В теплом гнездышке пуховом спи спокойно, мой птенец!

Кареглазый мой малыш, ты усни, а я спою,

Отдохни, а я спою,

Дни и ночи я пою,

В колыбельке я качаю крошку смуглую мою,

Крошку сонную мою,

Несмышленую мою.

Не кричат кулик и цапля, сойки спрятались по гнездам,

И сова в дупло вернулась, путь домой найдя по звездам,

Где-то тявкает лисица, хоронясь в лесном краю.

В колыбельке я качаю крошку смуглую мою.

В долгой полярной ночи,

Обезголосев от лая,

Яростно, в клочья стирая ремни,

Ветру навстречу несутся они —

Злобная, дикая стая.

Чуть серебрятся в ночи

Шкуры медведя и рыси —

Все, что добыли капкан и свинец, —

Рядом с енотом бобер и песец,

Мех соболиный и лисий.

Мчится в полярной ночи

Поезд, груженный пушниной,

Быстрые сани не вязнут в снегу,

Зычно погонщик кричит на бегу,

Глухо скрипят мокасины.

Долог в полярной ночи

Путь от зимовья к зимовью,

Путь, что известен им тысячи лет,

Волчьим нутром они чувствуют след,

Волчьей, звериною кровью.

Обожженная солнцем равнина, бесприютная плоская степь,

Ни холма, и только на юге синеватая горная цепь.

Ни ручья — простор бесконечный порыжелой травой зарос,

Кое-где стреловидный кактус и побеги индейских роз.

Ни дымка, ни людского жилища, но дорога укажет вам

На скалу, под которой гордо островерхий стоит вигвам.

Там, под огненным солнцем прерий, неприметно для чужака,

Нейкья иглами дикобраза украшает шкуру быка.

Нейкья, девушка племени сиу, Нейкья, младшая дочь вождя,

У нее серебристый голос, звонкий, словно капли дождя,

У нее золотистые пальцы и глаза, что ночи черней,

У нее такая улыбка, что вовек не забыть о ней.

День-деньской поет на пороге: «Вы куда уходите, дни?

Неужели на белом свете только прерии есть одни,

И в далекой Стране Восхода, ненасмешлива и робка,

Дева иглами дикобраза украшает шкуру быка?»

На просторе западных прерий, где в тумане солнце встает,

Вдалеке от людского гула Нейкья плащ любимому шьет.

Так зачем же белым торговцам проводить здесь долгие дни,

Ждать улыбки и кроткого вздоха — неужели не знают они

Об охотнике краснокожем, о недавнем госте отца?

Он с вождем выкуривал трубку и на дочь смотрел без конца.

Через десять лун он вернется из-за синих гор, а пока

Нейкья иглами дикобраза украшает шкуру быка.

Он в чаще больше не затравит зверя,

Добычу не догнать его стреле —

В завет богов охотничьих не веря,

Молитвы обращает он к земле.

Дымок костра и звезды в зимнем небе,

Девичий смех, постель из одеял

Он на заботы о насущном хлебе,

Голодный, поневоле променял.

Он начал сев с котомкой небольшою,

Отныне дождь ему всего важней.

Он понял мир языческой душою,

Как смену вечную ночей и дней,

Зимы и лета, пахоты и жатвы,

И почва в эту первую весну

Дает приют, не нарушая клятвы,

По-матерински каждому зерну.

Я с теченьями не спорю,

По реке равнинной к морю

Я плыву,

И весло в прохладе сонной

Ил подхватывает донный

И траву.

Дальний берег в дымке тает,

Зыбкий зной не долетает

До реки;

Где-то крылья прошумели,

Опускаются на мели

Кулики.

На постель реки с обрыва

Уронила ветки ива,

Спит в тиши;

Вдалеке за островами

Закачали головами

Камыши.

Где протоки сон разлили,

Разбудил семейство лилий

Птичий писк.

