— Тот, кто должен был тебя защищать.

Себастьян

Холодный железный пол и комната два на два метра — Мартин не отличился гостеприимством. Боялся, что я кровать превращу в оружие и пробью ею потолок? Или наслышан о моем диком огне?

Лучше бы ему меня не злить. Не сжег его Лагерь в прошлый раз — сожгу в этот.

На инструкции клюнул и добрался до нас раньше, чем я рассчитывал. Испортил мне сегодняшний вечер с Дианой, сукин сын.

Как она там? Справляется? Она сильная девочка, у нее большой потенциал, но нужно его правильно направить и подтолкнуть. Незаметно. Чтобы ни о чем не заподозрила.

В чем я был уверен — Мартин ничего ей не сделает. Он еще та мразь, но принципиальная мразь. Лучше побыть под его присмотром, чем попасть на мушку киллеров из Апексориума. Те без раздумий расстреляют в упор каждого из моей команды или возьмут в заложники Диану и будут меня шантажировать.

У нас с Мартином была одна точка соприкосновения — мы теперь оба ненавидели Апексориум. И когда я в Канаде смотрел будущее и увидел, что Диана среди ночи разговаривает с ним по телефону, не стал мешать. Мартин был бы мощным союзником. Теоретически. Если отставить в сторону то, что он меня едва не убил.

Я пытался мыслить, руководствуясь холодным расчетом. Разобраться с Мартином стоит до возвращения на трон — потому что иначе он возглавит оппозицию Лагерей, которые окажутся против моих планов. Разобраться это: договориться или убить.

Диана сейчас бы взвилась: никого убивать не нужно! Не убивай! Я, как сейчас, помнил ее отчаянный умоляющий взгляд, когда она просила за Ника. Дело не в Нике. Она бы за любого попросила.

Все же хорошо, что она не попала на восемнадцатилетие в Апексориум. Там бы ее сломали, убедили, что убивать ради дела нормально. Апексориум кормился больше всего на инсценировке самоубийств. Легко убрать человека, без всяких подозрений, изменив ему будущее так, что он наложит на себя руки.

Что я буду делать, когда вернусь на трон? Нужно снизить цену и ужесточить отбор заказов. Если Апексориум вообще откажется от киллерства, заказчики найдут других исполнителей. Спрос рождает предложение, и потом вырастет еще один Апексориум, в котором будет намного меньше порядка.

Нет, я уверен, Диана не захочет править, когда узнает всю подноготную империи. Но с ее изворотливостью, пытливостью, усердием, она может быть полезна.

Я сгорал от нетерпения — что она творила сейчас? Сомневаюсь, что с радостью побежала домой и выбросила кольцо в мусорное ведро. Я неотрывно наблюдал за ней последние дни и видел, как она все больше тянется ко мне, словно цветок к солнцу. Меня сложно назвать солнцем. Я такое, жгуче-слепящее, а не весенне-теплое.

Многое зависело от того, как она сейчас себя поведет: ее будущее, наше. Я же в любом случае выкручусь. Диана не знала, но своим поступком подкинула мне идею. Пока она сладко спала в нашей постели в субмарине, я обзвонил со спутникового телефона нескольких командиров. Теперь я, возможно, пойду в наступление на Апексориум раньше, чем собирался.

— Как спалось Себастьян? — раздалось отовсюду и ниоткуда. У Мартина голос бодрый с толикой издевки. Чувствовал себя хозяином положения. Да пожалуйста, пока я разрешаю. Он ведь не думает, что поймал меня благодаря своему мастерству, а не потому, что я позволил?

Таких ошибок, как прежде, я не допущу.

— Отлично спалось, — осклабился я и подошел к той стене, которая, видимо, была из бронированного матового стекла. — Не хочешь выйти из норки и поздороваться лично?

— В другой раз, когда мне привезут противопожарный костюм. Наслышан о твоих подвигах в Роял Альберт Холле.

— От моего огня тебя не спасет никакой костюм.

— Через пару суток без сна ты будешь не таким самоуверенным.

Я внимательнее осмотрел пол и стены. Не поспать хотя бы несколько часов губительно для ресемитора. Мы восстанавливаемся во сне, смотрим будущее и им управляем. Лишить сна — подло. Но эффективно. Собираются светом будить или током? И то и другое я научился терпеть еще во время обучения в Апексориуме.

