– Да просто денег не хватает, вот и купили только две доски, – говорили педагоги, и нельзя сказать, чтобы они были не правы.

Сразу же возник вопрос – в какие кабинеты установят эти чудесные доски? Среди педагогов прочно укоренилось мнение, что интерактивные доски очень сильно облегчают жизнь. Можно сказать, что к уроку готовиться не надо – запустил с компа фильм и комментируй его.

– Мне лично – все равно, – повторяла Светлана Семеновна, – работала всю жизнь с обычной доской и дальше буду с ней работать.

– А что бы вам и не работать с обычной доской, Светлана Семеновна? – кривилась преподаватель географии Соковикова. – Ваш предмет не требует ни показа большого количества слайдов, ни демонстрации опытов… «Жи-ши» пиши через «и», можно и без интерактивной доски разъяснить.

В глубине души каждый педагог уверен в том, что его предмет – самый главный. Наверное, это правильно. Примерно так же каждый врач убежден в приоритете собственной специальности над прочими.

– Зря вы так считаете, Маргарита Михайловна! – кипятилась Светлана Семеновна. – Вы не представляете, сколько я мучаюсь с обычным проектором хотя бы во время урока «Петербург Гоголя и Петербург Достоевского»!

– Эту тему можно и на пальцах объяснить!

Родная сестра Соковиковой работала в окружном управлении образования, и оттого Маргарита Михайловна чувствовала себя экспертом в любой из педагогических областей.

– Вы забываете, Маргарита Михайловна, в каком месте мы с вами работаем! На пальцах здесь не объясняют!

– И очень зря! Некоторые темы можно прекрасно объяснить на пальцах!

– Мне бы ваши проблемы, – примиряющее вздыхал Вячеслав Мефодиевич. – В спортзалах электронных табло нет, а кому-то интерактивные доски покупают.

– Табло?! – хором возмущались педагоги «умственных» предметов. – Зачем оно вам?! Или соревнования между классами без него нельзя проводить?!

Вячеслав Мефодиевич обижался, «уходил в себя» и невнятно бормотал что-то насчет людей, которые много о себе возомнили.

То ли просочились слухи, то ли все решилось само собой, но одну доску ждали «физики», а другую – «химики», преподаватели самых, так сказать, «интерактивных» предметов.

Ожидания оправдались ровно наполовину – обе доски достались преподавателям физики.

– Анатолий Николаевич, вы ничего не перепутали, когда устанавливали доски? – спросила завхоза Калину преподаватель химии Феофанова. – В смысле – кабинеты. Точно ли обе доски должны были уйти «физикам»?

– Это нечистая сила путает, Галина Борисовна, – ответил Анатолий Николаевич, – а я выполняю распоряжения директора. Куда Эмилия Леонардовна велела – туда и поставили.

– А куда она велела?

– Куда велела – туда и поставили! – рассердился Анатолий Николаевич. – Что вы ко мне пристали? Вам по статусу не положено с меня отчеты требовать! Я, между прочим, заместитель директора! Так что прошу соблюдать субординацию и корпоративную этику.

Галина Борисовна оказалась настолько глупа (или же попросту привыкла доводить до конца любое дело?), что явилась к директору с претензией. Она ощущала себя борцом за высшую справедливость и твердо рассчитывала на понимание. Небось шла и видела, как демонтируют одну из досок и переносят к ней в кабинет химии.

Справедливости в мире нет и никогда не было. Эмилия Леонардовна не проявила ровным счетом никакого понимания. Напротив – в довольно красочных выражениях (Галина Борисовна цитировала ее ответ дословно всем любопытствующим) посоветовала ей не лезть не в свое дело. Галина Борисовна обиделась, утерла набежавшие слезы и ушла бухтеть в учительскую.

– Когда меня сманивали сюда из прекрасной школы, в которой я проработала более десяти лет, мне было дано столько обещаний…

– Насколько я помню, Галина Борисовна, вы просто мечтали расстаться с этой вашей «прекрасной» школой, – поддел ее преподаватель физики Мигульский. – Во всяком случае, вы сами так рассказывали.

– Если у вас галлюцинации, Яков Соломонович, то обратитесь к докторам! – В минуты гнева Феофанова становилась по-базарному грубой. – Не надо тут мне наводить тень на плетень! Я не позволю выставлять меня лгуньей!

