— Да ладно тебе, не скупись. Ему с представителями чванливых царств в нем встретиться — совсем другой разговор пойдет! Представляешь, как они рты разинут?

Пиренгул впервые попал в ситуацию, когда о нем говорили в третьем лице, словно игнорируя. Это его бесило, но в то же время и восхищало: «Ай да зятек! Хитер этруск… я бы ни за что не стал просить, а идея великолепная. Сразу поймут, что доспех из пятна и поторопятся «пока всё не растащили». Да что угодно подпишут!..».

— Князь, — Андрей обратился к нему, скрепя сердце. Решающую роль сыграла фраза «рты разинут». Своим богатым воображением воочию представил, — не желаешь облачиться в полный Золотой доспех? Уступлю на время.

— Хм, — многозначительно хмыкнул тирский самодержец, — надо подумать… а что, неплохо выйдет. Только в дар это я от тебя не приму, а исключительно перед сановниками «центральных» земель покрасоваться, — словно это же самое и не предлагал Текущий! Зато вроде как сам решил: великодушно отказался от подарка, но согласился взять на время, — в основном Главные архонты[39] и наследники прибыли — почти первые лица.

Гелиния поддержала идею:

— Да, отец, сам в навоз не упадешь перед этими… — не придумала обидное, но приличное слово, — а наоборот — их всех туда мордами ткнешь!

— Дочь, — поучительно обратился к ней Пиренгул, — они уже в дерьме сидят после моих побед. Но еще один пинок по их самолюбию — не помешает…

При осмотре дворца, Гелиния наотрез отказалась заходить в Тронный зал, хотя старое «вместилище» уничтожили. Что, кстати, делать было совсем необязательно: Рус не обнаружил в ней «остатков демонской сущности», которую непременно разглядел бы своим «зрением», различающим Слова и их части, кои по большому счету и есть сами божественные или около божественные создания. Не увидел и «призывающих», «подчиняющих»… да вовсе никаких узоров в ней не заметил. Только лишь для успокоения жены он разбил статую и сплавил её в шар, который «закинул» в глубокое озеро милях в пятидесяти от Кальвариона, где уже развеивались прахи заговорщиков и пепел от «ожерелья власти». Гелиния полностью успокоилась, но зал так ни разу и не посетила.

Отиг долго изучал роспись Тронного зала и под конец молвил:

— Вот они какими были гноллы и троллы. Других рас я не узнал. А Золотые драконы были их главными врагами, везде они попираются. Странно. По изображениям — точно такие же, какие встречаются в этом пятне, а написаны как могущественные создания, достойные противники… Сейчас не умнее своих же мелких сородичей — Дракончиков.

— Не скажи, Отиг, — не согласился с ним Рус, — они не подлетают к людям. Убить удавалось только, видимо, старых… раз полезли к границе пятна. Или их изгоев каких-нибудь, сумасшедших. — Он еще умолчал о явном несоответствии их полета законам аэродинамики и об отрывочных сведениях, добытых им в случайных «эльфийских сновидениях».

— Да, да, — съязвил магистр, — еще «досумрачные» народные предания описывали нам их мудрость. Детские сказки! Они разбились о «послесумрачную» реальность. Драконы оказались просто большими летающими ящерицами… пока не доказано обратного.

— А каганские рисунки! — возмутилась Грация. Сказания о драконах и героях в свое время она слушала взахлеб.

— А что о них сказал твой Эледриас?

— Да ничего он не говорил! И он не мой, а наш! Мы все здесь находимся под его Силой!.. — на том спор о драконах увял.

Еще магистр долго изучал «купель», позвав Андрея. Обсуждали устройство.

Пиренгул не стал их дожидаться и поехал инспектировать город. Высокое лицо сопровождали: Гелиния — дочь и местная правительница, Рус — её муж и многое другое и Грация — Верховная и единственная жрица Эледриаса. Замыкали сиятельный выезд два воина-мага и два стражника, в кои-то веки напяливших латы: панцирь, наплечники, наручи, поножи и шлем.

