Внезапно он замолчал, глядя на исчезающие вдали деревья. Было весьма необычно увидеть Лиланда в неподвижном состоянии, и дыхание Каролины сбилось, когда она взглянула на него и осознала, насколько он невероятно красив. Но поезд все ещё покачивался, и Лиланду пришлось протянуть руку и опереться на позолоченную колонну.

Каролина моргнула, но не смогла отвести от него глаз. Лиланд был таким ширококостным и одновременно изящным, его тело плавно сужалось вниз от широких плеч. Каролина чувствовала себя маленькой и хрупкой рядом с этим великаном. Его волосы слегка отросли и теперь прикрывали уши. Когда он вновь повернулся к ней, девушка поняла, что непроизвольно таращится на него, и устыдилась своего поведения.

— Завтра после обеда мы уже будем во Флориде, — произнес Лиланд необычно тихим и размеренным голосом.

Каролина, робко изучающая свои туфли, от этих слов успокоилась. Конечно, он бы не стал проводить с ней так много времени, если бы не считал её красивой, поняла она. А если он пока что не сказал ей никаких приятных слов, то, возможно, дело в том, что он не желает воспользоваться ею, или сам не очень опытен в таких делах, или ещё по каким-то причинам. На мгновение угроза неизбежности вернуться в свое купе, не проведя ни единого романтического момента с Лиландом, затуманила её мысли. Она посмотрела в его широко посаженные голубые глаза и решила, что настало время намекнуть ему на свои чувства.

Она переложила зонт в левую руку и шагнула к Лиланду. Каролина знала, что должна улыбаться, но волнение уже охватило её, и она позабыла, как совершать даже самые простые движения. Все, о чем она могла думать в эту минуту, так это о том, как закончить ряд шагов, который она уже досконально обдумала: шаг к Лиланду, затем легкий разворот, чтобы она очутилась между ним и оградой, в опасной близости от молодого человека. Может быть, там она и вспомнит, как улыбаться. Он пристально смотрел на неё, и она, кокетливо отступив на шаг назад, оперлась на перила. Тем не менее улыбнуться ей не довелось, поскольку в эту же секунду вагон подскочил на кочке, и Каролина потеряла равновесие, всем весом обрушившись на деревянное ограждение.

Раздался ужасный треск, в её ушах засвистел ветер, и Каролина сразу поняла, что сейчас погибнет. Колеса грохотали по рельсам, и в голове девушки уже проносились заголовки газет, кричавшие: «Дебютантка трагически погибла где-то к югу от Мэйсон-Диксон» и «Неблагодарная выскочка оставила кормильца, а днем позже встретилась с Создателем». Она знала, что её тело, так мало повидавшее за свои семнадцать лет, будет безжалостно раздавлено и оставлено позади всеми этими милыми и счастливыми людьми, в безопасности находящимися в поезде.

Но затем она открыла глаза и поняла, что жизнь пока ещё не кончена.

Лиланд крепко держал её за руку, другой рукой ухватившись за позолоченный столб. Он смотрел на неё с нешуточной серьезностью, хотя небо над головой и земля под колесами двигались позади них пугающе быстро. Её сердце билось так быстро, что Каролина гадала, не выпрыгнет ли оно сейчас из груди, но внутри разливался зловещий покой. Лицо Лиланда было красным от прилива крови — она легко догадалась, что ему стоит значительных усилий удерживать её. Позади него сквозь облака пробивались лучи солнца. Он тянул из всех сил, и наконец Каролина поднялась на ноги. Она посмотрела на сломанные перила и закрыла глаза, полностью осознав, насколько была близка к ужасной смерти под колесами движущегося поезда.

— О, благодарю вас, — прошептала она.

— С вами все хорошо?

Она взглянула на Лиланда и поняла, что он потрясен не меньше неё.

— Да, — произнесла она. — Или будет через пару минут.

Её испуг ещё не до конца прошел, когда она начала понимать все открывшиеся перед ней в этот миг возможности. Пока что Каролина не умела искусно пользоваться сложившимся положением, но поняла, что сейчас как раз тот подходящий случай. Она тут же смежила веки, приоткрыла рот и рухнула в объятия Лиланда.

