Лаура обходила пуму десятой дорогой. Могла бы, и по стенке пошла, чтобы не столкнуться с хищником. И когда я, в сопровождении сытого кота, собралась присесть на единственный свободный стул за столом, рядом с ней, она отскочила как ужаленная.

— Мурёныш очень воспитанный мальчик, — сказала я, не выдержав. — Он не укусит, не поцарапает. Он хорошо относится к людям.

— Это дикое животное, — фыркнула она и подняла свою тарелку. — Мало ли что ему придет в голову.

Я едва не закатила глаза. Сколько раз подобное слышала — не счесть. Предрассудки у некоторых людей бывают такие мощные, что никакими доводами не пробьешь. Но я решила попробовать. Все-таки полчаса назад она снимала мерки, выслушала мои пожелания по поводу платья на завтра и рассказала, что будет моей стилисткой-визажисткой на протяжении всего месяца. Лучше бы с ней подружиться.

— Я Мурёныша воспитывала с детства, — говорила я, потирая зверю шейку. — Не спорю, пумы бывают разные, не все идут на контакт. Мне, можно сказать, повезло с Мурёнышем. Его вообще хотели в зоопарке усыпить, ведь он родился слабым и мама-пума отказалась от него. Я его сама молоком кормила. Он вырос размером меньше своих сородичей, но, к счастью, вполне здоровым. Да, малыш?

— Мряя!

Пока я говорила, Лаура поменялась местами с Ником — тот с удовольствием почесал кота под белым подбородком и вернулся к еде.

— Мурёныш… Кто так пуму называет? — хмыкнула она и отпила вина. — Ему бы более красивое имя подобрать.

И тут кольнуло понимание — дружбы не получится.

— Он по паспорту Илья Муромец, — заявила я. — Поэтому Мур. Мурёныш.

Герман прыснул в кулак, едва не подавившись. Кальвин вскинул брови. Остальные с удивлением переглянулись. Лаура, явно не знакомая с русскими былинами, пожала плечами и подцепила палочками ролл.

— Да, полное звучит неплохо.

— Его в зоопарке так назвали, — поспешила я почему-то оправдаться. Скорее перед Германом, который с трудом сдерживал улыбку, покачивая головой.

— Здесь, в Лондоне, столько всего интересного, — сказал с тоской Ник, заложил руки за голову и откинулся на спинку стула, обитую фиолетовым бархатом. — А мы будем снова торчать в доме.

— Тем более Афина завтра пойдет с боссом в Роял Альберт Холл, да? — Якоб как раз склонился над тарелкой и усмехнулся исподлобья, отчего улыбка его выглядела весьма зловещей.

— У нас с ней чисто дружеская попойка была, приятель, — заверил Ник. — Что ж поделать, если ты не поддерживаешь ее дикий нрав.

— Из нас тут никто не конкурент боссу.

Аппетит пропал напрочь. Я запихнула в себя оставшиеся три ролла, потому что надо, и покинула столовую вместе с котом. Радовало, что никто не прокомментировал мой тихий уход.

В Якобе было что-то противное. Не знаю почему. Может, каждый адвокат дьявола обладает нехорошей энергетикой, а он, как я поняла, в подобной роли и выступал — отвечал за юридическую сторону нашего путешествия.

Или виной всему случайно оброненная фраза? Бас и Афина идут завтра вместе? Зачем тогда мне платье? Или мы идем вчетвером?

В какофонии этих мыслей я и уснула с Мурёнышем под боком, на большой двуспальной постели, под фиолетовым балдахином с золотистыми кисточками. А разбудили меня среди ночи стоны, прямо за стенкой.

Нет сомнений, стонала Афина, причем от бешеного удовольствия. Ритмично постукивало дерево об дерево. Ножки о паркет. Со слабой надеждой я обернулась — вторая половина кровати оставалась пустой.

Это для меня наказание? Слушать, как Бас трахает свою бывшую прямо у меня над ухом?

Я сморгнула слезы и отшвырнула одеяло. Пойду с котом спать в гостиную. Или на кухню, или на улицу под мраморным грифоном. Вообще, все равно куда! В этом огромном особняке должна найтись свободная комната, подальше отсюда.

Мурёныш вставать не хотел. Я его мягко толкала, тянула, но это все же не кот — не возьмешь и не понесешь с собой. Спал без задних лап. А мои уши пылали: стоны, шлепки и яркие вскрики не стихали. Я остановила себя за секунду до того, как запустить хрустальный графин в стенку.

