Ах, какое это интересное ощущение!
Такой твёрдый металл, а подчиняется мне. В эту минуту я чувствую себя таким сильным, таким могучим человеком, который может сделать всё, что только он захочет.
Как жаль, что чаще всего появляется всё-таки чувство растерянности и беспомощности, когда работаешь. Но это надо преодолеть, и тогда всё будет хорошо.
Тарас Бульба хвалит меня больше, чем других. Он говорит, что у меня есть «чувство металла».
— Из тебя со временем непременно выйдет королева фрезерного дела! Уж я-то вижу людей. Уж я-то сразу замечаю, кто чего стоит.
А сегодня он и Вовку похвалил.
Хуже всех работают на станке Лийка и Пыжик. Она, кажется, боится фрезерного станка, ну а поэтому у неё и не получается ничего. Отстаёт от других и Пыжик. Я думаю, это потому, что он хочет показать себя опытным мастером, а чтобы удивить всех, фантазирует на станке, вместо того, чтобы работать по правилам. И вот странно: и Лийка, и Пыжик сочувствуют друг другу, и на этой почве у них завязалась такая дружба, что теперь он уже приглашает Лийку к себе, и она вошла в нашу пятёрку отважных почти как равноправный член товарищества.
Марго сегодня сказала, чуть не плача, что ненавидит Лийку, считает её подлизой.
— Не знаю, — сказала Марго, — что ей надо от нас. То писала глупые стихи, то всё время лезет со своей дружбой. Ты скажи Лёне, чтобы он не приглашал её.
Я сказала:
— Пыжик потому, может, приглашает её, что она не верит ни в чертей, ни в бога. С ней, значит, есть о чём поговорить. А вот с тобой о чём ему говорить? О попах?
Марго посопела-посопела носом и сказала, чуть не плача:
— Думаешь, я верю? И раньше не верила… То есть, чертям ещё верю, потому что тут есть факты, а в бога… только так. Чтобы мама не ругалась.
— Не веришь? — обрадовалась я.
— А вдруг он есть? — вздохнула Марго. — Мне же совсем не трудно в него верить. Я же не мешаю никому.
— Значит, ты ещё веришь?
— На всякий случай никому не мешает верить. А если я скажу, что не верю… — Марго вздохнула. — Ты ведь не знаешь мою маму. Она же изобьёт меня, если я не буду верить.
Да, трудно мне с Марго! Пока у неё мама такая верующая, мне не легко перевоспитать Марго, а заняться её мамой — не хватает времени. Сейчас у меня столько разной работы, я даже не знаю, за что браться в первую очередь. Тут и Вовка, и соревнование за полёт в Москву, и учиться приходится не так, как в пятом и в шестом классах. Да ещё имею по пионерской линии нагрузку. В нашем отряде три звена: «Умелые руки», «Любознательные», «Спортсмены», Я в звене «Умелые руки», а наше звено шефствует над детским садом. У меня три подшефных малыша и все (вот смешные!) зовут меня «тётя Галя».
Это я — тётя Галя!?
С ними, между прочим, интересно возиться.
Они такие забавные и так любят меня, что, когда я долго не бываю в детском садике, мне будто не хватает чего-то.
На всякий случай вчера составила небольшой план. На первом месте, конечно, должна стоять учёба, чтобы не подвести класс. На втором — детский садик, В третью очередь займусь Вовкой. И четвёртая очередь — Марго и её мама…
1 ноября
Когда-то мы терпеть не могли английский язык, но с тех пор, как у нас появилась новая учительница Агния Петровна, мы ждём её уроки с нетерпением. Так же, как уроки Брамапутры и учителя истории.
Она понравилась нам сразу, как только появилась в классе, а вскоре мы полюбили её по-настоящему.
