От изумления глаза Элизабет округлились. Она не могла поехать — все её нутро бунтовало против даже мысли об этом путешествии. Маленькие черные глаза матери сверлили взглядом дочь, а пальцы нетерпеливо постукивали по столу, пока она ждала от Элизабет должного ответа. Улыбка Пенелопы тем временем превратилась в гримасу. Элизабет лишь слегка повернула белокурую головку и мельком взглянула на сестру в поисках поддержки.

Диана сидела за соседним столиком, поставив левый локоток на деревянную спинку стула, и тут же наклонилась, поняв, что к ней беззвучно взывают. Ей большие влажные глаза моргнули, и на секунду Элизабет поверила, что сестра придет ей на помощь.

Затем Диана сказала, перекрикивая голоса обеих мисс Уитмор:

— Флорида? Наверное, это очень весело!

Элизабет снова перевела взгляд на мать и поняла, что замечание Дианы вызвало на лице пожилой леди нехарактерную улыбку.

— Но это же так далеко, — пробормотала она.

— Я поеду с тобой, если ты боишься расстояния, — радостным голосом предложила Диана, и Элизабет тут же поняла, что намерена устроить сестра. — Я крепче тебя и присмотрю за тем, чтобы тебе было удобно.

Пенелопа сняла локоть со стола, словно в растерянности, и поправила плиссировку юбки. Вновь обретя способность улыбаться, она повернулась к Элизабет:

— Чудесно! У нас будет целая компания!

Элизабет открыла глаза и перевела взгляд с настойчивой матери на это в высшей степени лживое лицо, понимая при этом, что желание держаться подальше от Пенелопы обусловливалось не только прошлыми деяниями новоиспеченной миссис Шунмейкер, но и тем, что она способна натворить в будущем. Стремления Пенелопы для самой Элизабет больше не имели значения, но она начала осознавать, наблюдая за этим, до боли обворожительным, лицом, что не стоит бесполезно тратить время, прячась в доме, ведь это никак не сможет даже обезопасить ни саму Элизабет, ни её сестру.

— Ты уверена, что для Дианы найдется место? — спросила Элизабет, краем глаза замечая, что дыхание Дианы стало прерывистым, а взгляд беспокойно следит за всем происходящим за столом у камина. На лице отражалась неприкрытая надежда. — Дело в том, что я ещё не совсем здорова, и поэтому сестра должна меня сопровождать, чтобы помочь мне в столь дальней поездке.

— Конечно! — воскликнула Пенелопа. — Хотя, — чуть громче продолжила она, чтобы донести свою мысль и до стоящих в отдалении столов, — я считаю тебя сестрой, и думаю, что мы с тобой вполне смогли бы помочь друг другу во всем. Но твоя сестра — и моя сестра тоже, — она на мгновение замолчала, бросая взгляд на Диану. — И, разве я не говорила, что чем больше народу, тем веселее?

— Я думаю, что обеим моим девочкам путешествие пойдет на пользу, — с непривычной почтительностью сказала миссис Холланд. — Спасибо вам, миссис Шунмейкер.

— Как же мы повеселимся, — заключила Пенелопа, сделав пугающее ударение.

Будучи опытной дебютанткой, Элизабет в совершенстве владела искусством ловких уклончивых ответов и невинной лжи — конечно же, всегда в целях сохранения вежливости и пристойности. Ей никогда не нравилась чрезмерная ложь, потому что Элизабет не любила всё, что может попасть в ужасную категорию «слишком». Но глядя на Пенелопу, на её крупные привлекающие внимание черты лица, на ярость в огромных глазах, Элизабет осознала, что серьезный обман — единственный способ защитить себя и сестру. Она подумала о Генри и Диане на крыльце, глядящих друг на друга смущенно и грустно, словно два щенка, впервые в жизни наступивших в лужу и все ещё не понимающих, что произошло, и поняла, что желает расточать ложь. Она встала, наполнила легкие воздухом и посмотрела Пенелопе в глаза:

— Отлично повеселимся, — сказала Элизабет и улыбнулась как раньше, в те дни, когда ворковала на балах или разглядывала туфельки на высоких каблуках, и от этой улыбки её щечки порозовели. Старая подруга лучезарно улыбнулась ей в ответ. Так они простояли несколько секунд, а затем Элизабет положила длинные изящные пальчики — не такие ухоженные, как раньше, но все равно правильной формы — на руку Пенелопы. — Жду с нетерпением.

