Но что-то я отвлёкся.

Боярыня сидела в глубоком кресле, закинув ногу на ногу и что-то разглядывая на планшете, удобно расположившемся у неё на ладони. Одета она была в цветастый халат, перехваченный поясом, это, похоже, являлось общим трендом домашней одежды местных знатных дам. Есть ли что-то под ним или нет – я не разглядел, он был плотно запахнут и прикрывал ноги до колен.

Завидев меня, боярыня убрала планшет в сторону, однако вставать не стала, а лишь внимательно меня осмотрела, заставляя неуверенно застыть подле двери.

-- Здравствуй, Петя.

– Здравствуйте, госпожа.

– Подойди, – она указала глазами на ковёр перед ней, и я, пересиливая поднявшуюся в душе робость, сделал пару шагов вперёд.

– Не бойся, я просто хочу кое-что прояснить. Наказывать не буду.

– Хорошо, – я постарался выглядеть уверенней, проклиная тело, на каком-то подсознательном уровне трепетавшее от одного взгляда главы рода Златолесских.

– Расскажи, что у вас произошло с Лифариусом?

Она спрашивала спокойно, но что-то мне подсказывало, что от моих ответов будет зависеть очень многое. От того, как я буду говорить, как себя вести.

Боярыня меня не торопила, давая время всё обдумать, и я, воспользовавшись паузой, постарался поставить себя на её место, увидеть ситуацию её глазами.

Мужики здесь слыли особами склочными, скандальными и весьма вредными. Боярский фаворит был тому самым что ни на есть каноничным примером. Женщины тут к такому привыкли. И если я сейчас начну в ответ ябедничать на Лифариуса, воспринято это будет вполне нормально, обыденно даже. Вот только хочу ли я сам быть как прочий мужской пол?

“Нет – ответил я сам себе на невысказанный вопрос, – не хочу. Да и для боярыни тогда я стану таким же, как и все. А я – не такой. Я другой. Я лучше, мать их всех за ногу!”

– Ничего такого, госпожа, – сказал я, взглянув ей в глаза, – что стоило бы вашего внимания. Мелочь, недоразумение.

– Недоразумение? – она несколько раз задумчиво прихлопнула ладонью по подлокотнику кресла. – А вот Лифариус говорит, что ты грубо нарушил правила поведения и вдобавок избил его и нескольких других мальчиков. Это не слишком похоже на обычное недоразумение. И такая, скажу честно, беспричинная агрессия выглядит очень странно.

“Пытается спровоцировать меня на оправдания и, возможно, ответные обвинения в сторону Лифариуса, – понял я. – Ну уж нет, настоящий мужчина никогда не оправдывается – он твёрдо и стойко принимает ответственность за свои действия”.

– Виноват, госпожа, – я резко склонил голову, – и готов понести за это наказание.

– Даже так? – Златолесская поднялась, обошла кругом меня, вытянувшегося по стойке смирно словно оловянный солдатик. – И совершенно ничего не хочешь сказать в своё оправдание?

– Мне не в чем оправдываться, – по возможности спокойно ответил я, – как не о чем и сожалеть. Возникни подобная ситуация ещё раз, я поступил бы точно так же.

Женщина остановилась за моей спиной, но я не спешил поворачиваться.

– Ты упорно не хочешь сообщать мне, в чём заключались разногласия между вами, но ты же понимаешь,что тогда остаются только слова Лифариуса, которые весьма нелицеприятны?

– Понимаю, госпожа, – я продолжал смотреть прямо перед собой, хоть и чувствовал её дыхание у себя за правым плечом. – Но я привык свои проблемы решать сам, не втягивая никого, тем более вас. Уверен, что вам хватает забот и без необходимости разбираться с гаремными дрязгами.

Дыхание женщины стало ближе, а губы почти коснулись моего уха.

– Я смотрю, ты и сам не в восторге от этих дрязг.

– Терпеть их не могу, – ответил я, а затем чуть вздрогнул, когда она слегка куснула правую мочку. – Предпочитаю разговаривать прямо и открыто доносить своё мнение, а не держать камень за пазухой и устраивать пакости уровня детского сада.

– Даже путём удара кулаком в лицо? – боярыня вернулась в кресло.

– Даже им, – ответил я, – если иное невозможно.

Она чуть улыбнулась, и я маленько расслабился – похоже, речь мою она восприняла вполне благосклонно.

