— Ты только посмотри, как много веревок! — ужаснулся Чаз. — Мне кажется, я смогу перегрызть только нижние.

— Это отнимет слишком много времени. — Уилл выпрямился, чтобы лучше разглядеть. — Похоже, это корабельные веревки. Очень прочные и крепкие, выдерживают большую нагрузку. — Он посмотрел на Килк, чьи небольшие когти и маленький клюв едва ли могли справиться с такой задачей. — Думаю, что это как раз для меня. Это то, с чем лучше справляются люди. Сложные и хитроумные манипуляции.

— Со словами или с вещами? — Чазу явно хотелось отправиться вместе с Уиллом, чтобы показать, что он не испытывает чувства страха.

— Вы вдвоем оставайтесь здесь. — Пригнувшись, Уилл двинулся вперед.

— Что ты собираешься делать? — спросил тревожно Чаз.

Друг подбодрил его улыбкой, в темноте ярко засветились белые зубы.

— Освободить всех, конечно. Так делают герои в книгах.

Чаз перевел его слова для Килк и от себя добавил:

— Правда, это не книга.

Стараясь держаться в тени, Уилл успешно добрался незамеченным до трех столбов. Чуткие стратиомимусы услышали его приближение. Они очень обеспокоились, но не издали ни звука, когда увидели подкрадывающегося к ним молодого человека. Его одежда была очень знакомой и привычной — так одевались все в Динотопии. Уилл приложил палец к губам, призывая их соблюдать молчание, подобрался сзади к Хизалку и принялся распутывать узлы. Родителям даже не пришлось разъяснять детям, как себя вести. Они продолжали притворяться спящими, хотя и испытывали сильное волнение. Грызуня была привязана отдельно, но она тотчас почувствовала голоса и движение. Один глаз приоткрылся, но, кроме этого, у нее не дрогнул ни один мускул. Она безмолвно наблюдала, как незнакомый человек освобождает взрослого стратиомимуса от веревок.

— Сейчас, сейчас. Лицо Уилла исказилось от напряжения. Как он и опасался, морские канаты было не так-то просто распутать. — Уже получается.

К счастью, у него была возможность изучить морские узлы во время длительного путешествия из Америки, которое в конце концов и закончилось для них с отцом кораблекрушением у берегов этой страны. Позже, став воздушным наездником, он углубил свои познания.

На освобождение взрослого стратиомимуса от веревок потребовалось немало времени, но меньше, чем предполагал Уилл. Хизалк распрямился медленно и почти незаметно. Из своего убежища ему отчаянно махала Килк. Обрадованный, что видит ее в целости и сохранности, он кивнул, дав понять, что заметил ее. Но Хизалк не мог присоединиться к ней, пока не будут освобождены его родные. Пока стратиомимус разминал затекшие мускулы, Уилл освобождал от пут его супругу. Когда с этим было покончено, он не мешкая принялся развязывать детенышей. Пальцы Уилла уже болели и кровоточили, но он даже и не думал останавливаться. Когда все наконец были свободны, он проследил за тем, как осторожно они пробрались к Килк, с которой были так давно разлучены. И вот уже изящные шеи сплелись в трогательном сердечном объятии.

Но Уилл пока не мог позволить себе праздновать победу вместе со стратиомимусами. Оставалось еще одно дело. Выйдя из-за малахитовой колонны, он направился к молодому тираннозавру. Грызуня уже совсем проснулась и желтыми глазами следила за его приближением.

Уилл уже прошел полпути до связанного тираннозавра, когда что-то оплело его щиколотку. Юноша взглянул себе под ноги — и, к ужасу своему, увидел, что его лодыжку удерживают человеческие пальцы. Пальцы принадлежали темнокожему жилистому пирату, разлегшемуся между двух поваленных деревьев, через которые пытался переступить Уилл. Карие глаза пирата пытливо разглядывали юношу. Пальцы, словно железные обручи, охватили его правую лодыжку.

— Эй, парень. Ты откуда взялся?

Уилл отчаянно рванулся вперед, пытаясь освободить ногу, но пират удерживал его цепко, словно оголодавший кот — свою добычу. Высвободив другую руку, он вцепился теперь в обе ноги Уилла и закричал во всю мощь своих легких:

— Полундра! К оружию — нас предали!

