— Ладно, пока. — Юрка двинулся к спуску. На мгновение задержался, обернулся. — Римм, ты вечером будешь дома?

Она посмотрела на подругу. Та лежала, закрыв глаза, с блаженной улыбкой на лице.

— Буду. А что?

— Я заскочу.

Он быстро пошел к берегу. А Светка, не открывая глаз, вынесла свой приговор:

— Сохнет он по тебе. Видно невооруженным взглядом.

— Да ну тебя! — отмахнулась от нее Римма.

Америку для нее подруга не открывала. Сама же Римма питала к Юрке чисто дружеские чувства, не больше. Светлана и об этом прекрасно знала и тактично не стала развивать дальше тему «тайной и безответной Юркиной любви». Они вытянулись на коврике бок о бок и долго лежали молча, пока Римма не предложила искупаться.

— В самый раз! — охотно согласилась Светка, поднимаясь и осматриваясь вокруг. — Я уже чувствую, что плавлюсь, как масло.

— Шоколадное! — уточнила Римма, и они рассмеялись.

Конаково был небольшим зеленым городком, главной достопримечательностью которого являлась гидроэлектростанция. Она же в основном обеспечивала местных жителей рабочими местами, а широкий разлив Волги, благодаря которому стало возможным ее построить, приманивал сюда в летний сезон множество отдыхающих. Частные домики у реки в последнее время стали скупать под дачи в основном имеющие личный транспорт москвичи. Наезжали и дикари, с палатками и лодками. И местное «море» превращалось в оживленную зону отдыха, даже в своего рода курорт, который кроме реки и песчаных пляжей мог похвастать чистейшим хвойным воздухом, родниковой водой и обилием грибов. Аборигены же, как и во многих других подобных городках, вели свой обычный, тихий и размеренный образ жизни: заступали в смены на ГЭС, растили детей, ходили в гости и сплетничали, поскольку, выражаясь местным языком, «спали все под одним общим одеялом».

Этот вечер принес долгожданную прохладу. А еще — большие перистые облака, сплошной стеной нависшие над городом. Появилась вероятность дождя.

— Вот бы дождичек наконец полил! — вздыхала Риммина мама, Раиса Петровна, поглядывая с крыльца на небо, а потом на свой огород. — Было бы ой как кстати.

— Он уже давно был бы кстати, — отозвался из кухни Геннадий Аркадьевич. — Рай, слыхала, что Фимка выкинул?

— Опять Татьяну свою разукрасил?

— В этот раз на улицу выпер. Ночью! И в одной ночнушке!

— Доиграется он. Найдется и на него сила, — проворчала Раиса Петровна и, спустившись со ступенек, направилась к курятнику.

Римма плотнее прикрыла дверь своей комнаты. Местные новости ее мало интересовали. Всегда одно и то же: Ефим Буренко не давал спокойной жизни своей жене Татьяне; мальчишки устроили очередной погром на площадке в детском саду, где работала мама; кто-то ушел в недельный запой, и на ГЭС подняли вопрос о его увольнении. Римма взяла с письменного стола красный, фломастер и подошла к настенному календарю. Симпатичная японка широко улыбалась ей, сидя на белом песке в очень сомнительном купальнике: тонкие полоски яркой материи едва прикрывали ее интимные места. Чуть выше головы девушки белые арабские цифры сообщали год: 1990. Римма без труда отыскала июль — пятнадцатое число, день ее рождения, было обведено красным, — скользнула глазами на следующий месяц. Спустя минуту четвертое августа было взято в аккуратный красный кружок. Она немного подумала — и навела контуры жирнее.

Это был, можно сказать, знаменательный день. Четвертого августа она уезжает отдыхать и почти месяц будет Предоставлена самой себе. Римма плюхнулась на кровать и уставилась в потолок, рисуя в воображении кавказские пейзажи, которые до недавнего времени могла видеть только по телевизору. Ей даже показалось, что она слышит убаюкивающий стук колес поезда, несущего ее к курорту. Теплая волна осторожно зашевелилась в животе и, осмелев, разлилась по всему телу.

— Римма! К тебе…

Голос матери вывел ее из блаженного состояния полусна, безжалостно оборвав радужные картины предстоящей свободы. Она села, поискала ногой тапочки — выходить ужасно не хотелось, — надев их на ноги и одернув халат, вышла на крыльцо.

