– Я любил этого ребенка, – сказал сэр Генри тем невыносимо прочувственным тоном, который был в ходу у Анкредов. – Любил, как родную дочь. «Моя самая любимая любимица» – называл ее я. И никогда не скрывал, что выделяю ее среди остальных. После моей кончины, – продолжал он, все больше повергая Агату в смятение своей проникновенностью, – ей бы это стало понятно… но, увы. – Он шумно вздохнул.

Не зная, что сказать, Агата принялась вытирать палитру. Свет, падавший из единственного незанавешенного окна, уже потускнел. Когда сеанс кончился, сэр Генри выключил рампу, и в маленьком театре по углам притаились тени. От тянувшего сверху сквозняка они беспокойно шевелились; конец веревки, на которой висел задник, хлопал о раскрашенный холст.

– Что вы знаете о бальзамировании? – переведя свой голос в самый низкий регистр, спросил сэр Генри, и Агата чуть не подскочила.

– Пожалуй, ничего.

– А я этот вопрос изучал. Глубоко изучал.

– Вообще-то я полистала ту любопытную книжечку в гостиной, – помолчав, призналась Агата. – Ту, что лежит под стеклом.

– А, да-да. Она принадлежала моему предку, который перестроил Анкретон. Его, кстати, самого бальзамировали, так же как и его отца и деда. У Анкредов такая традиция. Наш семейный склеп в этом отношении весьма примечателен, – мрачно заметил он. – Если меня похоронят в Анкретоне – отечество может распорядиться иначе, но, конечно, не мне об этом судить, – так вот, если меня похоронят здесь, традиция тоже будет соблюдена. Я дал четкие указания.

«Господи, – взмолилась про себя Агата, – сменил бы он тему, а то уже невозможно». И пробормотала что-то невнятное.

– Вот так, – безрадостно подытожил сэр Генри и собрался уходить. Подойдя к ведущим на сцену ступенькам, он задержался.

«Сейчас сообщит еще что-то, столь же доверительное, – подумала Агата. – Только хорошо бы – что-нибудь повеселее».

– Как вы относитесь к бракам между двоюродными братьями и сестрами?

– Я?.. Я, право, не знаю, – лихорадочно соображая, промямлила она. – Кажется, я слышала, что современная медицина их допускает. Но, честно говоря, я в этом не сведуща и…

– А я – против! – громко заявил он. – Я такое не одобряю. Поглядите на Габсбургов! А испанские короли? А Романовы? – К концу он говорил уже тихо, а потом, проворчав что-то себе под нос, и вовсе замолк.

– Панталоша… – надеясь отвлечь его от этих мыслей, начала Агата.

– Ха! Нынешние доктора ничего не понимают, – сказал сэр Генри. – Стригущий лишай, эка невидаль! Обычная детская болезнь, а Уитерс уже месяц возится без толку и теперь надумал свести ребенку волосы депиляторием. Какая гадость! Я поговорил с ее матерью, но лучше бы держал язык за зубами. Кто будет слушать старика? – риторически спросил он. – Никто! У нас древний род, миссис Аллен. Наш герб восходит к тем временам, когда мой пращур, знаменитый Сиур Д'Анкред, сражался бок о бок с Вильгельмом Завоевателем. И даже еще раньше. Да, еще раньше. Это славный род. Возможно, и я по-своему внес скромный вклад в его историю. Но что будет, когда меня не станет? Где мой наследник, вопрошаю я. И кто же предстает моему взору? Некое су-ще-ство! Жеманный вертопрах!

Сэр Генри явно ждал, что она выразит свое отношение к характеристике, данной им Седрику, но Агата не могла придумать ничего подходящего и молчала.

– Последний из рода Анкредов! – Он сверкнул глазами. – Рода, который пришел в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем и…

– Но, может быть, он еще женится, – сказала Агата, – и родит…

– Кого? Плюшевого зайку? Тьфу!

– Может быть, мистер Томас Анкред?..

– Старина Томми? Нет. Я с Томми говорил. Он не понимает. Он так и умрет холостяком. А у Клода жена уже не в том возрасте. Я всю жизнь надеялся, что после моей смерти род Анкредов не угаснет. Тщетные надежды!

– Поверьте, вы видите все в слишком мрачном свете, – сказала Агата. – И что за разговоры о смерти? Такой крепкий мужчина… Кто другой простоял бы целый час в шлеме, который весит чуть не пятьдесят фунтов? Жизнь может преподнести вам еще много приятных сюрпризов и интересных перемен.

Он немедленно расправил плечи и снова стал галантным рыцарем – в этом мгновенном преображении было даже что-то жуткое.

– Вы думаете? – Ловким движением он незаметно поддернул плащ. – Что ж, может быть, вы и правы. Умница! Да-да, в моей жизни еще возможны интересные перемены. Более того… – он замолчал и как-то очень странно хмыкнул. – Более того, для других это будет большой сюрприз.

Агате не суждено было узнать, намеревался ли сэр Генри разъяснить свое загадочное пророчество, потому что в эту минуту распахнулась боковая дверь и в театр ворвалась мисс Оринкорт.

