Моими стараниями в госпитале появилась новая сестра милосердия – Лиза Полякова. Произошло это так. Дщерь иудейская не оставила попыток захомутать зауряд-врача. Я в хомут лезть не желал и получил душераздирающую сцену. В ней было все, что прилично любовному роману: слезы, упреки и обвинение в аристократическом пренебрежении бедной дочерью гонимого народа. Слушая это, я едва сдерживал улыбку. В этот момент Лиза походила на Дашу. На ту, порой, находило, и она упрекала отца, что тот, замшелый чурбан, не понимает дочь. Обычно это случалось после того, как я высказывал свое мнение о ее ухажерах.

– Знаете что, Елизавета Давидовна, – сказал я, когда Лиза смолкла. – Приходите завтра к девяти в госпиталь. Я вам кое-что покажу. После этого и поговорим.

Она подумала и кивнула. К моему удивлению приехала. Я приказал облачить ее халат с белой косынкой и объявил, что гостья будет меня сопровождать. Если этому и удивились, то виду не показали – в госпитале привыкли к моим закидонам. В тот день случились две абдоминальные операции – раненых привезли с фронта. На обычного человека кровь, вытекающая из раны, вытащенные из разрезанного живота кишки, вонь от их содержимого производят неизгладимое впечатление. Я ожидал, что Лиза грохнется в обморок или убежит прямо из операционной, даже предупредил на этот счет персонал. Самому отвлекаться было некогда. Однако Лиза не убежала – как тень, стояла у меня за спиной. Оглядываясь, я видел ее побледневшее лицо и упрямый взгляд.

В полдень я сводил на завтрак в ресторан. Здесь так называют обед. К моему удивлению, от пищи Лиза не отказалась, правда, ела мало. После трапезы я провел ее по палатам. В этом мире они кардинально отличались от тех, что в моем мире. Представьте огромный зал с десятками коек, на которых лежат раненые. Стоны, крики боли, запах гниющего тела, мочи и человеческих испражнений. Сестры милосердия, которые бегают с утками и поильниками. Санитары с носилками, на которых тащат раненого из операционной, или выносят накрытый простыней труп. Я ходил от койки к койке, где лежали прооперированные мной пациенты, интересовался их самочувствием, слушал, обследовал, отдавал распоряжения сопровождавшим меня сестрам. Лиза не отставала. Утомившись, я вышел во двор и присел на лавочку. Лиза пристроилась рядом.

– Для чего вы мне это показали? – спросила после короткого молчания.

– Для расширения кругозора.

Она посмотрела удивленно.

– Вы живете в счастливом мире, Елизавета Давидовна. У вас любящие родители и родственники. Вы шьете новые платья и примеряете драгоценности. Но есть и другой мир, вот этот, – я кивнул в сторону госпиталя. – В нем кровь и страдания, боль и смерть. От этих солдат не пахнет духами, но они защищают наш мир. И когда стоит выбор, кому уделить время: барышне или этим людям, я выбираю их. Понятно?

– Да, – сказала она и встала. – Я все поняла, Валериан Витольдович! Не провожайте! Вам нужно отдохнуть.

Она повернулась и пошла к воротам. Я проводил ее взглядом и пожал плечами. А вечером в дверь квартиры постучали. Я как раз принял ванну и собирался спать, но, чертыхнувшись, набросил халат и пошел открывать. На пороге стоял Поляков. Его вид не сулил доброго.

– Нам нужно поговорить! – заявил он и, не ожидая приглашения, прошел в комнату. Я прикрыл дверь и отправился следом. В гостиной Поляков плюхнулся на стул и недобро посмотрел на меня. Я пожал плечами и устроился напротив.

– Лиза рассказала мне о посещении госпиталя, – начал Поляков. – А потом заявила, что пойдет в сестры милосердия.

– Похвально, – кивнул я.

– Что вы понимаете?! – взвился он. – Моя девочка, дочь Полякова, будет выносить судна за какими-то гоями?

– Эти гои защищают нас от врага.

– Я это знаю. Поэтому много жертвую на госпитали и лазареты. Помогаю увечным.

– Лиза сочла это недостаточным.

– Это вы настропалили ее!

Сухой палец указал на мою грудь.

– Даже не пытался. Решение Елизаветы Давидовны для меня новость. Но я одобряю его.

– Что вы делаете со мной?! – Поляков схватился за голову.