— О, Лиланд, если бы здесь не было вас… — выдохнула она, но не успела продолжить, потому что его руки тут же обвились вокруг её талии, а ладони прижались к обтянутой шелком спине.

Сегодня вечером Шунмейкеры и их спутники, справившись со всеми дорожными трудностями, должны прибыть в отель «Ройял Поинсиана» в Палм-Бич, Флорида. Я ручаюсь, что вам станут известны все самые пикантные детали этой поездки на юг. Многие известные люди проводят зиму в этом отеле. В их числе Фредерик Уитни, семья лорда Дагмолл-Листера, посол Великобритании, баварский принц со свитой…

Из колонки светских новостей «Нью-Йорк империал», четверг, 15 февраля 1900 года.

Генри ценил хорошие гостиницы и славился привычкой снимать номера в некоторых отелях Нью-Йорка ради веселых пирушек или просто нескольких дней отдыха, даже когда любой из клубов, членами которых являлись Генри и его отец, устраивал собственный прием в то же время. Тем не менее, в вечер приезда в отель «Ройял Поинсиана», — большое лимонно-желтое здание, расположенное между озером Уорт и морем, — Генри был совсем не рад. К тому времени он окончательно протрезвел и теперь воочию наблюдал, как беспощадно Пенелопа ведет себя с гостями. Казалось, она желает видеть их в постоянном состоянии благоговейного трепета. Сейчас Генри мыслил более ясно и размышлял, существуют ли какие-то границы в её поведении, когда она чувствует, что на кону стоит нечто, по её убеждению, принадлежащее ей.

— Вот мы и пришли, мистер Шунмейкер, — произнес личный консьерж, который провожал их в номер.

Генри наблюдал за переполохом, устроенным коридорными и ключниками, которые все еще пытались разместить весь багаж в номере, и одновременно доставал из кармана деньги на чаевые.

— У нас очень большая гостиница, — продолжал консьерж. — Наши коридоры покрывают больше четырех миль, а площадь территории почти тридцать акров. Но мы хотим, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться к нам в любое время по любому поводу. Обращайтесь, не раздумывая…

Генри не сводил глаз с белого сетчатого балдахина над огромной кроватью из полированного черного орехового дерева, стоявшей на покрытой ковром платформе в дальнем углу роскошной комнаты. Консьерж продолжал тараторить. Старший мистер Шунмейкер и Генри Флэглер, владелец не только этого отеля, но и львиной доли Палм-Бич, когда-то вместе занимались строительством железных дорог, и поэтому Генри подозревал, что заискивания не утихнут, пока последний коридорный не получит своей награды. Он и раньше слышал десятки подобных речей во всех отелях, в которых ему доводилось останавливаться, и часто развлекался, задавая до странности неожиданные вопросы об истории здания или требовал принести в номер редкие сорта вина, которые невозможно было достать в короткое время. Но сейчас ему не хотелось учинять нелепых выходок.

— Ванная комната в этом номере, — говорил консьерж, — длиной семнадцать футов, и в ней находится утопленная в полу ванна из привозного итальянского мрамора. Возможно, мадам захочется принять ванну перед ужином? Я могу распорядиться, чтобы для неё все приготовили…

— Нет, — резко перебил Генри. Он замолчал и поднес к внутреннему уголку глаза указательный палец, выковыривая невидимую соринку. — Нет, нас и так всё устраивает.

Он видел по подрагивающим светлым ресницам консьержа, что повел себя грубо. В комнате, заваленной огромными чемоданами, повисло молчание, и слуги опустили глаза, а мальчишка-носильщик покатил свою тележку к выходу. Он проехал мимо Пенелопы, которая сняла шляпу и холодно посмотрела на Генри. Её темные волосы были уложены в высокую прическу, а жакет и юбка красного костюма соединялись на тонкой талии, куда она и положила руку.

— Видите ли, моей жене нравятся грязные сплетни, — с натужным весельем произнес Генри, — и поэтому она никогда не питала особой любви к водным процедурам.