Он покачал головой.

– Живот и ноги не болят?

– Нет.

– Разрешите?

Я встал, взял его за запястье и прижал пальцами лучевую артерию. Поднял левую руку с часами. Секундная стрелка у них имеется. Та-ак… Ничего себе пульс у старичка! Семьдесят ударов. И наполнение хорошее.

– У вас на редкость здоровое сердце, Исаак Моисевич. Сосуды в порядке. Сто лет проживете.

– Ливенталь тоже так говорил, – улыбнулся он. – А он лучший доктор в столице. Благодарю, ваше благородие. Сколько вам нужно этого? – он ткнул пальцем в листок.

– Штук пять, разного диаметра. Размеры я указал.

– Как скоро?

– Конференция врачей через десять дней.

– Успею, – кивнул он.

– Сколько? – достал я бумажник.

– Девяносто рублей. Я возьму только за металл. Работа бесплатна.

– Почему?

– Вы не просили денег за медицинский осмотр, – хмыкнул он. – А вот Ливенталь взял сто рублей, хотя сказал то же. Вы первый заказчик, который обратился ко мне по имени и отчеству. Наконец, мне интересно – никогда не делал такого. Возможно, старый Либензон внесет вклад в науку.

– Благодарю, – поклонился я.

– Скажете это, когда заберете заказ…

Выйдя от ювелира, я отыскал книжный магазин, где долго рылся в медицинских книгах и журналах. Часть из них были на иностранных языках. Я выбрал английские и немецкие. Эти языки я знаю – мать преподавала их школе и приохотила единственного сына. В своем мире я регулярно читал статьи на медицинских сайтах – без этого теряешь квалификацию. А вот французского не знаю, а он здесь самый распространенный из иностранных языков. Журналы и книги на нем пришлось отложить. Но и так набралась стопка. Расплатившись, я вышел из магазина, поймал извозчика и поехал к нашему временному пристанищу, где встретил Карловича и Леопольда – они вернулись из госпиталя. Ждали только меня. Мы сели за стол. Кухарка у Леопольда оказалась замечательной. Селянка, бараньи котлеты на косточке, судак по-польски… И крымский коньяк… По сравнению с ним, шмурдяк, который продается в моем мире – помои. Не в том мире я жил. Свою квартирку строил за счет жилищного сертификата от Министерства обороны. Его все равно не хватило, пришлось брать кредит. За кредиты были куплены машина и мебель. Леопольд же имел собственный дом, содержал прислугу и выезд, то есть коляску с лошадью. Управлял ею кучер. И это обычный врач! Правда, хороший. Как я понял из разговоров, кроме службы в госпитале, Леопольд имел частную практику, которая приносила немалый доход. Будь у доктора семья, он, возможно, жил бы скромнее, но Леопольд, как и Карлович, оказался старым холостяком.

Выпив, однокашники пустились в воспоминания, я почувствовал себя лишним, поблагодарил за ужин и откланялся. Почитав немного перед сном, завалился в постель. Хорошо спать, зная, что тебя не разбудит среди ночи канонада или санитар, которого послали поднять доктора, потому, что привезли раненых…

Назавтра, во второй половине дня я отправился к портному. Мундир оказался не готов, и Лазарь рассыпался в извинениях.

– Осталась совсем капелька, ваше благородие! – заверил, тряся головой. – Обождите чуток. Я мигом. Соскучиться не успеете.

Ждать пришлось больше часа. Изя принес свежих газет, и я читал их, устроившись на диванчике для клиентов. За ширмой пулеметным стрекотом стучала швейная машинка. Первым делом я просмотрел новости с фронтов – со всех трех: Северного, Белорусского и Южного. Везде было затишье. Его нарушали лишь редкие перестрелки артиллерийских батарей. Журналисты писали о разрушенных блиндажах и дотах противника. Ага, сходили и посмотрели. Немцы их допустили… Газеты сообщали о сборе средств в Фонд Обороны (есть здесь такой), крупных пожертвованиях со стороны банкиров и заводчиков. Суммы выглядели солидно. Интересно, местные олигархи держат деньги в зарубежных банках? Газеты об этом не писали. Или не держат, во что трудно поверить, или тема закрытая. Хотя назвать местную прессу пугливой не поворачивался язык. Закрытых от критики персон здесь не имелось. Некоторые издания не щадили даже императорский двор. Особо старался какой-то «Московский листок». Примером для него, как я понял, являлась английская монархия, где король декоративная фигура. А страной управляет правительство, назначаемое из достойнейших людей. Видели мы этих «достойнейших»… Листок укорял императрицу за суровые меры военного положения, в частности, запрет на импорт ряда товаров, вследствие чего народ страдал от их недостатка и возросших цен. В доказательство был приведен список недостающих товаров. Французские вина и парфюмерия, дорогие ткани и ювелирные изделия, автомобили и лошади для бегов… Кажется, догадываюсь, кто финансирует эту газету…

Мои размышления прервал Лазарь.