Крики внезапно проснувшихся пиратов побудили Грызуню действовать. За секунду до этого она казалась спящей, уже сейчас она отчаянно боролась с веревками, крутилась, корчилась, извивалась как в припадке безумия, испробовала все возможное, что помогло бы ей освободиться. Но все усилия были тщетны, люди накрепко связали ее. Она могла двигаться в любую сторону, но не дальше чем на фут.

Уилл хотел было ударить пирата в лицо. Но куда там ему, зеленому юнцу, было одолеть морского разбойника, выжившего при абордаже множества судов и прошедшего через сотни уличных драк. Пират просто пригнул голову, уходя от ударов. Орать, призывая товарищей к оружию, он так и не перестал.

В лагере пиратов поднялся переполох. Понимая, что все кончено, Уилл крикнул друзьям:

— Чаз, бегите! Бегите к воротам!

Ему запомнились выразительные глаза матери Килк — ее он видел последней из всех освобожденных. С отчаянной надеждой подгоняла она свое семейство к главному каньону — туда, где лежал путь к свободе. Уилл надеялся, что переводчик не отстанет от них. Все-таки даже протоцератопс мог развивать приличную скорость на коротких дистанциях.

Продолжая подгонять их, Уилл старался освободиться, но его ноги будто угодили в старый капкан. Когда-то Уилл брал уроки бокса, сейчас они как раз пригодились: он изловчился и нанес по голове противника скользящий удар. Пират выругался, но не отпустил его.

Оставшись без друзей, юноша не терял надежды вырваться и спастись. Но едва хватка пирата начала слабеть, как крепкие мускулистые руки схватили Уилла.

Вокруг него плотным кольцом стояли люди с факелами. Они стояли и смотрели на него: преступники, отпетые и закоренелые. Встретиться с ними лицом к лицу — отнюдь не то же самое, что читать о них в газетах, книгах или видеть их в дурных снах. Грязные бороды и усы не могли скрыть многочисленных шрамов, изуродовавших лица. У кого-то не хватало глаза. Отсутствие мочки или другой части уха было просто пустяком, а одному из пиратов в какой-то давней драке отхватили кончик носа — саблей, наверное. Самый тщедушный из морских разбойников был крепким и жилистым, словно молодой бык.

«Мне очень жаль, отец, — произнес Уилл про себя. — Я делал то, что считал правильным». Может быть, там, в Бостоне, его странное решение и осудили бы, но он больше не был жителем Бостона и жил теперь по иным законам совести. Ныне Уилл был такой же неотъемлемой частицей Динотопии, как и динозавры, которых он освободил. Пираты уже заметили, что большинства пленников и след простыл. И конечно, не стали долго гадать, чьих рук это дело. Бормоча грязные ругательства, несколько человек двинулись к Уиллу. Грязные мозолистые руки потянулись к нему.

Андреас вышел вперед:

— Пусть капитан решает, что делать с этим парнем. А что до наших куриц-драконов, так пусть себе идут, скатертью дорога! — Обернувшись, он энергично махнул рукой. — Весь мир у наших ног, да еще и эта индюшка никуда не делась. — Он кивнул в сторону молодого тираннозавра. — Смиггенсу и одной хватит. А от остальных все равно только одна морока и ничего больше.

Пираты принялись совещаться вполголоса между собой, по их тону было понятно, что многие согласны с Андреасом.

Среди разбуженных моряков недовольство выражал главным образом Анбайя.

— Еда, такая славная еда сбежала, — бормотал он, всматриваясь в темноту, надежно скрывшую их бывших пленников.

— Опять что-то стряслось, — раздался из темноты новый, незнакомый Уиллу голос. — Беспокойная выдалась ночка.

Уилл обернулся на голос и увидел, что к костру шагают двое. Один, тот, что сетовал на беспокойство, был весьма широк в кости и пузат. Его спутник был выше ростом, но гораздо менее внушительного телосложения. Застегивая ремень на своей отнюдь не узкой талии, Блэкстрап шагнул в круг света факелов. Пираты расступились перед ним, словно макрель перед тигровой акулой.