– Он умрет, – процедил Костя сквозь зубы.
– ...Костя, это клоунство тебе не идет, – с обидой сказал я. – Прекрати, пожалуйста. Признайтесь, что вы меня разыгрываете, и закончим на этом.
– Не верит, – сказал человек, стоящий у окна. – Кость, ты зачем его притащил?
Я перевел взгляд на моего друга. Егоров не выглядел растерянным, и озорства в его глазах не было тоже.
– Должен быть еще один человек, – сказал он, отвечая тому, у окна. – С ума компанией не сходят, только поодиночке.
– И что теперь? – спросил тот, что у окна.
– Будем предъявлять доказательства.
– А надо?
– Вадим, не задавай глупых вопросов.
– Ребята, это ничего, что я все еще здесь? – с раздражением спросил я.
Парень, которого мой чокнутый друг представил как Вадима Князева, одного из героев романа «Люди и море», подошел ко мне и сел рядом. Я машинально отметил запах парфюма в сочетании с ароматом дорогого табака (мой шеф предпочитает кубинские сигары) и посмотрел на его руки: крупные, сильные, загорелые, с выгоревшими на солнце волосками.
– Откуда загар? – спросил я. – Солярий? Египет?
– Крым, – ответил он, достал из внутреннего кармана легкого дорогого пиджака песочного цвета несколько фотографий и протянул мне. – Доказательство первое.
Я взял их и проглядел без особенного любопытства. Это были снимки огромной прогулочной яхты, судна, сработанного под старину и, на первый взгляд, запредельно дорогого. На одном из снимков отчетливо видна надпись: SNT TEREZA. Интерьеры кают, ресторана, камбуза. Вид корабля с берега. Несколько человек на фоне судна; один из них явно выглядит, как капитан.
– Ну и что? – спросил я, возвращая фотографии. – Как говорил Остап Бендер: «При современном развитии печатного дела...» Наверняка этот корабль существует, Костя мог где-то когда-то случайно его увидеть, а через некоторое время подсознание выбросило образ на поверхность...
Парень сказал Косте, который внимательно наблюдал за нами обоими:
– Я предупреждал: пустая затея!
– Кость, можно я пойду? – осторожно спросил я. Не станут же они, в самом деле, удерживать меня силой?! Черт, сколько времени потерял!
– Что осталось? – спросил Егоров спокойно.
– Второе и последнее, – ответил парень. – Переход. Но я не уверен...
– Нужно предъявлять.
– Костя. Даже ты никогда...
– Мне и не обязательно. Кроме меня, должен быть кто-то еще. Лекс подходит.
Я неторопливо, стараясь не нервничать и не делать резких движений, поднялся с дивана.
– Костя, ничего колоть себе я не дам.
Он улыбнулся широкой, совершенно мальчишеской, располагающей улыбкой.
– Никто и не собирался! Дай нам еще десять минут, Лекс.
– Послушай...
– Ты ведь сам сказал, что я могу на тебя рассчитывать.
Я мысленно выругал себя, поклялся, что нахожусь в этой квартире последний раз, и посмотрел на часы:
– Десять минут, Костя.
– А вы чем занимаетесь по жизни? – с любопытством спросил парень, глядя на меня снизу вверх (но при этом было отчетливое ощущение, что глядит сверху вниз).
– Я журналист.
– А-а... – сказал он с такой интонацией, будто я признался, что я воинствующий атеист, разрушаю храмы и регулярно отстреливаю священников. Сказочники, мать вашу так...
Он легко поднялся и ушел в соседнюю комнату, плотно прикрыв дверь. Мы с Егоровым посмотрели ему вслед. Затем Костя сказал:
– Позови его, пожалуйста.
В комнате никого не было. Я даже зачем-то заглянул в шкаф, под диван и в узкую, темную кладовку. Подошел к окну: шестой этаж, высоковато... Внизу сразу асфальт, газона нет, а по стене никаких балконов рядом и пожарная лестница вне пределов досягаемости.
Стараясь не паниковать, я еще раз оглядел комнату и громко крикнул:
– Ну и где он, твой Копперфильд доморощенный?
– Никуда не уходи, – сказал Костя.
И я увидел.