Князь остался недоволен. Нет, город его, разумеется, поразил, но дочерино правление…

Стояли короткие южные сумерки, когда они вернулись во дворец. Отец отозвал Гелингин в отдельную комнату и приступил к разносу:

— …окунулась ты, доченька, в навоз по самые уши, — этими словами он закончил описание всеобщего мародерства, разгильдяйства и расхлябанности, — теперь тебе предстоит сделать из него кизяк. Разложить, тщательно высушить и сложить куда нужно. Не красней! Я и с себя вины не снимаю. Джабул — моя ошибка, пусть его дарки жарят вечно! Теперь всё, берись за дело. Править — это тяжелый труд и ты в этом скоро убедишься. Горе тому народу, чей правитель считает иначе. Да и сам он недолго усидит у власти, если относится к ней, как к забаве…

— Уже убедилась, отец, — кусая от стыда губы, ответила дочь, — как Рус пришел, так я взялась за управление… по ночам выла. Старалась его не разбудить. Он, знаешь, мечется в кошмарах и проснуться не может. Раньше хоть вставал и записывал, а теперь — не помнит.

— Дочь. Мне подробности твоих постельных отношений с мужем знать без надобности. Кошмары или нет, но узоры он знает так, будто сам их создавал, нечего на это плакаться. Помолчи! — повысил голос на попытку возражения, — мужа, конечно, слушай, он дурного не посоветует, но и всецело на него не рассчитывай. Забыла, кто он? На нем еще Кушинар и целая Этрусия. Что бы он ни говорил, как бы ни прятался за мнимое отречение, но он их никогда не бросит — он ответственный. И не вздумай его ревновать за это! Пасынок Бога по-другому не может.

— Я и не ревную, — вставила-таки дочь.

— Вот и правильно. Но вернемся к Кальвариону. Какая у тебя основная проблема? — и стал ждать ответа.

Гелиния думала недолго:

— Дисциплины нет, меня не уважают.

— Не права ты. Уважают тебя и любят. Как они бросились тебя спасать? А как вылетели из дома, едва ты ножкой топнула? Не в этом проблема. Главная опасность в продовольствии. Не удивляйся. Порушился весь уклад жизни. Деньги — обесценились, еды — навалом, богатства — вдоволь… да что говорить, если последний неумеха-воин, а таких здесь нет — специально отбирал… — досадно поморщившись, с сожалением покачал головой. Мол, во что они превратились!

— Последний бедняк ходит в одеждах, которой цены нет! А какие украшения носит? О чем у него забота? Где бы хапнуть еще. О хлебе, о кормлении семьи, а я отправлял десять жен с детьми, у него и мыслей нет! О жаловании тебе хоть раз намекали? Я же более полугода ни медяка им не платил. Даже об этом забыли!

— А что делать, отец! — Гелиния в волнении вскочила, — отбирать у всех?! Не отдадут. Взбунтуются еще…

— Разумеется! Тебя не тронут — клятва не позволит, но бардак усилится. Такой балаган даже Андрею не приснится, — позволил себе усмехнуться, вспомнив «представление», — значит так. Первое — объявляешь весь город со всеми зданиями и башнями собственностью княжества Кальварион с тобою… подожди. Сначала венчайся на княжество. Да не вздрагивай, по-настоящему. Грация тебя венчает. После — объявляй. Те дома, где уже живут люди, даришь им. А сколько всего домов?

— Двадцать шесть тысяч, — сглотнув от странного волнения, ответила Гелиния. — Это Русу приснилось… — пояснила наличие относительно точных данных.

— Пятьсот занято, не беда. Во всех у них есть склады с продовольствием?

— Жить занимали только такие. А так не во всех, заранее не угадаешь.

— Остальные дома, которые вскрытые, запечатываешь. Отиг с тобой остается, поможет. Многие понимают, что такое порядок, надоел им бардак — послушают. Тем более добра достаточно намародерствовали, а сбывать некуда. Так что, пока — не пикнут. Дальше. В городе останется тысячи три народа. После объясню, куда остальные. Они семьями, поэтому отсчитай еще тысячу домов, это с запасом даже будет, и строй стену, отделяй район с людьми от остального города. Сможешь! Отигу это просто… надеюсь. Да, из тех жилищ, которые под заселение — вывези всё продовольствие, объяви его осадным запасом и за стену. Организуй тюрьму. Андрей с тем же Отигом сделают антимагические браслеты, а в качестве основного наказания — изгнание.