— Да? Ну и как ты намереваешься жить дальше?

— А вот так!

— Тогда я вынужден буду наказать тебя. И всю твою съемочную группу. И вообще…

— Попробуй только! — неожиданно жестко сказала Марина. Выпила кофе, встала и вышла из кухни.

Стернин смотрел ей вслед, качая головой. Он все еще не мог понять, как такой бабник провел ночь с этой красавицей и между ними ничего не было. Марина никогда не лгала ему в лицо и сейчас сказала правду, что ночевала не с подругой. Но как это — ничего не было?

Чисто мужские рассуждения. Но потом пришли и отцовские, и финансово-деловые. У него было немало рычагов воздействия на строптивую дочь, главное — как ими воспользоваться с максимальной эффективностью и минимальным уроном для репутации дочери как артистки?

Стернин тоскливо усмехнулся. Вот ведь как оно обернулось! Пережил период начального накопления, когда каждый день мог стать последним, когда можно было разориться в два счета и потерять все, что имеешь. Пережил период становления серьезного бизнеса, период наглых бандитов, угрозы и покушения, выстоял, остался жив и обеспечил своим любимым людям достойную жизнь. И как же они отблагодарили за это? Жена своим салоном занимается да собой, больше ей дела ни до чего нет. Дочка, его главная надежда, откровенно предпочитает его какому-то проходимцу. Ну ладно бы человек был порядочный!..

Обидно.

Отворилась дверь, в кухню вошла Мария Петровна. Стернин понял — жена послала ее, сама не решилась появиться тут, когда поняла, что с дочкой возникли проблемы.

— Что, Мария Петровна? — спросил Стернин.

— Надо котлеты разогреть, Маришку покормить… А вам еще кофе налить или, может быть, рюмочку?

— Давайте рюмочку, Мария Петровна, — с тоской сказал Стернин. — И себе тоже налейте.

— Может, Лилию Максимовну позвать?

— Не надо. Себе налейте и садитесь. Мария Петровна, вы чуток старше меня, но… будь вы моей женой, думаю, семья стала бы совсем другой, настоящей…

— Типун вам на язык, Иван Тимофеевич! — сказала домработница, разливая в рюмки коньяк. — Лилия Максимовна прекрасная женщина и любит вас…

— Спасибо, что подтвердили мою мысль, — сказал Стернин. — Вы заботитесь о нашей семье, спасибо. А кто еще это делает? Лилия Максимовна? Где она? Марина? Ну, давайте выпьем за вас, Мария Петровна. Насчет жены — извините, неудачно сказал, хотя… ладно. За вас!

Они чокнулись, выпили. Мария Петровна достала из холодильника красную рыбу, уже нарезанную, сырокопченую колбасу, разложила на тарелку, достала и вилки, подождала, пока хозяин возьмет немного закуски, тогда и сама отправила в рот пластинку красной рыбы.

Стернин и это заметил, еще раз подумал, что ему чертовски повезло с домработницей. Она, по сути чужой человек, на самом деле всегда была роднее родных. И так — всегда, он теперь только понял это. Поила-кормила, отхаживала после жестоких пьянок, мирила, и не только его, а всех их. Насчет пьянок Марину следует исключить, но с женой случались казусы такого рода, и нередко.

— Иван Тимофеевич, не судите строго нашу девочку, — сказала Мария Петровна. — Она может и ошибиться, с кем не бывает. Нужно всем нам ей помочь, поддержать…

А Стернину от всех его мыслей так грустно стало — прямо хоть волком вой!

— Э-э… Мария Петровна!.. — только и смог сказать он, вскочил с диванчика и побежал в свой кабинет.

Идти в спальню, его где ждала жена, совсем не хотелось.

Марина решительно направилась к свою комнату, отмахнувшись от матери и Марии Петровны, которые напряженно замерли в холле, надеясь выяснить, чем закончился разговор с отцом и, главное, что все-таки случилось. Никого не хотелось видеть и слышать в этой надоевшей квартире! Они тут считают ее ребенком, следят, где бывает, с кем… Думают, погрозят пальцем, и она станет делать все, что скажут?

Перебьются!