Откуда вообще взялась Каролина Брод? Кем были её родители на самом деле, и как она так быстро укоренилась среди нас? Создал ли её Кэри Льюис Лонгхорн или Пигмалион столь стремительно взлетевшей звезды кто-то другой?

«Городская болтовня», воскресенье, 11 февраля 1900 года.

— Думаю, что все прошло великолепно, — заявил Сноуден Кэрнс, стоя поодаль за спиной Дианы в большой гостиной дома Холландов, когда последние гости поспешили к ожидающим их каретам.

Диана, не умеющая определять, успешным или провальным было светское мероприятие, безразлично пожала плечами — ведь грандиозный приём в её глазах не мог сравниться с теми сладкими мгновениями, которые она провела втайне от всех. Она не понимала, удался ли банкет, хотя теперь была в курсе, что Элинор Уитмор влюблена и намерена обручиться до свадьбы своей младшей сестры в июне. Также Диана знала, что поедет в Палм-Бич с сестрой, Пенелопой и — так невероятно, так запутанно — с Генри, который всё ещё любит её.

Сквозь кружевной тюль виднелись силуэты миссис Шунмейкер и мисс Брод, идущих по улице к карете Шунмейкеров. Пенелопа шла первой, кончиками пальцев придерживая плиссированную юбку, чтобы не испачкать её. После завтрака она не стала надевать перчатки, и бриллианты обручального кольца на её левой руке сверкали в свете зимнего солнца. Сердце Дианы слегка кольнуло, когда она подумала о том, что ей предстоит видеть Пенелопу и Генри вместе, но девушка не переставала размышлять о словах, которые Генри не успел сказать сегодня. Ей хотелось выслушать его объяснения до конца, узнать, сколько раз он думал о ней в месяцы разлуки. Диана с жалостью вспомнила обо всех сожженных письмах, гадая, сколько же милых признаний в них было. Но она радовалась, что рассказала ему о трагической гибели всех его слов, и все же ее отвлекала мысль о том, как бы Генри ее поцеловал, останься они сейчас наедине.

Каролина шла за Пенелопой немного быстрее, чем полагалось. Она ещё не до конца освоила искусство медлить и прихорашиваться как истинная леди, хотя её изысканная блестящая черная шляпка совершенно точно на вид стоила не меньше половины годового жалованья служанки в семье Холланд. Участие Дианы в создании Каролины Брод было немалым — именно она продала статью, представившую ту обществу. Правда, в типографии допустили опечатку в её имени — и хотя Диана не жалела о своем поступке, она огорчилась, что её когда-то близкая подруга теперь водится с Пенелопой. Несомненно, это было хорошо для ее положения в обществе, но делало Каролину менее приятной, особенно теперь, когда Диана начинала понимать, как Пенелопа добыла сведения, с помощью которых заставила Генри жениться на себе.

Стоя у окна, Диана невольно подумала, что положение Каролины можно уничтожить одной маленькой заметкой в газете. Когда-то её единственным мотивом писать эти статьи были деньги. Но теперь она понимала, какое удовлетворение можно получать, читая свои статьи, и как можно создать личность и событие одним маленьким намеком. Она отнюдь не удивится, если её статья об Элинор Уитмор исполнит желания этой несчастной девушки, или если она сможет вернуть себе Генри несколькими хорошо выписанными предложениями. Она уже предвкушала, как доволен будет Барнард, когда услышит о предстоящей поездке и всех новостях, которые Диана сможет ему оттуда телеграфировать.

— Да, — согласилась с ним миссис Холланд, греющаяся у огня. — Я немного волновалась за тебя в самом начале, Элизабет, но к концу приёма ты словно пришла в себя.

Диана перевела взгляд на сестру, которая стояла у окна, выходящего на подъездную дорожку. Её волосы, вновь ставшие привычного пепельного цвета — в декабре они все ещё оставались выгоревшими от калифорнийского солнца — были завязаны в низкий узел, и со своего места Диана могла видеть её лицо лишь в полупрофиль. Облако волос подсвечивалось огнём камина, и от этого Элизабет выглядела бледной, но под её скулами выделялись резкие тени. Она выглядела усталой, и Диана виновато подумала, не зашла ли слишком далеко.