– Не получилось! – выдохнул Карлович.
– Сейчас прекратится, – успокоил я.
Струйки опали. Я осушил рану тампоном, зашил легкое и рану. Теперь дренаж для стока попавшей в плевру крови. Троакар у нас есть… Приложить руку к ране – все равно знают. Свечение и забинтовать. Готово!
Мы вышли в предоперационную и закурили. Дантист остался у раненого. Он не курит.
– Блестяще! – сказал Карлович, выпустив клуб дыма. – Никогда подобного не видел. Сосуды мы обычно перевязываем. Где научились шить?
– В Германии.
– Вам доверяли такие операции?!
– На трупах тренировался.
Не говорить же им про кавказские войны? Как в госпиталь привозили захлебывающихся кровью солдат? И мы оперировали их, забывая о сне и еде?
– Пойдем! – Карлович бросил окурок в пепельницу.
Мы вернулись в операционную.
– Пульс слабый, но ровный, – доложил дантист. – Наполнение слабое. Дыхание частое.
Молодец, Миша! Будет из него хирург! Я вгляделся в лицо раненого. Кожа бледная, но не серая. Розовых пузырей в уголках рта нет. Похоже, получилось. Веки генерала затрепетали, и он открыл глаза.
– Где я? – спросил чуть слышно.
– В лазарете, – поспешил Карлович. – Вам сделали операцию. Прошла успешно.
– Спасибо, доктор.
– Благодарить нужно его! – Карлович указал на меня. – Он оперировал.
Уголки губ генерала тронула улыбка. Узнал.
– Зауряд-врач… – лицо его построжело. – Деникин здесь?
– Да, ваше превосходительство.
– Позовите.
– Вам нельзя… – начал Карлович, но генерал повысил голос: – Зовите!
Дантист сбегал за Деникиным. Тот вошел в операционную и склонился над раненым.
– Принимай фронт, Антон Иванович, – прошептал раненый. – Я надолго…
Он закрыл глаза и умолк.
– Камфору! – закричал Карлович. – Морфий!..
Алексеев вошел в кабинет и поклонился.
– Здравия желаю, ваше императорское величество!
– Здравствуйте, Михаил Васильевич! – кивнула Мария. – Присаживайтесь! – она указала на кресло. – Давайте без чинов – мы одни.
– Слушаюсь, государыня! – сказал Алексеев и прошел к креслу. Подождал, пока сядет императрица, и устроился напротив. Раскрыл принесенную с собой папку.
– Наступление немцев отбито. Ожесточенная бомбардировка наших позиций, предпринятая противником, и последующие атаки не принесли ему успеха. Фронт устоял. Правда, под Молодечно на ограниченном участке передовым частям противника удалось захватить наши траншеи и ввести в прорыв кавалерию. Командующий фронтом, генерал Брусилов среагировал оперативно и ввел в бой резервы. Стремительным ударом они опрокинули прорвавшего врага и заставили его отступить. Положение восстановлено.
– Наши потери?
– До двадцати тысяч ранеными и убитыми.
Мария сморщилась.
– Противник потерял втрое больше, – поспешил Алексеев.
– Мне доложили: Брусилов ранен.
– Это так, государыня!
– Как это произошло? Почему командующий фронтом оказался на передовой линии?
– Алексей Алексеевич прибыл посмотреть на результат операции. К траншеям не подходил, наблюдал за позициями издалека. Но противник заметил движение и обстрелял шрапнелью. Пуля угодила командующему в грудь. Случайность.
– Из-за которой мы потеряли одного из лучших командующих. Кто вместо него?
– Генерал-лейтенант Деникин. Так пожелал сам Алексей Алексеевич. Я утвердил Антона Ивановича временно исполняющим обязанности.
Мария кивнула и замолчала. Алексеев сжался. Сейчас последуют неприятные вопросы. Почему прозевали наступление врага? Отчего своевременно не подкрепили оборону и дело дошло до резервов? Вопросы неприятные. Внятного ответа не имеется. Государыня может решить, что главнокомандующий не справляется. Она не любит потерь, а тут еще Брусилова подстрелили. Императрицу следовало отвлечь. Алексеев был опытным царедворцем и знал, что нужно сказать, поэтому заранее подготовился. Он кашлянул, привлекая внимание государыни.