Над калиткой маячила рыжая макушка. Юрка. А она и забыла, что он обещал вечером зайти. Мама уже скрылась за домом, продолжая заниматься хозяйством, о чем красноречиво свидетельствовали бурное кудахтанье и птичья возня. Римма сбежала с крыльца, открыла калитку.

Юрка стоял с таинственным видом, глаза буквально светились загадкой, но носок сандалии, которым он ковырял землю, выдавал и переполнявшее его смущение. Последние три года он буквально стал Римминой тенью, пытаясь неуклюже ухаживать за ней. Знакомы они были с детства: выросли на одной улице, вместе играли в партизан и медсестер, купались в Волге. Незначительная разница в возрасте (Юрка был старше Риммы на год) совершенно не ощущалась. Но с годами, когда из босоногой нескладной девчушки она стала превращаться в привлекательную девушку, их отношения приобрели несколько иной характер. Теперь он смотрел на нее не как на подругу по детским играм, Римма же продолжала относиться к рыжеволосому смешному Юрику как к старому приятелю, а его робкие ухаживания не принимала всерьез. Вернее, не давала повода, чтобы их прежняя дружба переросла в более тесные отношения.

Она захлопнула калитку и прислонилась к забору спиной. Юрка мялся на месте, разглядывая то ее глаза, то тапочки.

— Привет еще раз, — первой заговорила Римма. — Ты что-то хотел, я так поняла?

Юрка поставил на землю сумку и присел возле нее на корточки. Римма только сейчас обратила на сумку внимание. Он распахнул ее и бережно достал пушистый комочек. Тот зашевелился в его руках, тихонько заскулил.

— Вот, это тебе! — Юрка торжественно протянул комочек Римме.

Она, все еще сбитая с толку, приняла его, опустила глаза. У комочка оказались ушастая голова, четыре лапы и хвост. Крохотный щенок-пялился на нее огромными карими глазами и повизгивал. Римма перевела удивленный взгляд на приятеля.

— Это мой подарок на твой день рождения, — объяснил он. — Я ведь так и не успел тебя поздравить. А о собаке ты давно мечтала.

Он говорил правду. Уже больше года, как у них умер пес Агдай, и они остались без сторожевой собаки. Римма безумно скучала по Агдаю, с которым играла еще совсем маленькой, и Юркин подарок был очень кстати. Юрка пропустил Риммин праздник, поскольку на неделю уезжал с отцом к тетке в Новгород. Светка еще пошутила по этому поводу, мол, в лесу отдал концы какой-то большущий лось, коль Шопик не явился поздравить даму своего сердца.

— Спасибо, — проговорила Римма, поглаживая щенка по мягкой теплой шерстке.

— Настоящий немец! — гордо заявил Юрка и добавил: — Как назовешь?

Римма немного подумала и сказала:

— Дик.

— А почему не Агдай?

— Примета плохая — называть тем же именем.

— А-а… — понимающе протянул Юрка и кивнул: — Значит, будет Диком. Тоже неплохо.

Римма снова поблагодарила его и, подавшись вперед, чмокнула друга детства в щеку. Юрка замер с широко открытыми глазами, веснушки исчезли под вмиг появившимся густым румянцем. Римма улыбнулась ему и толкнула калитку плечом.

— Ну… я пойду.

— Ага.

Он сглотнул и продолжал стоять, наступив ногой на свою сумку. Римма взбежала по крыльцу, спеша показать щенка отцу, но тот уже и сам, отодвинув занавеску, выглядывал в окошко. На пороге она обернулась: рыжая макушка продолжала неподвижно маячить за забором.

Не было еще семи, когда Римма сошла на перрон кисловодского вокзала. Не особо тяжелая спортивная сумка (с собой она взяла минимум вещей, хоть мама и порывалась подложить то банку варенья к чаю, то теплую безрукавку) и новенькая кожаная сумочка через плечо, подарок Светланы, составляли весь ее багаж. Вокруг суетились сошедшие с поезда пассажиры, с чемоданами, рюкзаками и прочей увесистой поклажей. Она остановилась в некоторой растерянности, отыскивая глазами выход к стоянке автобусов: до туристической базы еще предстояло добираться местным транспортом.