Фенелла посмотрела на мать, потом перевела взгляд на Поля и беспомощно покачала головой.

– Возражать ей было бесполезно, – сказала она. – И я сдалась. Все это было дико и одновременно смешно, а главное, в ней было что-то по-настоящему жалкое. – Она снова повернулась к Родерику. – Не знаю, поверите ли вы мне.

– Отчего ж не поверю? Когда я с ней разговаривал, она была обозлена и настроена враждебно, но я тоже заметил в ней черты, о которых вы говорите. Черствый цинизм, наивность и простодушная искренность – все это странным образом перемешано в ее характере. Такое сочетание действует обезоруживающе. Подобные экземпляры встречаются среди карманников.

– Знаете, как ни удивительно, я почувствовала, что она человек честный и у нее есть свои принципы, – продолжала Фенелла. – Мысль о ее браке с дедушкой по-прежнему вызывала у меня отвращение, но я вдруг твердо поверила, что у нее хватит ума вести себя порядочно. И самое главное, я поняла, что титул значит для нее гораздо больше, чем деньги. Она относилась к дедушке с теплотой, она была благодарна ему за то, что он собирался дать ей титул, и никогда не совершила бы поступка, который заставил бы его передумать. В общем, я стояла и смотрела на нее разинув рот, но тут вдруг она подхватила меня под руку и, хотите верьте, хотите нет, мы с ней, точно две школьные подружки, пошли вместе наверх. Она пригласила меня в свои кошмарные апартаменты, и я сидела там на ее кровати, а она поливала себя довоенными духами, красилась и одевалась к ужину. А потом мы пошли ко мне, и теперь уже она уселась на мою кровать, а я стала переодеваться. Все это время она трещала без умолку, а я словно впала в транс и только слушала. Честно говоря, все это было более чем необычно. Вниз мы спустились тоже вместе и наткнулись на тетю Милли – она метала громы и молнии, потому что нигде не могла найти пузырьки с лекарствами. Мы с Соней, конечно же, о них забыли и оставили в «цветочной». Но самое странное в том, что, хотя я по-прежнему очень отрицательно относилась к связи Сони с дедушкой, я уже не могла ненавидеть ее, как прежде, – тихо завершила свой рассказ Фенелла. – И, мистер Аллен, я готова поклясться, что ничего плохого она ему не сделала. Вы мне верите? Вам пригодится то, что я рассказала? Мы с Полем считаем, что это очень важно.

Родерик, наблюдая за Дженеттой, увидел, как ее бледное лицо вновь порозовело, а стиснутые руки разжались.

– Да, все это может сыграть очень важную роль, – переведя взгляд на Фенеллу, сказал он. – Вы помогли мне распутать один из самых трудных узелков.

– Один из?.. Но разве это не?..

– Вы хотите добавить что-нибудь еще?

– Нет, теперь очередь Поля. Давай, Поль, говори.

– До-ро-гая, – низким грудным голосом произнесла Дженетта по слогам, и это слово прозвучало, как троекратно повторенное предостережение. – Ты ведь уже изложила вашу точку зрения. Может быть, хватит?

– Нет, мамочка, не хватит. Поль, говори.

– Боюсь, это прозвучит тривиально и даже немного напыщенно, – скованно, извиняющимся тоном начал Поль, – но мы с Фен в самом деле очень тщательно все взвесили и пришли к определенному выводу. Конечно, с самого начала было ясно, что в анонимках подразумевалась Соня. Она была единственная, кто не получил письма, и от смерти дедушки выгадала больше всех. Но ведь анонимки были написаны еще до того, как у нее в чемодане нашли банку с ядом, и в то время против Сони не было вообще ни малейших улик. Так что, если она невиновна – а я, как и Фенелла, в этом убежден, – возникают два варианта. Либо автору анонимных писем в отличие от всех нас было известно нечто такое, что навело его (или ее) на подозрения; либо анонимки были написаны исключительно со злости, чтобы, говоря без обиняков, отправить Соню на виселицу. Если так, то, думаю, банку с отравой злонамеренно подбросили. И мне, вернее нам с Фенеллой, думается, что тот же самый человек подложил в судок для сыра книжку о бальзамировании, потому что боялся, что иначе про эту книгу забудут, а тут он очень эффектно ткнул ее нам прямо в нос. Поль замолчал и с беспокойством поглядел на Родерика.

