У Марины была своя версия событий, довольно оригинальная.

– Это не ученики, – сказала она неожиданно. Мы сидели в кафе и беседовали о тонкостях фотоискусства, в частности о заваленных горизонтах. Поэтому я не сразу понял, что она имеет в виду.

– Есть у меня такое чувство, сугубо подсознательное ощущение, что это сделала Нинель…

«Нинелью» Марина называла завуча Нину Петровну, которую все остальные сотрудники за глаза звали Чучундрой. Прозвище «Нинель», вызывающее смутные французские ассоциации, подходило красивой и в какой-то мере утонченной Нине Петровне гораздо больше.

– Ей-то зачем? – Я не мог представить себе, как завуч срывает уроки в гимназии. – Или это шутка?

– Какие тут могут быть шутки? Нинель и шутки – две несовместимые вещи. Я ни разу не видела ее смеющейся – так, покривит губы, и все! – Марина допила кофе и посмотрела на часы. – Просто есть у меня такое предчувствие, а интуиция редко меня обманывает…

– Еще кофе? – предложил я.

– Давай еще по чашечке и пойдем, на шесть я записана к парикмахеру…

– А я-то надеялся… – Я действительно надеялся на то, что наша прогулка будет иметь продолжение.

– Обломы приятно разнообразят жизнь, а то уж больно просто все у нас получается. А где просто – там и пресно.

– Ладно, тогда хоть расскажи о своих подозрениях, вернее о мотивах Петровны. – Я показал официанту два пальца, а затем изобразил, что пишу в воздухе ручкой – «еще два кофе и счет». – А то я изведусь от любопытства.

– Только без передачи, хорошо? – посерьезнела Марина. – А то знаю я мужчин… Нас критикуете за то, что мы сплетничаем, а сами…

– Никому никогда ни слова, клянусь! – Я поклялся на меню в затертой дерматиновой папке.

Вежливые официанты, получив небольшой заказ, не делают кислой физиономии и не спрашивают противным тоном: «Еще что-нибудь?» Они просто забывают на столе меню. Такой тонкий намек…

– Впрочем, эту ужасную тайну знают все, только ее не принято обсуждать ни в гимназии, ни за ее пределами. Дело в том, что наша Леонардовна – алкоголичка…

– Да ну!

– Правда – «завязавшая», давно, еще в догимназическую пору, когда она торговала тряпками…

– Торговала тряпками?

Чем дальше, тем все чудесатее и чудесатее, как говорила кэрролловская Алиса.

Официант принес кофе и счет. Я сразу рассчитался, он ушел, но меню по-прежнему осталось лежать на столе.

– Так уж и быть – расскажу тебе всю подноготную Леонардовны. По порядку. Еще при социализме она окончила педагогический институт и пришла работать в школу. В самую обычную московскую школу, где-то в Новогиреево. Там же преподавала математику и Нина Петровна.

– А что преподавала Леонардовна?

– Русский язык. Разве по ней не заметно? Попробуй не там ударение поставь – сразу же сделает замечание. – Марина отпила кофе. – А время уже было шебутное – перестройка, то да се, короче говоря, наша Леонардовна так проявила себя, что через четыре года стала завучем. Это, можно сказать, небывалый пример карьерного взлета. Нинель, кстати говоря, пришла в школу на три года раньше, но Леонардовна ее обскакала… Чувствуешь, как глубоко уходят в прошлое своими корнями нынешние противоречия?

– Как в романе Диккенса.

– Вот-вот. Когда на смену социализму пришел капитализм, дела в школе пошли хреново, на зарплату жить стало нельзя, репетиторство никого не интересовало – другие приоритеты появились, в общем – народ ломанулся в бизнес. Леонардовна с Нинелью и еще какими-то тетками начали «челночить» – ездить в Турцию за шмотками. Тот еще был бизнес, насколько я понимаю, хлопотный до невозможности. И опасный, потому что грабили и кидали челноков на каждом шагу. Леонардовна с Нинелью быстро просекли расклады и решили, что гораздо выгоднее и спокойнее продавать в Москве то, что другие привозят из Турции. В середине девяностых у них была довольно крупная оптовая фирма по торговле трикотажем. Тогда-то Леонардовна и начала попивать. Втянулась нешуточно, до запоев дело доходило, но в итоге взяла себя в руки и завязала. Теперь даже кефир и квас не пьет…

– А как же их из торговли в педагогику обратно занесло?

