Васильев отпустил Гаврикова и долго думал, на что они оба рассчитывают. Ничто ему не приходило в голову.

Допрос шел за допросом. Все упиралось в стену. Улыбался Пантелеев, мрачно бубнил Гавриков, и оба твердо стояли на своем: ночевали на улице или в садах, все награбленное прокутили. Они даже не старались, чтобы Васильев им поверил. Они просто мололи ерунду, один улыбаясь, другой мрачно. И все время мучила Васильева мысль: на что они рассчитывают? Благородство?

Нежелание выдать? Ой, не верил в это Васильев. Не бывает бандит благородным. Может быть, раньше это и бывало, а теперь не бывает. Уж Васильев-то знал, как члены одной и той же шайки, которые до ареста были друзьями, прямо не разлей вода, после ареста валили все друг на друга, стараясь снять с себя хотя бы частицу вины.

И все-таки не приходило в голову Васильеву, что Пантелеев и Гавриков рассчитывают на побег. Не приходило в голову потому, что он твердо знал: из тюрьмы убежать невозможно.

Из тюрьмы действительно убежать было невозможно, если только не выпустит из тюрьмы начальство.

Сразу после ареста Пантелеева начали его друзья хлопотать о подкупе.

Да, друзья у Пантелеева были. Притонодержатели и уголовники. Друзья, пока еще преданные. Преданные потому, что Пантелеев сумел им внушить веру в необычайную свою удачливость. Преданные до тех пор, пока они в эту удачливость верили. До тех пор, пока знали, что при Ленькиной щедрости каждая их услуга будет хорошо оплачена. Ну, а пока еще они в это верили.

Сразу же после задержания Пантелеева начали думать его друзья о том, кого можно подкупить. Начальник тюрьмы был человек со многими недостатками. Он любил выпить, и ему всегда не хватало зарплаты. И все-таки подкупить его было нельзя. При всех своих недостатках он был человек честный. Он бы немедленно задержал каждого, кто начал бы с ним говорить о взятке. Заместитель начальника тоже любил выпить. Узнали, что ходит он выпивать в далекий от центра маленький, затерявшийся в переулках Васильевского острова ресторан. Там никто, как ему казалось, его не знал, оттуда почти наверняка не мог пойти слух о том, что он много пьет. Вот там-то и познакомился он за столиком с двумя товарищами Пантелеева, вот там-то и начал с ними встречаться, там-то и стал с ними выпивать. Товарищи эти были хорошо одеты и рассказали, что приехали они в Петроград в длительную командировку по вопросам снабжения, а сами, мол, работают далеко на севере и зарабатывают очень хорошо.

Если бы заместитель начальника тюрьмы был умен, он сразу понял бы, что эти новые его знакомые с какой-то тайной целью почувствовали вдруг такой прилив дружбы к нему, ничем не интересному человеку. Что, наверно, не зря поят они его на свой счет и каждый раз, расставаясь, уговариваются о следующей встрече. Но заместитель начальника тюрьмы был глуп, и никакие подозрения ему не приходили в голову. Если бы он был честен, то сразу бы задержал своих новых знакомых, когда они начали ему говорить, что, чем киснуть на зарплате, мог бы он, при его должности, заработать большие деньги или получить много драгоценностей, а получив, переправился бы за границу, чтобы стать там рантье или открыть лавочку, а по вечерам спокойно попивать джин или виски, которых в России и не достанешь. Но заместитель начальника тюрьмы был нечестен, да и, кроме того, были у него грешки, которые рано или поздно, боялся он, вскроются, и тогда ему несдобровать.

А как перебраться за границу? Оказывается, новые знакомые могут ему это устроить. Это совсем не трудно. Контрабандисты каждый день ходят туда и обратно, а драгоценностей дали бы они столько, что ему вполне бы хватило на то, чтобы, продав их, открыть лавочку или положить деньги в банк и жить на проценты.

Так или иначе, но недели через две после знакомства с этими интересными командировочными, у которых столько драгоценностей и такие тесные связи с контрабандистами, заместитель начальника тюрьмы согласился выпустить двух заключенных, если ему заплатят золотом и бриллиантами и переведут через границу.