– Пока вы рассуждаете логично, – сказал тот.

– В таком случае, сэр, надеюсь, вы согласитесь, насколько важно еще одно обстоятельство, – быстро продолжил Поль. – Я снова возвращаюсь к тому идиотскому эпизоду с книгой в судке и добавлю, что в этой связи наш кузен Седрик предстает в довольно зловещем свете. Другими словами, если мы правы, нам придется со всей ответственностью обвинить его в попытке умышленного убийства.

– Поль!!!

– Простите, тетя Джен, но мы решили сказать всё.

– Даже если вы правы – а я уверена, что нет, – то вы хотя бы подумали о последствиях? Нас будут склонять в газетах. Разразится скандал. А каково будет бедняжке Милли, которая боготворит этого паршивца?

– Простите, тетя Джен, – упрямо повторил Поль, – но увы.

– Нет, это бесчеловечно! – Дженетта всплеснула руками.

– Раз уж мы заговорили о сыре, давайте разберем тот обед по порядку, – примирительно сказал Родерик. – Расскажите, что было до того, как в судке обнаружили книгу? Кто что делал?

Его вопрос привел их в замешательство.

– Мы просто сидели, – нетерпеливо сказала Фенелла. – Ждали, когда кто-нибудь первым встанет из-за стола. В Анкретоне всем командует тетя Милли, но тетя Полина (мама Поля) считает, что раз она теперь там поселилась, то она и есть хозяйка дома. Она – Поль, милый, ты не сердишься, что я так говорю? – она вечно фырчит и дуется на тетю Милли и за столом всегда внимательно следит за ней, чтобы, едва та кивнет, немедленно встать и уйти. Мне кажется, в тот раз тетя Милли нарочно, ей назло, держала нас за столом так долго. Как бы то ни было, мы все там застряли.

– Соня ерзала и недовольно ворчала, – добавил Поль.

– Тетя Дези сказала, что неплохо бы варить суп погуще, а то в тарелках дно просвечивает. Тетя Милли, конечно, взвилась. И со смешком заметила, что никто не заставляет Дези жить в Анкретоне.

– А Дези заявила, будто ей доподлинно известно, что Милли и Полина специально припрятали несколько банок с консервированными снетками.

– Тут все загалдели наперебой, и Соня сказала: «Пардон, но почему хору не раздали текст?». Седрик прыснул со смеху, встал и подошел к серванту.

– Это и есть наш главный аргумент, сэр, – решительно вступил Поль. – Книгу нашел Седрик. Он прошел к серванту, взял судок, вернулся с ним к столу, встал за спиной у моей матери и вывалил книгу прямо ей на тарелку. Можете себе представить, как это ее напугало.

– Она завизжала и упала в обморок, – добавила Фенелла.

– Мама и так была вся на нервах, – смущенно объяснил Поль. – На нее очень сильно подействовали похороны. И она правда потеряла сознание, тетя Джен.

– Милый мой, я разве сомневаюсь?

– Она перепугалась до смерти.

– Еще бы! – пробормотал Родерик. – Книги о бальзамировании на десерт подают нечасто.

– Мы Седрика чуть все не убили, – продолжал Поль. – На саму книгу в ту минуту никто внимания не обратил. Мы просто дали ему понять, что пугать людей не такая уж остроумная шутка и что он вообще скотина.

– Я в это время за Седриком наблюдала, – сказала Фенелла. – Он вел себя как-то странно. Не спускал глаз с Сони. А потом, когда мы все вместе выводили тетю Полину из столовой, он вдруг по своему обыкновению пронзительно вскрикнул и сказал, что в этой книге есть одно интересное место. Подбежал к двери и начал читать нам вслух про мышьяк.

– И тут кто-то вспомнил, что будто бы видели, как эту книгу листала Соня.

– Клянусь вам, – вмешалась Фенелла, – Соня даже не понимала, к чему клонит Седрик. По-моему, она и до сих пор толком не поняла. Тетя Дези тут же вошла в образ и застонала: «Нет, нет, умоляю, ни слова боле! Я этого не вынесу!», а Седрик промурлыкал: «Но, Дези, солнышко, что я такого сказал? Разве нашей милой Соне возбранялось читать, как забальзамируют ее жениха?» Соня ударилась в слезы, закричала, что мы все против нее сговорились, и выбежала из комнаты.