска по нему оказалась мимолетной, как и все остальное.

— Ничего, — ответила я. — Мне нужно идти. Я перезвоню позже, ладно?

— Отлично, увидимся.

Я повесила трубку и полезла в карман за мелочью. Глубоко вздохнула, снова сняла трубку и, прижав ее к уху, опустила монетки в прорезь. Я знала — человек, которому я звоню, будет рад поговорить со мной.

— Руби? — воскликнула Пейтон, едва услышав мой голос. — Господи, что с тобой стряслось?

— Ну… — начала было я, но она уже тараторила без остановки.

— Прикинь, я ждала тебя во дворе, ждала, а ты так и не пришла! Ну, думаю, видно, обиделась на меня, а тут Аарон говорит, что тебя, мол, копы вытащили с урока и с концами, и никто не знает зачем. А потом я проезжала мимо твоего дома, а там все было темно…

— У меня все хорошо, — перебила я подругу, опасаясь, что время выйдет. Я не хотела грубить, просто Пейтон любила повторять одно и то же, даже если другие знали суть происходящего не хуже ее. — Семейные обстоятельства. Я пока поживу у сестры.

— Ну ты даешь! — воскликнула она. — Тут все только о тебе и говорят! Такое болтают!

— И что же?

— Это ужасно! — с искренним возмущением сообщила Пейтон. — Будто бы в чем ты только не замешана: от убийства до проституции!

— Меня не было всего два дня.

— Я, конечно, за тебя вступилась, — торопливо добавила подруга. — Сказала, что ты не такая. Прям так и сказала.

— Ценю твою поддержку, — сказала я.

— Да ладно, чего уж там.

Из трубки доносился шум голосов, судя по всему, Пейтон была на поляне неподалеку от школы, где мы обычно зависали после уроков.

— Так что все-таки случилось? Это из-за твоей мамы?

— Ну типа того, — ответила я. — Ничего серьезного, не бери в голову.

Пейтон была моей лучшей школьной подругой, но даже она не знала, что мама уехала. Собственно, Пейтон никогда не видела мою родительницу, и не случайно — как правило, я предпочитала сохранять личную жизнь личной. Тем более при общении с Пейтон, чью семью можно было бы назвать идеальной. Обеспеченные, состоявшиеся люди, они жили в большом доме в престижном районе Арборз, а сама Пейтон еще год назад считалась послушной дочерью, хорошо училась и играла за школьную команду в хоккей на траве. Однако летом она начала встречаться с моим дружком Аароном, большим любителем развлечься, впрочем, вполне безобидным. Осенью Пейтон выгнали из католической школы Святой Микелины. Родители, конечно, были не в восторге, но надеялись, что бунтарство Пейтон — сиюминутная блажь, которая пройдет, стоит им с Аароном разбежаться. Через несколько недель так оно и произошло, но к тому времени мы с ней уже подружились.