– На какой адрес слать? Москва, Кремлевский дворец?

– Нет, конечно! – засмеялась она. – Держи! – она достала из сумки листок. – Здесь адрес Лены. Письма будешь отправлять на ее имя. В конверт вложишь другой – для меня. Она передаст.

Умная девочка! Все предусмотрела.

– Ладно! – сказал я.

– А еврейку эту отошли! Мне неприятно знать, что она подле тебя.

– Я к ней равнодушен.

– Все равно! – топнула она ножкой.

Ну, вот, уже командует. Я поколебался и кивнул. Мы поцеловались, и Ольга ушла. А я остался думать над тем, что произошло. Вот уж влез! С Ольгой понятно: пациентки часто влюбляются в лечащих врачей. Ну, а я-то с чего? Но ведь, вправду, нравится. Ни к одной женщине в этом мире я испытывал таких чувств, даже к Лизе. А ведь та красавица, да еще какая! На меня смотрит, как раненая лань на охотника, но душа к ней почему-то не лежит. А вот к этому воробушку…

Куда я лезу? Точно грохнут. Расклады наверху серьезные, и нежданный фактор в лице какого-то зауряд-врача многим не понравится. Говоря Горецкому, что меня убьют, я имел в виду совершенно другое. Врача, который лечит лейкоз, разорвут на куски. Других таких нет, а болеют многие. В том числе правители, аристократы и миллионеры. Все хотят жить. На меня начнется охота… Вот блин! Опасался одного, а получил другое, причем, куда более серьезное.

Подумав, я достал из буфета бутылку рома. Напустил себе бокал и осушил двумя глотками. Да идет оно все!.. Пусть все течет, как сложилось. С проблемами будем разбираться по очереди.

Я не знал, что они начнутся уже завтра…

1 Парвеню – человек незнатного происхождения, добившийся доступа в аристократическую среду и подражающий аристократам в своем поведении, манерах; выскочка.

2 Слова Михаила Матусовского.

3 Стихи Алексея Фатьянова.

Утром следующего дня меня позвали к начальнику госпиталя. Зайдя в кабинет, я увидел Загряжского и Бурденко. Поздоровался.

— И вам здравствовать, Валериан Витольдович! – отозвался Загряжский. Бурденко кивнул. — Проходите, присаживайтесь.

Я подчинился. Загряжский посмотрел на меня, затем на Бурденко. Николай Нилович выглядел мрачно.

– У меня для вас неприятная новость, — сказал со вздохом. – Начальник Главного санитарного управления Муравьев отклонил ваши предложения.

– Какие? – не врубился я.

— По переустройству оказания медицинской помощи на фронте, — пояснил Бурденко. – Вы, что, забыли?

— Простите! -- повинился я. – Замотался. В последние дни было много работы.

А еще один зауряд-врач влюбился…

– Понимаю, – кивнул Бурденко. – Тем не менее, случилось. Такие дельные предложения! – вздохнул он. – Мы их обсудили, поддержали и присовокупили свои рекомендации. А их – в урну! – он сжал кулаки.

Чего-то подобного я ожидал. Но все равно неприятно.

– Чем Муравьев объяснил отказ?

– А ничем! – Николай Нилович развел руками. – Только резолюцию начертал. «Какой-то лекаришка будет нас учить!» – процитировал он сердито.

Я ощутил приступ гнева. Лекаришка? Скольких людей я уже вытащил с того света! А это зажравшееся мурло…

– У вас все, господа?

– Да, – кивнул Загряжский. – Мы позвали вас сообщить.

– Спасибо! – я встал. – У меня сегодня нет операций, Филипп Константинович, раненых не ожидается. Могу я отлучиться?

– Ради бога! – замахал он руками. – Хоть на весь день. Вы и так трудитесь без выходных. Отдыхайте!

– Благодарю, – кивнул я и вышел.

У ворот госпиталя я поймал извозчика и велел везти меня в «Европу». Ехать было недалеко. Велев извозчику ждать, зашел в холл.

– У вас проживают репортеры из Москвы? – спросил у портье.

– Нет-с! – сообщил он. – Не заезжали-с.

– Может, знаете, где живут?

– Спросите в «Одессе» или «Либаве». Еще можно в «Московской». Здесь рядом.