По ковру на стене, на небольшом пространстве между диваном и книжным шкафом, вдруг разлилось легкое молочно-белое облачко, из которого шагнул человек в костюме песочного цвета. На несколько мгновений мне удалось разглядеть за его спиной пустынную летнюю улицу, уходящую в подъем, голубое небо без единого облачка и покосившийся домишко с распахнутыми настежь окнами. Картинка была немного нечеткой и без звука.
В следующую секунду все исчезло, остался только этот парень – Вадим.
Я все смотрел на вытертый и слегка поеденный молью ковер на стене, пытаясь разглядеть на нем что-то помимо приевшегося за долгие годы геометрического орнамента.
Вадим подошел ко мне.
– Доказательств больше нет, – сказал он и протянул руку. – Вы можете уехать.
Колени мои подгибались; в голове творилось черт знает что.
Игнорируя протянутую ладонь, как старик под тяжестью груза, только что легшего мне на плечи, я медленно двинулся в соседнюю комнату, обессиленно бормоча:
– Фокусники, вашу мать... Иллюзионисты. Мистификаторы...
– Кость, он, кажется, обиделся! – сказал сзади Вадим.
– Приходил еще Стас, – сказал Костя. – Но не думаю, что количество персонажей...
Я выпрямился, встретился с ним взглядом, подскочил, схватил его за плечи и потряс:
– Ну скажи! Скажи, что это неправда, фокус, механизм... Скажи! Я ведь тоже смогу так... якобы... шастать из одного измерения в другое! Скажи, что все это фарс!
– Полегче, – сказал Вадим. – Не растрясите мне папу. Он нам еще нужен, а здоровья-то паренек не богатырского...
Отпустив бледного, с ужасом глядящего друга, я без сил плюхнулся на диван и почти растекся по нему.
– Читал... – сказал я тихо. – У Кинга это любимый прием. Его персонажи так и носятся туда-сюда...
– Не надо было ему видеть... – вздохнув, сказал Костя.
– Иначе он бы ни за что не поверил.
– Мне кажется, он и сейчас не верит...
У меня очень болела голова, в ушах стоял звон.
– Кость, поеду, – сказал я с усилием.
– Погоди, пока голова пройдет. Сейчас дам таблетку.
Он ушел на кухню.
– Ну и зачем тебе это? – спросил я, не глядя на Вадима.
– Было интересно посмотреть... на создателя, – сказал он. – Сейчас пытаюсь убедить его взять у меня денег... Того гляди, загнется человек от истощения.
– А я не беру, – сказал вошедший Костя, неся в руке стакан с водой и таблетку. – Для меня это слишком – брать деньги у персонажа собственной книги.
– Да ведь это твои деньги, – сказал я, сунул таблетку в рот и запил водой. – Ты их придумал как атрибут героя... Все равно что карманы на его пиджаке... И почему бы ему не посодержать своего создателя? Ты дал ему жизнь! А он, мне кажется, относится к тебе несколько пренебрежительно, без должного пиетета.
Они переглянулись.
– Поверил? – спросил Костя – то ли меня, то ли Вадима.
– Нет, – сказал я. – В реальном мире этого нет и быть не может.
– Какой реальный мир ты имеешь в виду? – спросил Вадим. – Его не существует вообще. Мир таков, каким видит и воспринимает его каждый человек. Значит, их огромное количество, так называемых реальных, и каждый самую малость отличается от другого. Ибо нет двух одинаковых восприятий.
– Тем более, – сказал я. Боль понемногу начала отступать. – Так что, Костя, деньги ты все-таки возьми.
– Послушайся умного человека, – сказал Вадим.
– Я хотел, чтобы ты знал, Лекс, – сказал Костя.
– Это я уже понял. – Я осторожно поднялся, прислушиваясь к своим ощущениям. Комната немного плыла перед глазами. – Думаю, что к Толстому захаживал Андрей Болконский, а к Достоевскому – Порфирий Петрович и Митя Карамазов... Вряд ли он пускал на порог Раскольникова. Если все так, старик, то ты – гений.
– А я что говорил! – поддержал меня Вадим Князев.
Глава 15
«ДЕСЯТЬ СЕКУНД НА ПРОЧТЕНИЕ КАЖДОЙ ЧАСТИ СООБЩЕНИЯ», – замигала надпись в левом верхнем углу экрана лэп-топа, и немедленно появилась первая часть.