Я подумал и сходил к буфету. Принес початую бутылку рома и бокалы. Напустил в них янтарного напитка и придвинул один к Полякову. Тот схватил его и осушил махом. Зря. Ром у меня хороший, его нужно пить, смакуя.

– Никогда не видел ее такой, – Поляков шмыгнул носом. – Глаза горят, губы сжала. «Пойду – и все!» И ножкой топает. Не понимает, что надо мной будут смеяться. Что делать? – он умоляюще посмотрел на меня.

На миг мне стало его жалко. У меня тоже есть дочь. Я отхлебнул из бокала. Хороший ром!

– Почему думаете, что будут смеяться?

– У нас такое не принято.

– Зря. Ольга Александровна, наследница императрицы, командует санитарным поездом. Сестры милосердия в нем – дочери знатнейших людей России. Они почему-то не гнушаются выносить горшки за солдатами. Почему для вас это позор?

Он глянул исподлобья.

– Давайте откровенно, Давид Соломонович! Для чего вы свели меня с Лизой?

Он насупился.

– Вы богаты, но вам не хватает положения в обществе. Зять из аристократов, как вы думаете, исправит ситуацию.

– Вы умны, – буркнул он.

– Благодарю! – кивнул я. – Но вы заблуждаетесь. У меня нет связей в высшем обществе. Возможно, были, но я о них позабыл. Утратил память вследствие клинической смерти. Так что помочь не смогу. А вот Лиза – да.

Он уставился на меня.

– Как воспримут при царском дворе весть, что дочь Полякова стала сестрой милосердия? Что она ухаживает за ранеными солдатами в госпитале? Как считаете?

В его глазах мелькнула понимание.

– К евреям в России относятся настороженно. У вас много единоверцев в Германии. Есть люди, которые считают, что евреи симпатизируют врагу. Ваши пожертвования считают откупными деньгами. А вот делом показать себя патриотом… Это оценят.

– Гм! – он повертел в пальцах бокал. – Можно еще рому?

Не жалко. Я наполнил ему бокал. Поляков отхлебнул, покатал напиток на языке и медленно проглотил.

– Хороший ром! Сразу видно, что учились в Германии. Там ром любят. Хочу спросить. Если Лиза придет в госпиталь… Ей обязательно выносить горшки?

– Какое у нее образование?

– Женская гимназия.

– Госпиталь нуждается в специалистах. Поручить человеку с гимназическим образованием выносить горшки – это все равно, что забивать гвозди микроскопом. Лиза может стать медицинской сестрой. Сделать раненому укол, поставить банки, сменить повязку… Неплохие навыки для будущей матери и жены. Не всегда врач может оказаться под рукой.

– Похлопочете за нее?

– Если не будет возражать.

– Не будет! – покрутил он головой. – Еще просьба. На днях в Минск прибывает государыня-императрица. В ставке пройдет совещание командующих фронтов.

– Откуда знаете?

– У меня, знаете ли, есть связи, – Поляков улыбнулся. – Государыню сопровождает наследница. В ходе таких визитов она посещает богоугодные заведения. Наверняка заглянет в ваш госпиталь. Буду благодарен, если вы представите ей Лизу, упомянув, чья она дочь.

Ну, жук! Ну, хватка!

– Сомневаюсь, что наследница заинтересуется мной.

– Не сомневайтесь. Всем известно, что вы оперировали Алексеева. В Москве тоже знают. К тому же герой, награжденный орденами… Наследница обязательно подойдет. Представите?

– Постараюсь.

– Благодарю! – протянул он руку. Я пожал ее. Поляков встал и пошел к выходу. Перед дверью он вдруг обернулся. – И знайте! Я буду рад видеть вас зятем!

Хлопнула, закрываясь, дверь. Я пожал плечами, допил ром и подошел к окну. Отодвинул штору. В свете горевшего у дома фонаря был хорошо виден стоявший у подъезда черный автомобиль. Из парадного вышел Поляков. Водитель выскочил наружу и открыл заднюю дверь. Поляков забрался внутрь. Водитель закрыл за ним дверцу и направился к своей. Спустя пару секунд автомобиль пыхнул дымом из выхлопной трубы и укатил из поля зрения.

Я вернул штору на место и убрал бутылку в буфет. Бокалы оставил на столе – прислуга завтра помоет и уберет. Хорошо жить барином! Мне нравится. Я зевнул, скинул халат и пошел в спальню. «Представить Лизу наследнице… – подумал, залезая под одеяло. – Она даже не подойдет. Сестра милосердия и зауряд-врач… Плевать ей на нас!»