– Да вы сами себя выставляете! – вмешалась Мартыненко, преподававшая математику и физику. – Устраиваете склоку из-за инвентаря! Постеснялись бы!

– А чего мне стесняться?! – взвилась Феофанова. – И кого стесняться? Вас? Захапали себе обе доски, так молчите! Интриганы!

Прозвеневший звонок не погасил скандала, а только отложил его ненадолго – до следующей перемены. К этому времени обиженными себя чувствовали обе стороны – «химики», которым не досталось интерактивной доски, и «физики», которых незаслуженно обвинили в интриганстве. Страсти достигли такого накала, что потребовалось двустороннее вмешательство администрации и медицины. Эмилия Леонардовна, которой кто-то сообщил о скандале, явилась в учительскую и напомнила всем, что это она решает, что где должно находиться, а я измерял давление, успокаивал и кормил таблетками.

Ничего – вроде как справились. Эмилия Леонардовна обошлась без увольнений, а я – без госпитализаций. Увы – затишье длилось недолго. До понедельника. В понедельник Яков Соломонович поделился в учительской первыми впечатлениями о работе с интерактивной доской. Сделал он это не то по простоте душевной, не то из желания досадить «химикам». Сам я склонен больше подозревать второе, ибо простофилей Якова Соломоновича назвать нельзя. Скорее всего, масла в тлеющий костер он подлил сознательно.

– Как все стало легко и непринужденно! – восхищался он. – И быстро! Не могу сказать точно, но восприятие материала совсем другое. Показать можно не только больше, но и более адресно. Возьмем, к примеру, восьмой «А» и восьмой «В»…

– Вам, Яков Соломонович, можно идти торговать этими интерактивными досками, – перебила «химик» Сергеева. – Небось зарабатывали бы побольше, чем у нас, вон как проникновенно вещаете.

– Я, к вашему сведению, Ирина Эдуардовна, не вещаю, а делюсь с коллегами опытом, – строго поправил Яков Соломонович. – И почему вас так волнуют мои заработки? Я к вам, кажется, не сватался…

Шпилька была тонкой, но болезненной – тридцатидвухлетняя Сергеева, довольно приятная внешне, отчаянно страдала от своей женской невостребованности.

– Да если бы и посватались – вам бы ничего не обломилось! – фыркнула Сергеева. – Тоже мне, женишок выискался!

Коллеги-педагоги дружно рассмеялись, выражая недоверие. Ирина Эдуардовна развила свою мысль, высказавшись в том смысле, что лучше уж быть одной, чем с кем попало. Совсем как когда-то Омар Хайям.

– Это вы верно сказали, – неожиданно согласился Яков Соломонович. – Лучше уж одному, чем с такой, как вы.

В итоге разгорелся новый скандал. Побезобразнее и поинтенсивнее предыдущего. Сергеева обозвала Якова Соломоновича шизоидом и засранцем, а он ее – самкой человека. Когда прозвенел звонок – разошлись, чтобы продолжить на следующей перемене.

На следующей перемене в учительской появилась Эмилия Леонардовна. Гневная донельзя, с горящими от ярости глазами.

– Кто еще хоть слово скажет о досках – будет уволен! – предупредила она. – Прямо в ту же минуту! К… матери!

Название матери Эмилия Леонардовна произнесла целиком. Педагоги поняли, что директор на взводе, и больше темы интерактивных досок не касались. Ну – доски и доски, ну – современно, ну – удобно. Но в любом случае не стоят эти проклятые доски того, чтобы из-за них лишаться работы. Да еще столь высоко оплачиваемой.

Нет предела людскому коварству – кто-то из сотрудников гимназии слил информацию журналисту бульварной газеты «Московский кормилец». «Слив» обернулся статьей. Не очень большой, не на весь разворот, но весьма содержательной.

«В московской гимназии „Пантеон наук“ разгорелся конфликт между преподавателями, вызванный нехваткой интерактивных досок, которыми администрация не смогла оснастить все классы…» – писал журналист Егор Указкин. Далее приводился математический расчет – сколько стоит обучение, сколько (с оговорками «условно», «допустим» и «предположим») всего учится учеников и сколько денег они ежемесячно приносят гимназии. Затем полученная сумма делилась на стоимость одной интерактивной доски (журналист оперировал тридцатью восемью тысячами рублей – стоимостью самой дешевой доски), и получалась у него весьма внушительная цифра.