– Только не это... – негромко сказал Бахтияр, быстро прочитывая. – Что угодно – только не это.
Стас ненавидел весь мир.
Он был готов даже Ольге сказать, что... ее ненавидит (нет, на это не решился бы!), – лишь бы не идти на юбилей. Ненавидел страну, в которой прожил восемь лет, город, куда за эти восемь лет приезжал по делу и без дела бессчетное количество раз. Время года, море, горы... Он проклинал охранника Олежу за то, что тот не вытолкал его взашей в ночь, когда Стас привез в отель мебель; в результате он вытащил эту дуру и теперь тащится с ней, потея, во взятом напрокат смокинге
«Смоу-укинге! Вашу мать, подумайте – я в смо-оу-кинге!!!»
на сборище богатеев... День рождения старого капитана – это ведь только повод, верно?
Он совершенно забыл времена, когда смокинг или дорогой костюм-тройка не были ему столь обременительны... Последние годы он – грузчик, обыкновенный работяга, тягловая сила, и этот воротничок душит, режет его могучую пролетарскую шею!
Господи! Ну зачем, зачем он с ней потащился?! В какое-такое благородство решил поиграть?!
– Стас, я вижу – тебе плохо, – сказала Ольга. – Не ходи. Хочешь – вернись и ложись у меня спать. Я до утра все равно не вернусь.
«Да, конечно! Очень хочу! И немедленно вернусь...» – почти сказал он. Но смолчал, пыхтел и упорно шел рядом, ощущая себя в этой ломкой накрахмаленной сорочке и смокинге не по размеру, как в узком пенопластовом гробу.
Стас ненавидел весь мир... но еще больше, чем идти, он не желал отпускать Ольгу одну.
По набережной праздно шатались толпы народа – курортники, хозяева жизни, «калифы на час»; из окон кафе, ресторанчиков и забегаловок неслась разномастная музыка от русской попсы до, кажется, африканского этно, смешиваясь, переплетаясь, скрещиваясь и рождая некие совершенно поразительные звуки. Впрочем, прислушиваться было некогда – Ольга знала, что опаздывает.
Тем не менее она остановилась, повернулась к Стасу лицом и подняла голову. И он глядел на нее сверху вниз, поводя шеей и плечами и морщась.
– Последний раз, – сказала Ольга. – Не желаю, чтобы ты испортил праздник мне, имениннику или гостям. В первую очередь, конечно, дяде Жене. Он неплохо ко мне относится, но...
– Ты ведь сама позвала меня, – недоуменно сказал Стас. – Настаивала, чтобы я пошел. А теперь гонишь?
Стас предлагал ей выход и ждал, что она решит. Но она не стала его обманывать.
– Не гоню. Идем. Все, Стас, мы идем!
– Да ладно, – бормотал он уже на ходу, дыша, как раненый тюлень, – не волнуйся. Никого я не собираюсь огорчать, тем более портить пьянку... юбилей.
На набережной, на почтительном расстоянии от празднично иллюминированного судна, собралась большая толпа зевак: всем было любопытно, что происходит. Стас невозмутимо прорезал толпу, как огромный ледоход – льды, Ольга прошла за ним, и толпа немедленно сомкнулась.
У трапа гостей встречали матросы в нарядной форме, одного из которых Ольга узнала: Петя Шалашкин, тот самый, что нашел ее после опрометчивого бегства ночью с приема и ночевки в лесу за заброшенной лесопилкой.
– Добрый вечер, – с улыбкой сказал Петя, обязанный ей должностью старшего матроса и повышением оклада. Он сделал приглашающий жест. – Добро пожаловать. Вас ждут...
На несколько мгновений Ольга ощутила себя Маргаритой на балу у Воланда.
Звучала живая музыка. Вивальди, любимый композитор дяди Жени, «Времена года».
Мгновенно, как только она ступила на палубу, окружающий мир будто подался назад и замер в полупоклоне: она очутилась во власти магии корабля и моря. Положительно, судно строили не обычные... не совсем обычные люди.
– Ты чувствуешь? – негромко спросила она шедшего чуть сзади Стаса, но тот не ответил.