– Мне доложили, что Брусилов вернется в строй.
– После ранения в грудь? – засомневалась императрица.
– Там интересная история, – поспешил Алексеев. Императрица заинтересовалась, железо нужно ковать, пока горячо. – Неподалеку от места ранения Брусилова располагался дивизионный лазарет. Антон Иванович Деникин, который сопровождал командующего, мигом сообразил. Раненого перевязали, погрузили в автомобиль и на большой скорости доставили в лазарет. А там оказалось, что главный хирург, он же начальник лазарета, ранен руку и оперировать не может.
– Это ж где доктора ранили? – удивилась Мария.
– Накануне эскадрон немецких драгун, прорвав фронт, вышел к лазарету. Тот был обозначен красным крестом. Это не смутило супостатов, и они атаковали лазарет.
– Варвары! – сжала кулаки Мария.
– Могла повториться история с Новоселками. Но у немцев не получилось. Молодой зауряд-врач своевременно заметил врага, собрал раненых и организовал оборону. Под его руководством солдаты стали стрелять и бросать бомбы. Убили два десятка драгун, оставшиеся отступили. Это притом, что наших солдат было всего пятеро. Чем бы кончилось, неизвестно, но тут подоспели казаки и завершили разгром супостата. В этом бою и ранило начальника госпиталя – неосторожно подошел к окну.
– Кто оперировал Брусилова?
– Тот же зауряд-врач, других хирургов в лазарете не оказалось. Начальник лазарета, не обращая внимания на ранение, помогал ему советами. Операция завершилось успешно. Мне доложили, что Алексей Алексеевич поправится.
– Дай Бог! – перекрестилась императрица. Командующий последовал ее примеру.
– Как зовут врачей?
Алексеев заглянул в бумаги.
– Начальник госпиталя, надворный советник Николай Карлович Рихтер и зауряд-врач Валериан Витольдович Довнар-Подляский.
– Немец и поляк спасли русского генерала, – сказала Мария. – Любопытная история.
– Довнар-Подляский не поляк, – поспешил Алексеев. – Из белорусской окатоличенной шляхты. По вероисповеданию католик, но русский по духу. Учился в Германии, но завершить образование не успел. С началом войны, избегая ареста и интернирования, сбежал в Швейцарию. Оттуда перебрался в Россию. Поскольку документов об учебе в германском университете из-за бегства не получил, поступил вольноопределяющимся в Могилевский полк. Воевал. В окопах тяжело заболел и угодил в лазарет. Там выяснилось, что он недоучившийся врач. Начальник госпиталя проэкзаменовал его и вынес суждение о достаточности знаний у вольноопределяющегося. Подал рапорт и добился назначения Довнар-Подляского зауряд-военным врачом в свой лазарет. Не прогадал. У юноши оказался дар хирурга. Операцию, которую он провел Брусилову, по мнению специалистов можно назвать блестящей.
– Повезло Алексей Алексеевичу, – кивнула Мария. – Вы позаботились о наградах?
– Непременно. На Довнар-Подляского подготовлено представление в Георгиевскую Думу[5] корпуса. Учитывая значимость его подвига, отказ маловероятен. Рихтер, как полагаю, достоин Владимира[6] четвертой степени – как за свой подвиг, так и по совокупности заслуг. Его лазарет один из лучших на фронте.
– Согласна! – кивнула Мария. – Зауряд-врачу тоже Владимира.
– Вместо Георгия?
– Вместе.
– Два ордена сразу? За один подвиг?
– Отбил немцев, чем спас раненых и врачей – раз. Провел успешную операцию Брусилову – два.
– За Брусилова мы награждаем Рихтера.
– Но оперировал зауряд-врач. Вы считаете, что жизнь командующего фронтом не стоит двух орденов?
– Простите, государыня! – смутился Алексеев. – Не сообразил. Подумал: юнец. Для него и один орден за счастье. Да еще Георгий! А тут сразу два. Могут не понять. В армии много офицеров без наград.
– Пусть лучше воюют!
Алексеев насупился.
– Не сердитесь, Михаил Васильевич! – поспешила императрица. – Понимаю ваши резоны и заботу о подчиненных. Смотрите шире. В армии много католиков-офицеров?