В свое дежурство он заполнил на бланке приказ об освобождении Пантелеева и Гаврикова. Оба были предупреждены и совсем не удивились, когда за ними пришли и сказали, что их освобождают. Тюремные надзиратели провели их по тюремному коридору, и у Пантелеева еще хватило нахальства крикнуть одному заключенному, на которого он был за что-то сердит: «Ты, дурак, сиди, а нас выпускают». Их провели к заместителю начальника тюрьмы. Они расписались везде, где полагалось расписываться, и вышли из тюремных ворот. Через полчаса заместитель начальника тюрьмы взял свой туго набитый портфель и тоже не торопясь вышел. В портфеле лежали полученные им золотые кольца и браслеты с бриллиантами, изумрудами и сапфирами. Насчет оплаты новые его знакомые не подвели. Драгоценности были настоящие. У Пантелеева было их много, часть можно было и отдать. То, что все эти драгоценности принадлежали другим людям, это, в конце концов, никого не касалось.

Подвели новые знакомые в другом. Они должны были встретить заместителя начальника тюрьмы в условленном месте и познакомить его с людьми, которые переведут его через эстонскую границу. Но на условленном месте никого не было, и заместитель начальника тюрьмы напрасно топтался там больше часа. Кому он теперь был нужен? Зачем было теперь с ним возиться? Через час он понял, что его обманули. Продавать драгоценности в Петрограде опасно. Денег у него немного. В отчаянии, понимая, что преступление, совершенное им, заслуживает расстрела, он доехал до города Острова, пешком пытался пробраться через границу, был задержан пограничниками, опознан, привезен в Петроград, судим и через месяц расстрелян.

Ленька Пантелеев снова гулял на свободе. Популярность его после этого дерзкого побега во много раз увеличилась. Казалось теперь, что для него нет ничего невозможного.

Количество Пантелеевых множилось. То и дело звонили, что на такой-то улице такую-то квартиру ограбил Ленька Пантелеев. Сразу мчался Васильев на машине, и часто удавалось ему задержать грабителей. Это оказывался то старый уголовник, знакомый Васильеву по прежним делам, то молодой франтик, которому не хватало денег на рестораны и он решил воспользоваться именем знаменитого бандита. Продолжал грабежи и сам Пантелеев. Он нашел теперь новый способ. Неожиданно два человека выскакивали на Мостовую, останавливали лихача на дутиках и, пригрозив револьверами, снимали драгоценности и шубы с ездоков. Однажды ехал очень талантливый, хорошо известный петроградцам артист Г. На нем была шуба с дорогим бобровым воротником. Лихача остановили, Г. заставили сойти и снять шубу. Г. был безоружен, но неизвестно почему сунул руку в карман.

Наверно, просто хотел вынуть платок или папиросы, но Леньке показалось, что он полез за револьвером, и Ленька застрелил его на месте.

Да, Пантелеев нервничал, и для этого были у него основания. Угрозыск и ГПУ совместно создали ударную группу по борьбе с бандитизмом. Васильев теперь без конца организовывал засады, проверял их, не спал ночами, все время поджидая вызова на место нового преступления. Должна была появиться хоть какая-нибудь ниточка. Она и появилась.

Дело в том, что всех, кого ограбил Пантелеев, Васильев просил в свободное время смотреть на витрины ювелирных магазинов и даже заходить в магазины, как будто собираясь купить драгоценность. Может быть, случайно попадется им собственная их вещь. И вот однажды позвонил один из ограбленных и сказал, что в витрине ювелирного магазина на Невском выставлено колье, которое принадлежит ему. Васильев поехал в їлагазин. Колье действительно было очень дорогое, с крупными камнями. Васильев сразу подумал, что вряд ли владелец магазина знал о происхождении колье. Знал бы — не выставил его на витрину для всеобщего обозрения. Владелец магазина очень испугался, когда Васильев объяснил ему, в чем дело, и сказал, что колье он купил у женщины, которая была бедно одета. В то время это было неудивительно. Многие бывшие аристократки жили бедно, опустились и только в крайнем случае понемногу продавали припрятанные драгоценности. Женщину эту владелец магазина видел не в первый раз. Когда он идет из дома в магазин, он проходит мимо черной биржи у ресторана «Бристоль». Там, в толпе жуликов и спекулянтов, он часто замечал и ее.