– Готово, ваше благородие! – сообщил, выходя из-за ширмы.

Я примерил мундир. Он сидел, как влитой, хотя Лазарь, конечно, сбыл неликвид. Газеты печатали списки офицеров, погибших при отражении немецкого наступления. Неизвестный мне артиллерийский капитан наверняка числится среди них. Лазарь взял с него с него задаток, а после нагрелся на мне. Но шить умеет, этого не отнять.

– Подымите руку! – попросил портной. – Теперь другую. Не жмет?

– Нет.

– И не морщит, – улыбнулся Лазарь. – Я таки говорил господину офицеру, что у мине лучшая мастерская в губернии. Могу дать совет вашему благородию?

Я кивнул.

– Не снимайте сейчас мундир, походите в нем. Ткань должна обмяться и облечь тело. Тогда ваше благородие станет еще красивее.

Я понял намек и достал бумажник. Лазарь упаковал мой старый мундир, пообещав, что его доставят в дом Леопольда. Адрес он знал – Минск небольшой город. Я последовал совету и отправился гулять. День клонился к вечеру. Спала жара, дул ветерок, несший прохладу. По улицам проносились коляски, подкованные копыта лошадей цокали по булыжной мостовой. Навстречу попадались симпатичные горожанки. Некоторые засматривались на зауряд-врача в парадном мундире. В ответ я улыбался и прикладывал ладонь к козырьку фуражки. Девушки смущались и краснели.

Проголодавшись, я зашел в ресторан. Посетителей оказалось много, но место нашлось. Я заказал чарку водки, консоме, тушеную телятину и пирожки. В ресторане играла музыка и пела певица. Я прислушался: что-то из репертуара Плевицкой. В этом мире она популярна. В поместье, где разместился лазарет, есть граммофон и несколько пластинок. Среди них преобладают песни в исполнении Плевицкой. Они нравились всем. Вечерами, если не было раненых, врачи заводили граммофон, и над притихшим поместьем звучало сочное сопрано певицы. Я тоже слушал. Это не безголосые девицы, которые заполонили эстраду в моем мире. Здесь нужно иметь талант и голос, а не деньги папиков…

Из ресторана я вышел в отличном настроении. Возвращаться в дом Леопольда не тянуло, отправился бродить. Задумавшись, не заметил, как удалился от центра и заблудился. Опомнился, когда под сапогами захлюпали лужи – ночью в городе шел дождь.

Я встал и осмотрелся. Что имеем? Незнакомая улица с деревянными домами. Фонарей нет, но светит луна, и кое-что разглядеть можно. Дома выглядят неказисто. Крыты дранкой, на окошках ставни, которые закрыты. Поздно: люди спят. И вот что делать? Города я не знаю, извозчика, который довезет, не наблюдается, прохожих – тоже. Постучать в дом и спросить дорогу? Еще выйдут с топором. Леопольд обмолвился, что по ночам в Минске неспокойно. Город снабжает фронт. Огромное склады, море интендантов и посреднических контор. Деньги крутятся огромные, они притянули криминал. По ночам в Минске грабят и раздевают, могут убить. А у меня полный бумажник – лакомая добыча.

Я достал из кармана «браунинг». В поместье я его разобрал и почистил. Машинка оказалось на удивление простой – всего шесть деталей при неполной разборке, включая магазин. Я сходил в рощу, где опробовал оружие. «Браунинг» бил звонко и точно. С близкого расстояния не промахнусь. Магазин, правда, маловат, всего на семь патронов, и запасного нет. Я снял пистолет с предохранителя и передернул затвор. Сунул «браунинг» в карман и отправился обратно. На улице было пустынно. Влажная земля скрадывала звук шагов. Я дошагал до перекрестка и остановился. Куда идти? Присмотревшись, заметил в отдалении зарево огней. Фонари… Значит, центр там.