Я дал ему полтинник и вышел. Извозчик повез меня по гостиницам. Большой нужды в этом не было – гостиницы располагались в шаговой доступности, но я их не знал в отличие от извозчика. Везде ждал облом. На мой вопрос портье только разводили руками. Репортеры или не приехали, что вызывало сомнения: визит государыни в Минск – это вам не хухры-мухры, или чалились по меблированным комнатам. Но вот как их отыскать? К местным журналистам обращаться бесполезно – трусливые. Читал я минские газеты. По всему видно, что они у местного начальства в кулаке.

Полтинники давать я перестал – так и без денег можно остаться. Услыхав очередное «нет», поворачивался и уходил. Садился в коляску, и извозчик вез меня к следующей гостинице. Меня уже подмывало отказаться от затеи. Гнев ушел, но упрямство осталось, и оно не давало отступить. Личную обиду стерпеть можно. Пусть я «лекаришка», но одним росчерком пера обречь на смерть тысячи людей…

Повезло только в десятой по счету гостинице. Называлась она «Москва Брестская» и находилась на улице Суражской рядом с Брестским вокзалом. Гостиница оказалась крохотной и обходилась без портье, хотя какая-то толстая тетка в каморке за дверью сидела.

– Есть репортер! – сообщила она. – Господин Светозаров, – она оглянулась и понизила голос. – По пачпорту он Комарицкий Егорий Фирсович, но велел звать себя Светозаровым. Сказал, что из газеты «Московский листок».

Это я удачно зашел. «Листок» власть не любит, а журналист, похоже, с претензиями. Светозаров, говорите?

– У себя?

– Завтракать пошел в ресторан на вокзале. Туда! – тетка указала рукой.

– Как его узнать?

– Худощавый, лет двадцати пяти, носит усики. Одет по английской моде: в клетчатый пиджак, большую кепку и ботинки с гетрами.

Я дал ей рубль. Она схватила монету и зажала ее в кулаке.

– Благодарствую, господин офицер!

На улице я рассчитался с извозчиком и направился к вокзалу. Ресторан располагался на первом этаже левого крыла. Я вошел в зал и осмотрелся. Людей было мало, и я обнаружил объект. Хлыщ в клетчатом пиджаке сидел за столом у кадки с пальмой и курил, сбрасывая пепел в чайное блюдечко. Тонкие усики, набриолиненные, прилизанные волосы… Я подошел к столику. Он удивленно уставился на меня.

– Господин Светозаров из «Московского листка»?

– Да! – приосанился он. – С кем имею честь?

– Зауряд-врач Довнар-Подляский Валериан Витольдович.

– Присаживайтесь! – он указал на свободный стул. – Чем обязан?

– Как мне обращаться к вам?

– Зовите просто Жорж. Не люблю церемоний.

– Хотите сенсацию, Жорж?

Он уставился на меня, затем перевел взгляд на ордена на мундире. Откинулся на спинку стула и забросил ногу на ногу. Я увидел желтый ботинок с высокой шнуровкой и полосатые гетры.

– Сенсаций все хотят, господин Довнар-Подляский, – сказал он иронично. – У вас она есть?

– Да.

– Какая?

– Как вы смотрите на статью с названием «Кто повинен в смерти русских воинов»?

– Стоп! – он сбросил ногу с колена и осмотрелся по сторонам. – Не здесь. Пожалуйте ко мне в номер!

И мы пошли…

Настроение у императрицы было мрачным. Совещание в Минске, призванное определить сроки наступления русской армии, кончилось ничем. Часть генералов отрапортовала о желании наступать, другие заявили, что к этому не готовы. В стане последних, к удивлению Марии, оказались Брусилов с Деникиным.

– Наступление в нынешних обстоятельствах, если и увенчается успехом, – заявил Брусилов, – то приведет к громадным потерям. За прошедший год противник значительно укрепил свою оборону. Данные воздушной и наземной разведки свидетельствуют, что она глубоко эшелонирована. Практически повсеместно построены бетонные доты, вооруженные пулеметами и пушками, развернуты батареи. Даже прорвав оборону, мы не разовьем успех. Войска понесут тяжелые потери и утратят боевой дух.