Навстречу уже спешил виновник торжества: подтянутый, помолодевший лет на двадцать, румяный от поздравлений и похвал Евгений Прохорович Громов. Дядя Женя.
– Здравствуйте, Оленька, – сказал он, наклоняя красивую седую голову и целуя ей руку. – Мы вас так ждали.
Она мельком глянула на стоящих в отдалении группами гостей. Все взгляды были обращены на нее.
– С днем рождения, дядя Женя. – Ольга троекратно расцеловала капитана и протянула небольшой хрусткий пакет с подарком: галстук от Кардена (попросила Вадима выбрать в Москве и привезти), золотая заколка к галстуку и золотые запонки.
Стас возвышался рядом невозмутимой горой, только время от времени еле заметно подергивал шеей.
– Этой мой друг Станислав, – представила его Ольга.
– Михайлович, – добавил Стас все так же невозмутимо, пожал руку капитана и поздравил: – С днем рождения.
– Прошу вас, проходите! – На правах хозяина вечера, дядя Женя взял Ольгу под руку и повел к гостям. Стас двинулся следом, спокойно оглядываясь и удерживая на лице маску скучающего равнодушия, чтобы, не дай бог, не выдать своего восхищения от корабля.
В яхтах, речных и морских, он знал толк. Даже мечтал построить себе... конечно, не такого масштаба. Когда-то давно, будучи преуспевающим хирургом, оперируя в одной из лучших клиник в Москве и даже несколько раз, по приглашению, в Праге и Мадриде, собирал и читал справочники и глянцевые толстые журналы, выпускавшиеся в те годы только за границей; в них давались описания новых видов яхт, рассказывалось о премудростях управления.
«Святую Терезу» он определил как однокорпусную килевую крейсерскую яхту, на первый взгляд, не менее трехсот квадратных метров, наверняка с великолепными ходовыми характеристиками, но достаточно тихоходную, не больше пятнадцати узлов, как, впрочем, и положено круизной яхте с энергообеспечением в два шестицилиндровых мотора.
Но все это голая механика. А внешняя отделка величественного парусного судна производила впечатление абордажной галеры времен капитанов Блада и Флинта; нечто подобное он видел недавно в фильме «Пираты Карибского моря», а из справочников припоминались суда, построенные в Индонезии, Йемене и Судане. Однако все виденное прежде в журналах и фильмах меркло и испарялось перед сочетанием строгой, но величественной красоты и функциональности, а главное – ощущением пребывания на судне, небывалым, почти детским восторгом.
«Безусловно, корабль стоит баснословных денег, – подумал Стас, – но отрабатывает каждый вложенный цент».
Кривая мнения Стаса о Вадиме неохотно поползла вверх.
– Как впечатление? – раздался голос над ухом.
Стас чуть не сплюнул от досады: вспомнишь про хорошего человека, он и появится...
– Добрый вечер, Вадим, – холодно сказал он.
– Шампанского?
– Предпочитаю коньяк.
Князев сделал знак стюарду с подносом.
Стас взял небольшую пузатую рюмку, произвел несколько движений, размасливая коньяк по стенкам, и пригубил.
Вадим смотрел в сторону: наблюдал, как накрывают столы, время от времени окидывая внимательным взглядом то одну группу гостей, то другую, дежурно-любезно улыбаясь и приветствуя взмахом руки.
Гости продолжали прибывать.
– Девушку ты доставил, – сказал он, по-прежнему не глядя на Стаса и продолжая взглядами и жестами приветствовать гостей. – Большой молодец. Тебя не задерживают.
– Кто?
– Никто.
– Это Ольга сказала?
– Стас, Ольга Сергеевна в гостях. У Евгения Прохоровича и у меня. А ты здесь в общем-то никому не нужен. Уверяю тебя: ловить нечего. Эта птица – не про твою честь. Безусловно, ее спасение – поступок, достойный мужчины. Но все имеет свою цену. Не мог бы ты ее озвучить?
– Цену?
– Да.
– Возможно, я сильно удивлю тебя неким откровением, – сказал Стас, – но жизнь показывает, что не все измеряется деньгами, машинами, домами, яхтами или... мобильными телефонами. Мобильники, например, отлично тонут. Ну не водоплавающие они, понимаешь? Остальное – взрывается, горит. Вечных вещей, как и денег, не бывает.