– Нуф-Нуф! – гневно закричала она. – Ты обязан вмешаться! Вылезай из своего карнавального костюма и защити меня! Эти твои родственнички меня уже доконали. Все! Либо они, либо я. Идем!

Она стремительно прошагала к сцене и, уперев руки в боки, встала перед сэром Генри – воительница, да и только!

Как показалось Агате, сэр Генри посмотрел на нее скорее с беспокойством, чем с удивлением и забормотал что-то примирительное.

– Нет, и не думай, – сказала мисс Оринкорт. – Хватит мямлить, пора действовать. Они в библиотеке засели. Против меня сговариваются. Я зашла, вижу, Полина когти выпустила, шипит, объясняет им, как меня отсюда выпереть.

– Дорогая, успокойся, нельзя же так… Ты заблуждаешься, я уверен.

– Я что, дурочка? Говорю тебе, своими ушами слышала! Они все против меня. Я тебя предупреждала и снова предупреждаю, но в последний раз. Они хотят оболгать меня. Это заговор. Все нервы мне издергали! Нуф-Нуф, я так больше не могу. Либо ты сейчас же поставишь их на место, либо я собираю вещи – и, как говорится, будьте здоровы, нам не по пути, адью!

Он взглянул на мисс Оринкорт с несчастным видом, потом, поколебавшись, взял ее за локоть. Губы у нее задрожали, и она грустно на него посмотрела.

– Мне здесь очень одиноко, Нуф-Нуф. И я боюсь.

В глазах у него вспыхнула безграничная нежность – видеть это было странно и до боли трогательно.

– Пойдем. – Сэр Генри навис над ней в своем устрашающем наряде. – Пойдем вместе. Я поговорю с этими неразумными детьми.

Театр находился в северной части восточного крыла. Убрав краски и кисти, Агата выглянула за порог и увидела, что зимнее солнце все еще шлет на Анкретон бледные лучи. Она чувствовала, что голова у нее распухла от работы. Подъездная дорожка, сбегавшая по склону холма между голыми неподвижными деревьями, звала ее к себе. Агата накинула пальто и вышла прогуляться. Студеный воздух кусал ей глаза, земля под ногами упруго звенела. Агату вдруг охватил восторг, и она побежала. «Как нелепо, – пронеслось в ее сознании, – бегу и радуюсь». Запыхавшись, она перешла на шаг и стала прикидывать, как распределит работу дальше. Голову она трогать уже не будет. Дня через два голова должна высохнуть. Завтра она напишет руки и складки плаща вокруг них, а когда сэр Генри уйдет, снова часок поработает над фоном. Не спеша, мазок за мазком, каждый раз напрягая и ум, и руку, каждый раз напоминая себе об общей схеме.

Дорожка вилась меж грядами мертвых листьев, над головой шумели на ветру промерзшие ветви. У подножия холма виднелись ворота. Солнце ушло, из лощин выползал туман. «Только до ворот, и сразу обратно наверх», – подумала Агата. Сзади послышались цоканье копыт и тихий скрип колес. Росинант вывез из-за деревьев двуколку, в которой, теребя вожжи, восседала мисс Оринкорт – в длинных перчатках, в мехах и, кажется, в неплохом настроении.

Агата подождала, и, поравнявшись с ней, мисс Оринкорт остановилась.

– Я в деревню, – сказала она. – Хотите со мной? Поехали, будьте лапочкой; мне в аптеку надо, а я боюсь, этот зверь без присмотра удерет.

Агата забралась в двуколку.

– Править умеете? Ой, будьте лапочкой, а то я терпеть не могу. – Мисс Оринкорт передала Агате вожжи и немедленно полезла в свои меха за портсигаром. – Не могу я сидеть в этой гробнице одна, меня жуть берет. А они поехали на ужин в какой-то другой морг, по соседству. Ха, по соседству! Переть черт те куда. Все поехали: и Седрик, и Поль, и старуха Полина. Компашка будь здоров! Но теперь-то хвосты они поджали, лапочка, и даже очень. Я что хочу сказать, вы же заметили, какая я была расстроенная, правда? А Нуф-Нуф, он ведь тоже не слепой. – Она захихикала. – Ой, лапочка, жалко, вы его не видели! С этой жестянкой на голове и вообще. Вошел в библиотеку, так эффектно, ну чистый король, и выдал им за все сразу. Эта дама, говорит, моя гостья, будьте добры не забывать! Ну и еще много чего сказал. Я думала, со смеху лопну. Полина и Милли прямо позеленели, краше в гроб кладут, а бедняжка Седрик только чего-то блеял и ручками размахивал. Нуф-Нуф заставил их извиниться. В общем, какое-никакое, а все ж событие. – Она вздохнула. – Ведь в этом болоте противней всего, что ничего не происходит. Совсем ничего. И занять себя нечем, весь день только и делаешь, что ничего не делаешь. Господи, как же я влипла! Если бы месяц назад кто сказал, что я здесь со скуки озверею и готова буду среди этого доисторического реквизита на карачках ползать, я бы подумала, что у человека не все дома. Ну да ладно, в армии, наверно, было бы еще хуже.