Утро все они проспали

В перламутре и опале

Росных брызг.

Что за чудо! А какие

Здесь легенды колдовские

Рождены!

Но плывешь без опасений:

Не спугнут они осенней

Тишины.

От лесов, скользящих мимо,

Зелень вод неотличима

За кормой.

Спать река, как прежде, будет,

Лишь на миг ее разбудит

Парус мой.

Над водой туман клубится,

Россыпь влажная дробится

На листках;

Исчезая поминутно,

Солнце вспыхивает смутно

В облаках.

Слышен дыма запах едкий,

Промелькнул костер сквозь ветки

И потух.

Над речным прохладным ложем

Вьется вечером погожим

Пряный дух.

Незаметно ночь настала,

Я грести давно устала,

Но поток

Без меня найдет дорогу,

Унося мою пирогу

На восток.

Пристать, не доверяя больше веслам,

И лодку часть пути

По гальке, по колючкам низкорослым

Вдоль берега нести.

Сначала тишь, где отмели пологи,

Потом — пороги.

Подставить плечи под сырое днище

И по тропе лесной

Туда, где скалы выжжены и нищи,

Тащить над крутизной

Бесстрашный груз под грохот приглушенный

Воды взбешенной.

Кто вспомнит об усталости и зное?

Скорей к реке, скорей!

Ладони ободрались о каноэ,

Горят от волдырей!

Окончен переход, воды напьемся

И — рассмеемся.

Скоро ночь над Забытой Лагуной,

Где мечтать мы привыкли с тобой.

Догорающий день голубой

Отступает, и сонный прибой

Серебрится дорожкою лунной.

Ни огня над Забытой Лагуной,

Набежавшие тени густы.

Крики птиц у закатной черты,

И поющие ели, и ты —

Все исчезло в пустыне безлунной.

Вот и ночь над Забытой Лагуной.

Я хочу, чтобы это весло

Сумрак водорослей развело —

Мне от елей поющих светло

Этой ночью тревожно-безлунной.

Переливчатым золотом стан твой округлый

Опоясан, сестра.

Так каемку зари, опьяняюще-смуглой,

Золотят вечера.

Паутинками реют в тускнеющем зное

Эти крылья, сестра.

Невесомей, чем облако пара сквозное,

Дымка из серебра.

Сколько сладости, сколько отрады цветочной

Ты приносишь, сестра!

Так целует луга свежий ветер восточный,

И уходит жара.

Ты любого из жителей этого края

Человечней, сестра.

Для других золотистый нектар собирая,

Бескорыстно щедра.

(Озеро Россо)

Лишайники во влажной тьме расселин,

Утес в зеленом утопает мху,

Прозрачный мрак под тентом тоже зелен,

Листва и парусина наверху.

Маскоки усыпляющие воды

Прощальным зацелованы лучом.

Такое царство счастья и свободы,

Что больше не мечтаешь ни о чем!

Крылами эльфов летний воздух тронут:

Вот он запел и вновь затих впотьмах.

Так отзвуки небесной арфы тонут

В полегших травах на речных холмах.

По озеру изрезанной каймою

Сосновые темнеют острова,

Над облачной вечерней полутьмою

Симфонией разлилась синева.

Какая фея северного края,

Владычица утесов и глубин,

Чуть не до солнца чары простирая,

В листву текучий пролила рубин?

Трещит в костре валежник буреломный,

Полусгорев, мерцает головня,

Толпа теней беснуется в огромной

Закатной раме, красной от огня.

Дымком костра насквозь пропитан воздух,

Настоянный на шелесте лесов,

Но слышу я при ясных, крупных звездах

То смех гагар, то перекличку сов.

Там, где пожары ранние прошли,

На косогоре, у речной излуки,

В золе цветы лесные расцвели,

Скрывая шрамы северной земли,

Совсем как чьи-то бережные руки.

Так сердце, опаленное огнем

Опустошающей и жгучей боли,