— Если тебе не мешает, спи сам тут! — заявила я и вышла в коридор. Ковер с роскошными витками узоров заглушал мои шаги, стоны становились все дальше. Когда спустилась на первый этаж, стало почти не слышно. Почти. Я пошла вперед по коридору с бордовыми стенами и картинами в золотых рамах, подсвечивая себе путь айфоном. Должен же быть от него хоть какой-то толк, раз звонить нельзя.

Перед первой попавшейся дверью я замерла. А если там кто-то есть? Не хотелось бы вломиться в пижаме к кому-то из парней. Я прислонила ухо к двери: тихо работал телевизор. Занято, сюда не пойдем. А вот за следующей дверью стояла тишина. Я постучала на всякий случай и, когда через минуту не дождалась ответа, вошла, осторожно заперла за собой.

Свет айфона выхватил из темноты чемодан возле пустой двуспальной кровати. Очень знакомый чемодан. В воздухе витала горечь пожара. Повезло, черт, попасть в ту комнату, где Бас оставил свои вещи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Откуда-то донесся тяжелый полувздох-полустон, отчего у меня на затылке волоски зашевелились. Сердце забухало в груди. Я нервно замахала смартфоном, и свет запрыгал по мебели, бархатным портьерам, отразился слепящим лучом в высоком зеркале, лизнул приоткрытую дверь в ванную комнату.

Английские дома славятся призраками, но вздох, который я слышала, был вполне знакомым. Бас? Я на цыпочках двинулась к проему, откуда, по идее, и донесся звук.

Может, я все-таки немного спятила? Правильно бы покинуть комнату и продолжить поиски ночлега, но любопытство подгоняло только вперед. Там, в ванной, ведь Бас? Что он делает в темноте? С того момента, как я услышала вздох, не донеслось больше ни звука. Почему так тихо? Что, если мне просто почудилось?

Айфон в руке подрагивал. Мой “фонарик” будет заметен. А Басу, чтобы хорошо видеть, лампочки не нужны, как я поняла по разговору с Германом. Так что я, недолго думая, хлопнула ладонью по выключателю и вошла в ванную комнату, залитую светом.

На фоне бежевой плитки ярко сверкала огромная овальная ванна на ножках, в которой спал Бас. Руки его свисали по бокам, голова умостилась на импровизированной подушке из полотенца, а голубоватая вода совсем не скрывала обнаженное мускулистое тело. По веткам вен проносилась лава. Зардевшись, я мигом отвела взгляд в сторону. На полу валялись пустые формочки для льда, но во влажном воздухе висели клубы пара.

Бас недовольно скривился и протер рукой глаза, после чего резко сел, уставившись на меня. Вода всколыхнулась и выплеснулась на кафель.

Мои стопы приросли к полу. А язык — к небу. Такое ощущение, будто я забралась в берлогу к медведю, потревожила его зимний сон и он, злой и голодный, сейчас съест меня. И притвориться мебелью — лучший для меня вариант.

Так, ну, значит, это не Бас этажом выше вколачивает Афину в кровать. И то приятно. А теперь пора сваливать.

— Что случилось, Диана? — хрипло спросил он.

— Ничего такого! — слишком бодро выскочило из меня, оттого звонко и фальшиво.

Я изо всех сил старалась удерживать взгляд на мраморной плитке, и не смотреть на то, как по широким бугристым плечам стекают капли, прокладывают путь по мощной груди и ныряют в воду, в которой скрылись отчетливые кубики пресса и крупный член. Вот уж не уверена я, что хорошо потерять девственность таким убийственным орудием.

— Прошу прощения за вторжение! — выдавила из себя, пятясь. — Спокойной ночи!

— Говори, что произошло? — Бас ухватился за бортик и, представая передо мной в полном обнаженном великолепии, выбрался из ванны. Комната вмиг сжалась до размеров клетки, в которой мы перевозим пуму. Лицо мое горело, как ошпаренное.

Чтоб уже наверняка, я прикрыла пальцами свои любопытные глаза.

— На втором этаже… шум разбудил меня. Я пошла искать более тихую спальню.

— Можешь спать на моей кровати.

— А вы?… — я сделала щелочку между пальцами — Бас закутывался в халат. Можно выдохнуть.