Отец намекнул, что закроет сериал? Интересно, а может ли он это сделать? Наверное, какой-то договор существует, гарантии, обязательства… Она ничего об этом не знает, но договор наверняка имеется. Игорь должен знать об этом, у него же отличные отношения с Сушиной, а та в курсе всех финансовых дел проекта. Значит, нужно позвонить Игорю. А заодно сказать, что скоро приедет к нему и останется на всю ночь. И вообще, хочет пожить у него, потому как дома жить совсем невмоготу стало.

Комната Марины не была похожа на комнаты ее состоятельных сверстниц. Относительно небольшая, всего двадцать два квадратных метра, с альковом, где стояла широкая кровать, отгороженная шелковой занавеской. Большой письменный стол с компьютером и креслом на колесиках, трехметровый книжный шкаф до потолка, забитый солидными томами с золотым тиснением на корешках, гардероб, трельяж, кожаный диванчик и два кожаных кресла, журнальный столик. Вся мебель — красного дерева, обои розовые с золотым тиснением. Если бы не трельяж с пуфиком, эту комнату можно было бы снимать в сериале как домашний кабинет солидного ученого или бизнесмена. Впрочем, и в тех и в других кабинетах тоже могли быть зеркала.

Марина села на диванчик, достала мобильник, набрала номер Игоря. Он ответил через пять секунд.

— Привет, Игорь, это я, — сказала она.

— Привет, Маринка. Как у тебя дела, как настроение?

— Расскажу. Но сначала ты мне скажи: насчет нашего сериала есть какой-то договор с моим отцом? Существуют какие-то обязательства, гарантии? В принципе я знаю, как это должно быть оформлено, но у нас же никто не живет по правилам.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

В его голосе звучала откровенная тревога, и это огорчило Марину. Понятно, никому не хочется бросать начатое дело, и ей тоже, но… что ж он так держится за эту роль? Закроет отец их проект, Игорю, с его-то славой, предложат другие, может быть, даже более выгодные!

— Ты же большой друг Сушиной, можешь спросить у нее об условиях договора с моим отцом?

— Не такой уж большой и в дебри финансовых проблем никогда не лез. Я в этом ничего не понимаю и понимать не хочу. Какой договор со мной заключили — могу сказать.

— Нет, меня интересует отец. Игорь, ты можешь узнать?

— Хорошо, я постараюсь. Но объясни, пожалуйста, что случилось.

— Отец узнал, что я провела ночь с тобой, наверное, послал кого-то следить… А может, и не он, это не важно, главное, знает. Ну… провел душеспасительную беседу, сам понимаешь, что отцы говорят в таких случаях.

— Не совсем.

— Тогда и не надо тебе понимать это. Игорь, я запомнила твой адрес, минут через пятнадцать буду. Приеду на всю ночь, и вообще… Поживу у тебя какое-то время, не возражаешь?

Муравьев долго молчал, так долго, что она не выдержала:

— Ты уснул там, что ли?!

— Я думаю. Марин, если дело принимает серьезный оборот, не нужно приезжать ко мне, злить твоего отца. Лучше нам пока не встречаться.

— Ты что, боишься?

— Конечно, боюсь. Но не за себя. Каким бы ни был договор, его легко испоганить. У твоего отца могут возникнуть трудности — и денег нет. Вежливо скажут его люди: будут через полгода, через год, три… И все встанет. Селиванов очень хорошо к тебе относится, но для него наступит черная полоса. Не сумел договориться с одним продюсером, другой десять раз подумает: стоит ли приглашать такого режиссера? Вся съемочная группа пострадает, а они тоже к тебе хорошо относятся… Да и ты сама… Короче, это не телефонный разговор.

— Ты хочешь сказать…

— Я люблю тебя, Марина, и все относятся к тебе просто замечательно. Успокой папашу, не нужно его доводить до бешенства. Завтра встретимся, я тебе все растолкую. Спокойной ночи, Маринка.

Она с недоумением уставилась на свой мобильник, из которого слышались короткие гудки. Игорь хочет, чтобы она успокоила отца, сделала то, что он хочет? А отец хочет, чтобы она раз и навсегда забыла о Муравьеве! Что ж это за фигня такая получается? Может, и сам Игорь не такой… она ошиблась?

В комнату заглянула Мария Петровна:

— Мариша, к тебе можно?