– Это угроза?
– Бог с тобой, Вадим, как я могу тебе угрожать... Знаешь, я ведь не хотел сюда приходить. Ольга настояла.
– А теперь настаиваю я, чтобы ты ушел. Это не твой круг.
– Я уйду только с тем, с кем пришел, – упрямо, но мирно сказал Стас. – Или по его просьбе. В конце концов, праздник не твой, и на сегодняшний вечер ты здесь хозяин чисто номинально. – Он сделал глоток коньяка, покатал во рту, наслаждаясь, и проглотил.
В это время ударил салют: зашипело, засвистело, грохнуло, затрещало оглушительно – и в небе над кораблем разлились разноцветные огненные фонтаны. Гости на палубе и зеваки на набережной одобрительно завопили, зааплодировали.
– Поговорили... – пробормотал Вадим и стремительно двинулся к гостям.
Матросы у трапа засуетились: корабль должен был вот-вот отойти от пирса.
Стоя в стороне, у парапета, с бокалом недопитого коньяка, Стас наблюдал за гостями. Собралось около полусотни человек, но при этом на палубе не было тесно. Богато и модно одетые женщины и мужчины, посверкивая бриллиантами и золотыми часами, с дежурными улыбками на лицах, расхаживали вокруг накрытых столов, сидели и стояли... а над ними висело облако взаимного неприятия и даже презрения. Зачем они нужны юбиляру? Да полно, не он же их пригласил – Вадим использовал день рождения своего сотрудника в собственных целях.
«Святая Тереза» тихо отошла от пристани и самым малым ходом двинулась в море.
– Господа! – объявил Князев в микрофон. – Наш дорогой юбиляр, Евгений Прохорович Громов, приглашает всех рассаживаться за столы!
Неторопливо, уступая друг другу и оживленно переговариваясь, гости занимали места за столами, поставленными буквой П. К Стасу подошла Ольга и взяла его за руку; он заметил хмельной блеск в ее глазах.
– Ты будешь сидеть со мной, – сказала она.
– Вадим не против? – насмешливо спросил Стас. – Между прочим, он тут пытался выставить меня на берег...
Затылок словно обожгло – и Стас обернулся. Князев стоял совсем близко и сверлил соперника ненавидящим взглядом, как бы говоря: «Стучишь, дружище... Что еще от тебя ожидать?»
– Ты пришел со мной, со мной и уйдешь, – решительно сказала Ольга. Стас улыбнулся схожести их мыслей. – Наши места вон там. Пойдем.
Ольга и Стас заняли места неподалеку от юбиляра, за правым «рукавом» буквы П, между девочками из популярной на Украине и в России группы с двусмысленным названием «Влага», одетыми только в веревочки, нереально красивыми, словно не вполне живыми, сошедшими с картины, написанной гением-художником, одержимым женской красотой (их, по всей вероятности, пригласили петь и вообще – украшать собой вечер), и знаменитым русским актером и режиссером Алексеем Беркутовым, снявшимся когда-то давно, в начале своей творческой деятельности, в нашумевшей картине Василия Пичугина «Маленькая Ира». Беркутов, насколько было известно Ольге, дружил с Вадимом и Евгением Прохоровичем и изредка, если позволял плотный театрально-киношный график, гостил на яхте.
Строго напротив, за левым «рукавом» буквы П, сидели Вадим, его приятель по бизнесу Андрей, несколько чиновников из правительства Украины с женами и любовницами, а также представитель местного духовенства с матушкой.
В исполнении Вадима Князева прозвучал первый тост – здравица в честь юбиляра; все гости подняли бокалы, Евгений Прохорович обходил столы, чокался, стараясь никого не пропустить. Беркутов за спинами Ольги и Стаса рассказывал девчонкам из «Влаги» что-то смешное; они прокуренно смеялись. Вечер покатился своим чередом.
Знаменитых и известных людей на празднике собралось немало. Стас узнал теннисиста Дениса Ревзина, двоих популярных московских куплетистов, парней из группы «Бархан» во главе с отцом-основателем, композитором и солистом Виктором Птицыным. Недешево обошелся Князеву юбилей капитана его судна: вряд ли все эти знаменитости съехались в Крым по приглашению просто так, отдохнуть, прокатиться на шикарной яхте и побаловать почтенную публику своим искусством. Конечно, Вадим платил – и немало.