– Да, таким мне тебя и охарактеризовали, – после недолгой паузы произнесла Златолесская. – Честный и правильный мальчик с характером.

– Не мальчик, – поправил я её. В ответ же на приподнятую вопросительно бровь добавил: – Вы давно уже сделали меня мужчиной. А мужчины, настоящие мужчины, всегда чётко знают, чего хотят.

– И чего же хочешь ты?

– Сейчас, – я снова взглянул ей в глаза, – я хочу вас.

Удивил, точно удивил! Я понял это по её лицу, на миг, на долю секунды изменившему привычной маске уверенного спокойствия.

– Ты имеешь в виду…

– Да, – кивнул, шагнул ближе. – Хочу вас, ваше тело. Хочу любоваться вашей грудью, целовать ваши губы, чувствовать, какая вы внутри, как вы скользите на мне, как с каждым движением всё больше вминаете в кровать. А ещё хочу сам вас касаться, гладить, сжимать как можно сильнее.

– Ох, Петя… – прошептала боярыня с выступившим на щеках слабым румянцем. – А я ведь тоже очень по тебе соскучилась...

Порывисто вскочив, она жадно присосалась к моим губам. А затем буквально оторвала от пола, легко, словно пушинку, подхватив на руки, и понесла в спальню, на кровать.

Вот только когда Златолесская вновь, как и прежде, начала спускаться с поцелуями всё ниже, я остановил её и, наклонившись, прошептал:

– Госпожа, позвольте сделать вам ребенка. Прошу. Я очень хочу. И думаю, это будет весьма сильная девочка.

– Уверен? – остановившись, она вгляделась в меня. – Это крайне серьёзный шаг.

– Как никогда!

Теперь уже я сам потянулся к ней, целуя. Ладонями же начал гладить и сжимать её грудь.

– Ох... Петя... – она выпрямилась, стоя на коленях надо мной, и я принялся языком поочередно играть с её сосками, изредка их прикусывая.

Встал у меня безо всякой таблетки, сам, и увидев это, боярыня наконец решилась. Глядя на моего боевого товарища, она произнесла:

– Да, Петя, теперь я действительно вижу серьёзность твоих намерений, – и приподнялась, пропуская меня в себя.

Рассказывать о том, что было дальше, смысла нет. Всё было традиционно за тем исключением, что я щедро поделился с боярыней своим генетическим материалом, ну и не изображал из себя хныкающего мальчика в процессе.

Уже после, лёжа в кровати, чуть прикрыв наготу покрывалом, Златолесская задумчиво посмотрела на меня своими пронзительными глазами, погладила ладонью по щеке, сказала:

– Да, мальчиком тебя уже не назовёшь, и в самом деле мужчина. Жаль, не все сумеют так повзрослеть. Вернее, почти никто. Останутся такими, какие есть, до самой смерти.

– Вы про гарем? – поинтересовался я.

– И про гарем, и вообще, – ответила женщина.

– Так сделайте меня в гареме главным, и я, думаю, смогу несколько исправить это положение.

– Хм... – улыбнулась моя собеседница. – Хочешь и тут подвинуть Лифариуса?

– А я разве его уже где-то подвинул?

– Подвинул, – кивнула она. Похлопав по постели, игриво произнесла: – Вот здесь.

Тут пришла уже моя очередь гымкать. Впрочем, этому явному признанию своего первенства в борьбе за тело боярыни я был весьма рад. Моим планам оно не мешало, а лишь способствовало.

– Да, если можно так выразиться, – ответил ей. – Всё равно Лифариус переложил дела на мамок и там почти не появляется. Ни разу даже не подменял никого из парней.

– А ты будешь?

– Я? Буду, – совершенно серьёзно кивнул. – По крайней мере, прикрою в вопросах с госпожой Мирославой, да и не только с ней.

– Интересно… Мирослава, значит? Ну что ж, можно попробовать. Однако менять тебя на него не будем. Просто ты получишь право управлять гаремом наравне с ним. Если, как ты говоришь, он там почти не появляется, проблем возникнуть не должно. А позднее, например, через месяц, мы сравним результаты.

– Спасибо, госпожа!

– Руслана, Петя. С этого дня, когда мы не на людях, можешь называть меня по имени.

– Руслана… – я посмаковал имя, покатал на языке, причмокнул. – М-м-м, вкусно.