Агния Петровна уже не молодая. Лицо её покрыто морщинами, словно паутиной, но глаза такие девчоночьи, такие весёлые, что, право же, по глазам ей не больше пятнадцати лет. Просто удивительные глаза! И когда смотришь на неё, кажется, будто Агния Петровна надела на лицо маску старушки, а через прорези маски поглядывают глаза девочки, которая понимает нас, сочувствует нам, готова помочь каждый час, каждую минуту. Но мы не глаза её полюбили. Нет! И не за то, что она добрая. Мы любим Агнию Петровну за то, что она помогла нам полюбить английский язык.
Когда старую учительницу английского языка перевели после приступа инфаркта на пенсию, в класс пришла Агния Петровна и начала урок с рассказа о смешных приключениях человека, который, плохо зная английский язык, всё путал, произносил неправильно слова, и потому с ним происходили разные забавные истории.
Мы стали говорить о том, что в школе всё равно не выучишь английский язык по-настоящему, поэтому эти уроки только отнимают время у всех.
Славка сказал:
— Это ж мартышкин труд. Сколько ни учи — всё равно никто не научится говорить на нём, как по-русски.
Агния Петровна согласилась сразу.
— Ты прав, — сказала она, — в совершенстве вы не будете владеть английским языком, но, когда понадобится вам изучить его как следует, школьные знания очень и очень пригодятся вам. Но и то, что вы усвоите в школе, будет весьма полезным. В нашу страну приезжает сейчас много иностранцев. Ещё больше их будет у нас в ближайшие годы. Да и вам придётся побывать за границей. Если не всем, так многим. Мы будем плохими хозяевами, если не сумеем сказать на родном языке нашим гостям хотя бы несколько фраз, объяснить им, как попасть в то или иное место, где пообедать, побриться, купить необходимые вещи, посмотреть наши достопримечательности, побывать на футбольном матче, в театре, в наших музеях.
И мы решили, что немножко разговаривать по-английски не так-то уж и трудно, и если хорошо постараться, что-нибудь да получится.
На втором уроке мы уже бродили по Лондону, спрашивали полисмена, где можно остановиться, где пообедать, заходили в театры и музеи, — словом, держали себя как настоящие англичане.
Агния Петровна изображала полисмена, и мы очень хохотали.
Потом все поехали в Америку и оттуда писали письма Агнии Петровне, а приехав, рассказывали о своей поездке.
С каждым уроком заниматься становилось всё интереснее и интереснее. Мы начали выпускать газету на английском языке, сами преподавали английский язык, были гидами, а сейчас разучиваем на английском языке пьеску.
А совсем недавно Агния Петровна запретила разговаривать на её уроках по-русски, и если у кого не хватает слов, ему приходится «говорить руками». А это так смешно, что хочешь не хочешь, но, чтобы над тобою не смеялись, ты должна учить каждый день всё новые и новые слова.
И ещё она нравится нам всем, что не мелочная, что у неё можно даже подурачиться на уроках. Но только чуть-чуть. Она ужасно сердится, когда начинается «большой гвалт». Она становится у окна, спиною к классу, и говорит:
— Я жду, когда вы успокоитесь!
Но это давно уже было. Теперь она и не подходит к окну. Мы поняли быстро, что можно и чего нельзя делать на её уроках.
Раньше мы с ужасом думали: «Ах, сейчас начнётся отвратительный английский!» А теперь мы ждём его с нетерпением. Он совсем уж не такой плохой язык, как казался нам прежде. Он даже очень красивый язык. И гораздо легче русского. Грамматика английского языка проще нашей в сто раз. Одно плохо, что англичане придумали слишком много идиом.
Помню, на первых уроках мы откровенно признались Агнии Петровне, что не любим английский, потому что он некрасивый язык.
Она засмеялась и сказала:
— Может быть! Может быть! Но послушайте, как англичане пишут стихи. — И прочла стихотворение такое музыкальное, что оно понравилось всем. — А теперь я переведу каждую фразу! — сказала Агния Петровна и перевела.
Нам так понравились эти стихи, что мы захотели выучить их наизусть, и на другой день уже читали его хором:
1