– Чего тут удивительного? Решили, что этот бизнес выгоднее и стабильнее, вот и вернулись в педагогику. Хотя, если судить по тому, как все у них пошло – и здание подходящее выкупили, и на ремонт деньги нашли, и раскрутились с полпинка, да еще в таких кругах, – то можно сделать вывод о том, что без каких-то покровителей или тайных компаньонов здесь не обошлось. Но это не столь важно, важно то, что Нинель дико недовольна своим положением. Ей самой хочется быть директором. Это не раз звучало во время их… прений за закрытой дверью. Я не знаю, как они делят доходы, но Нинель постоянно подозревает Леонардовну в злоупотреблении служебным положением. Ну, понимаешь – откаты с ремонтов, проценты с закупок и тому подобное… Последний скандал разразился прямо на моих глазах, хотя обычно они грызутся наедине. Правда, так громко, что я прекрасно все слышу…

Марина еще отпила кофе.

– Я только принесла Леонардовне документы на подпись, – продолжила Марина, – как в кабинет ворвалась Нинель и с порога начала орать про интерактивные доски…

– А что это такое? Типа планшета?

– Нет, это сенсорный экран, к которому подключены компьютер, проектор и панель управления. Очень крутой девайс, две штуки тянут на полмиллиона.

– Долларов?

– Рублей, доктор! Полмиллиона долларов – это чересчур жирно даже для нашего научного пантеона. Так вот, кладу я перед Леонардовной папку, и тут влетает Нинель. Узнала, понимаешь ли, у Анатолия Николаевича, сколько стоят доски, сравнила цены в Интернете и пришла выяснять отношения. Почему берем дороже, когда есть дешевле? Себе в карман хотим урвать? Ну и понеслось! Ты – аферистка, а ты – скандалистка. Ты крысятничаешь в наглую, а ты народ баламутишь. И так далее. Про меня они забыли, я тихо вышла и продолжение слушала уже в приемной. Когда накал страстей малость спал, Леонардовна попыталась объяснить, что в цену входит доставка, монтаж и сервисное обслуживание, на что Нинель попросила не вешать ей лапшу на уши, и все началось по новой…

– И в итоге Петровна решила довести Эмилию до срыва, чтобы взять бразды правления в свои руки.

– Ты потрясающе догадлив! – похвалила меня Марина и встала. – В качестве приза можешь проводить меня до парикмахерской.

– Сам посуди, как все точно рассчитано, – продолжила она, когда мы вышли на улицу. – ЧП в гимназии, да еще такое громкое, – это огромный «минус» директору. Представляешь, сколько родителей в ближайшие дни выразят Леонардовне свое неодобрение – «не умеете за порядком следить, мы деньги платим не для того, чтобы наших детей газом травили…» Прекрасная возможность для того, чтобы сорваться и напиться. И маскировка хорошая – под стандартную детскую шалость… Только скажи мне – не очень ли дотошный шалун попался – сразу несколько «зарядов» распихал?

– Да, какой-то взрослый почерк у этой детской шалости, – подумав, согласился я. – Но с другой стороны, все, что бьет по репутации гимназии, бьет и по доходам Петровны. Нелогично как-то.

– Я думаю, что она надеется компенсировать эту потерю, заняв директорское место. И вообще – чего только не сделаешь ради несчастья заклятой подруги!

Покупка двух интерактивных досок стала поистине грандиозным событием в жизни гимназии. Не столько из-за самих досок, сколько из-за связанных с ними скандалов. Благими намерениями, как известно, вымощена дорога не куда-нибудь, а в ад.

Кабинетов в гимназии было много, а досок всего две.

– Я хочу понять, насколько они оправдывают себя в учебном процессе! – вещала Эмилия Леонардовна. – Хочется убедиться в их необходимости опытным путем! Надо на практике оценить преимущества и недостатки и только тогда принимать решение об оснащении интерактивными досками всей гимназии.

Ну, всей гимназии, насколько я понимаю, эти доски нужны не были, но в половине кабинетов пригодились бы наверняка.