Как только позволила ситуация, Стас снял и повесил на спинку стула пиджак, ослабил узел галстука и расстегнул две верхние пуговицы сорочки. Хотел закатать рукава, но подумал, что это будет перебор.
Около полуночи гости стали подниматься из-за столов, разбрелись по кораблю; ребята из «Бархана» вопреки обыкновению исполняли что-то лирическое.
Стас стоял, облокотившись о парапет, и смотрел на воду. Мысли были невеселые.
– Здравствуйте, – сказал женский голос.
Он повернул голову. Дама лет пятидесяти, приятной внешности, стриженная под мальчика, в модном легком платье цвета кофе с молоком, держала в руке бокал с шампанским и, близоруко щурясь, смотрела на него.
– А я смотрю на вас за столом и все думаю: вы это или не вы, – сказала она.
– Мы знакомы? – спросил Стас.
– Вы ведь Станислав Баренцев, хирург, – сказала она. – Осенью девяносто второго вы оперировали моего сына Колю. Никто тогда не надеялся...
– Я помню, – замороженно сказал Стас. – Коля Шатилов. Помню прекрасно. Как он сейчас?
– Хоккеист, – с нескрываемой гордостью сказала женщина. – Играет в НХЛ. Гордость команды. Своего первенца назвал Станиславом. Такой смышленый парнишка мой внук, даром что пока годик...
– Мир тесен, – сказал Стас.
– А вы здесь по приглашению Евгения...
– Вот ведь как бывает! – перебил ее Князев, подходя с двумя бокалами коньяка в руках, один из которых протянул Стасу. Тот взял. – Жил-был хирург, золотые руки, ас микрохирургии, одному мальчику восстановил кисть руки, оторванную при неосторожных играх с петардами... – Дама вспыхнула и хотела что-то сказать Вадиму, но передумала. – Оперировал в России и за рубежом, его приглашали работать в Медицинский центр при Администрации Президента. Ренат Акчурин[1] тепло отзывался о его таланте. А потом что-то произошло...
Дама со страхом смотрела на Вадима. Тот безжалостно продолжал:
– А что могло произойти? Ну, например, на операционном столе умирает во время операции, которой руководил наш герой, беременная женщина, жена его друга. Плод спасти также не удалось, а ведь он был довольно-таки взрослый, если можно так выразиться, около семи месяцев. И все. Человек наложил на себя своеобразную епитимью: бросил любимое дело, которому была посвящена его жизнь, и уехал куда глаза глядят. Не стало его. То есть он жив-здоров, но от прежнего осталась оболочка. Пшик. Сдутый шарик. Этот шарик перебрался в другую страну, устроился на работу водителем-экспедитором, а попросту говоря – грузчиком мебели. Ну, разве это справедливо?
– Жизнь вообще несправедлива, – сказал Стас.
Дама перевела на него ошарашенный взгляд. Стас улыбнулся и пожал плечами.
– Вы танцуете? – спросил Вадим даму и предложил руку. Она, словно в оцепенении, взяла его под руку. Уже уходя, Вадим обернулся и негромко сказал: – Главное, что сейчас ты и уйти не можешь. Если только в море...
В очередной раз мельком пожалев о том, что дал себя уговорить прийти, Стас поискал глазами Ольгу. Она стояла на сан-деке в окружении нескольких мужчин и заливисто смеялась.
Ребята из «Бархана» закончили выступление и отправились перекусить. Снова зазвучал Вивальди в исполнении струнного квинтета.
Мимо прошел Евгений Прохорович в компании женщин, сопровождаемый Вадимом. Юбиляр был под хмельком, но в меру. Оживленно жестикулируя, он рассказывал:
– Двадцать шесть календарей...
– ...лет, – посмеиваясь, «переводил» Князев.
– ...на Северном флоте... Матушке-России – верой и правдой... Не вылезая из «бидона»...
– ...подводной лодки.
– Вот-вот! Атомохода, между прочим! Количество автономок...
– ...походов на подлодке...
– ...считать перестал. Дослужился до капраза...