Хотя нас, конечно, не били током сутками напролет.

— Решил пытками добывать информацию?

— А по-другому ты не заговоришь.

Пытки на самом деле чепуха. Лишь бы он не тронул Диану. Тронет хоть пальцем — уничтожу все, превращу весь Лагерь в пепел.

— Мне ничего не стоит унести с собой знания в могилу.

— Хочешь свою девочку вдовой оставить? Может, для нее так и лучше. Она уже подписала контракт и поехала к родителям.

Мартин мог лгать. Диана могла притворяться последние дни. Я мог быть слишком ослеплен чувствами, чтобы заметить притворство. Но что ей делать? Ломиться ко мне в камеру?

— Твой контракт ничего не значит, я ее заберу, как только выйду отсюда.

— Я бы так не был уверен. Она теперь под моей защитой. А я умею убеждать, ты знаешь, Диана легко поддастся. Расскажу о тебе еще много любопытных фактов, после чего вряд ли ты ее еще когда-нибудь увидишь.

Мразь. Договариваться с ним? Вбить мордой в асфальт с такой силой, чтобы голова разлетелась как разбитый арбуз. И никакой дар не спасет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Кровь закипела. Точно лава хлынула в вены, блок на даре трещал по швам, едва сдерживая чистое безумие. Выломать бы кусок железа из пола и долбить им по бронированному стеклу, пока не расколется.

Языки пламени промчались по моей одежде, сжирая ее мгновенно, и на матовое стекло хлынула волна огня, пробирая его до трещин. В громкоговоритель донеслась ругань, и звук затих, после чего из пола ударил мощный разряд тока.

Меня враз точно разорвало на части. Я сцепил зубы и грохнулся на пол, теряя равновесие, получая новую дозу тока, по бедрам, спине. Судороги скрутили мышцы, спазм перехватил горло. Лава схлынула с крови, дар засуетился, регенерируя тело.

Все затихло, мигнул пару раз свет. У меня помутнело в глазах.

— До завтра, Себастьян. Не хочешь новой дозы тока — не спи и не жги ничего.

Я бы ему ответил, но горло до сих пор не отошло от спазма. Если я отсюда не выйду через сутки — ему же будет хуже. И его Лагерю. Да, у меня много врагов, но и сторонников немало.

— Мама, что ты имеешь в виду?

Ее глаза забегали в растерянности. Никогда я не видела, чтобы ее лицо стало бледнее и бесцветнее, чем волосы. У нее всегда на щеках горел румянец, а сейчас будто вся кровь отлила вниз.

— Мам, ты в порядке? — Я испугалась, что ей плохо. Она покачала головой.

— Наверно, ляпнула что-то не то. Забудь.

Она намерилась подняться с дивана, отворачиваясь. Я поймала ее за руку.

— Нет, подожди. Скажи, кто должен меня защищать?

Губы ее вытянулись в тонкую линию. По контракту мне нельзя обычным людям рассказывать о даре, Лагерях и обо всем подобном. Но я только спрошу.

— Ты знаешь что-то о ресемиторах?

Всполошившись, мама заперла комнату, будто кто-то мог к нам внезапно ворваться, вернулась на диван и взяла мои ладони дрожащими руками.

— Не знаю, сможешь ли ты меня простить, Диночка… — Ее голос шелестел тише, чем бумага. — Я не смогла раньше ничего рассказать. Я надеялась до последнего момента, что Он не сдержит обещание. Когда Он бросил меня беременную, клялся, что всю жизнь будет оберегать нашу дочь. Если сам умрет, оставит после себя надежного человека. Он говорил, что, возможно, долго не проживет. И несмотря на это хотел, чтобы ты пошла по его стопам. Говорил, тебя заберут после восемнадцатилетия. Я не верила ему. Я вышла замуж за твоего папу, чтобы избавиться от этого сумасшедшего… Только папа твой отец, слышишь? Пусть не родной, но это не имеет никакого значения. Он тебя вырастил, он тебя любит.

Я уже не дышала, не моргала. Смотрела на мать, и ее лицо расплывалось перед глазами.

— Ты ведь сбежала от них? — донеслось до меня через вату. — Они тебя похитили?