– ...капитана первого ранга...
– Вот-вот! А дальше – все! Как в анекдоте: у адмирала свои дети и внуки есть! И Саша Покровский[2], светлая голова, лучше всех нашу жизнь показал, бессмысленную и беспощадную, полную аллегорий. Книги его рассказов на моей книжной полке – на почетном месте... Но я, дорогие мои, без моря не могу. Ушел на пенсию и медленно чах. Спасибо Вадиму, вернул к жизни.
– Да будет вам, дядя Женя. Не верьте ему, девушки. Никого я никуда не возвращал, я не меценат. Взял на работу человека, профессионала. И знаю, что мой корабль в надежных руках.
«Святая Тереза» медленно двигалась вдоль побережья. Скалы в чернильной темноте ночи были почти не видны, лишь пенные барашки волн беззвучно – с такого расстояния – бились о берег. Ночь была пасмурная; кое-где между облаками подмигивали с неба звезды.
Стасу вдруг мучительно захотелось уйти – до такой степени, что он готов был прыгнуть за борт и вплавь добраться до берега... И что потом? От города корабль ушел довольно далеко, пешком по горам, ночью, мокрому, пришлось бы добираться не один час. И потом... Получится, что он обманул Ольгу: договаривались, что уйдут вместе.
Шуточные конкурсы с призами, которые вели двое специально приглашенных конферансье, похожих на карточных шулеров, горячее, танцы под выступление фигуристых девчонок из «Влаги», одетых в провокационные костюмы-ниточки (одну песню они исполнили вместе с Алексеем Беркутовым, после чего самая красивая солистка и московский актер исчезли в недрах корабля часа на два – Стас проводил их глазами и понимающе улыбнулся); огромный именинный торт с шестьюдесятью свечами, еще один салют... Ольгу Стас за всю ночь почти не видел, она пользовалась успехом не только у мужчин, но, как ни странно, и у женщин... Хотя нетрудно было догадаться, что через нее кое-кто из особо расчетливых девиц надеется добраться до Князева.
Ольга несколько раз подходила, навещала Стаса, но с ним, молчуном, ей быстро становилось скучно, и она убегала. Они даже ни разу не потанцевали. Он так и не понял, зачем она взяла его с собой.
Сам Баренцев ни с кем не разговаривал, так и разгуливал особняком, потягивая коньяк и почти не пьянея. Маму Коли Шатилова он больше не видел. Здесь был не его круг (в этом Вадим оказался прав); Стас с нетерпением ждал, когда «Святая Тереза» вернется назад.
Но за те несколько часов, что он провел на судне, Стас оказался в полной власти корабля, его магии, поэтому немного беспокоил момент расставания с судном. Судьба слишком редко преподносит подобные подарки. Этой ночью Стас встретился со своей давней мечтой и думал о том, что будет жить воспоминанием о встрече несколько лет.
В какой-то момент он задремал, развалившись в удобном мягком кресле в уголке с очередным бокалом в руке, а когда открыл глаза, поеживаясь от утренней прохлады, – светало, толпа на палубе изрядно поредела (многим были предоставлены каюты, а кое-кто прикорнул в обеденном зале и кинозалах на диванчиках); быстро и бесшумно снующие стюарды убирали грязную посуду, мыли палубу, сворачивали и выносили аппаратуру: действовали четко, слаженно и без суеты.
Один из стюардов, заметив, что Стас открыл глаза, улыбнулся ему.
– Не хотите ли пройти в каюту, господин Баренцев? – спросил он.
– Благодарю, – сказал Стас, зевнул, потянулся и поискал глазами пиджак; тот так и висел на стуле неподалеку. – Когда мы придем в город?
– Через тридцать пять минут. Может быть, чаю? Или кофе?
– «Карт нуар» есть у вас?
Стюард с достоинством кивнул.
– Сварите, пожалуйста. И одну ложку сахара.
В начале одиннадцатого утра, когда Вадим сидел в своем рабочем кабинете на корабле и просматривал бумаги, доставленные курьером, к нему без стука вошел Миха. Он был бледен и возбужден.
– Беда у нас, Вадим Юрьевич, – сказал он сипло. Князев поднял глаза от бумаг.
– Что случилось?
– Андрей Кириллович убит.
