Пенелопа оценивающим взглядом скользнула по фрескам на стенах, выполненным одним из выдающихся художников Европы, и по отполированной каминной доске, которую по частям привезли из Флоренции. Она знала о доме Лиланда Бушара это и многое другое, поскольку собирала газетные вырезки обо всех богатых особняках, мечтая, что Генри построит такой же и для них. Генри ещё ничем не выказал намерения заняться домом, но, как и всё, чего хотелось Пенелопе, это было лишь вопросом времени и, возможно, её хваленого дара убеждения.
Сквозь гул чинных голосов и звон бокалов Пенелопа услышала, как объявляют о её приезде.
— Миссис Генри Шунмейкер! — раздалась сладчайшая для её уха фраза, и Пенелопа развернулась, пройдясь шлейфом платья по версальскому паркету.
Она сразу же заметила приближающуюся Аделаиду Уитмор в платье из фая цвета олова. Только что объявили о её помолвке с Реджинальдом Ньюболдом, и девушка выглядела приятно обессиленной от поздравлений, но её глаза лучились самодовольством. Она была бы хорошенькой, снисходительно подумала Пенелопа, если бы не огромный рот, выставляющий напоказ широкие зубы.
— О, Аделаида. — Пенелопа протянула затянутую в серую перчатку руку так, чтобы бриллиантовый браслет скользнул по запястью и заиграл всеми красками. — Мои поздравления.
— Спасибо, — выдохнула собеседница. Она взяла руку Пенелопы и слегка присела, словно собираясь сделать реверанс. — Мы так вдохновлены вашей свадьбой, — льстиво добавила мисс Уитмор. — Каким же праздником любви она была!
Пенелопа выразила благодарность, несколько раз взмахнув длинными черными ресницами, и по взгляду Аделаиды на пару, чья любовь, по ее же словам, вдохновляла, поняла, что Генри рассеянно смотрит в зал и совершенно не пытается казаться заинтересованным матримониальными планами ровесников. Пенелопа на прощание улыбнулась Аделаиде, и вместе с мужем — от которого сейчас коньяком пахло сильнее, чем мускусом — двинулась дальше в залу. Едва сделав шаг, Генри едва заметно споткнулся, но удержал равновесие, вцепившись в руку жены, и самоуверенность Пенелопы немного пошатнулась из-за внезапного опасения, что кто-то заметит, насколько Генри пьян, и начнет делать собственные выводы.
Двигаясь сквозь толпу, гудящую под высоким сводчатым потолком, Пенелопа старалась крепче держать Генри. Это было нелегко — как и всегда. Она слегка кивнула юным мисс Вандербильт, собравшимся под огромной пальмой в центре комнаты, и не смела посмотреть на мужчину, которого почти силой тащила за собой. Она верила, что он всегда принадлежал ей, и раньше, и сейчас, но все равно не могла избавиться от чувства, что в любой момент он может проскользнуть сквозь её пальцы.
Между ними что-то зародилось прошлым летом, когда лучшая подруга Пенелопы Элизабет Холланд уехала за границу, а они с Генри принялись устраивать любовные свидания в укромных уголках своих родовых гнезд. Но осенью Элизабет вернулась и по определенным соображениям стала невестой Генри. Конечно, это было сделано по желанию родителей, и Пенелопа спасла их обоих от несчастливого брака, когда помогла Элизабет сфальсифицировать смерть. Почувствовав, что Генри немного шатается, Пенелопа подумала, как же мало окупились её старания, потому что не прошло и месяца после «смерти» Элизабет, как Генри начал волочиться за её младшей сестрой Дианой. Не такой уж плохой поворот событий, ведь пригрозив рассказать в обществе о распутстве младшей Холланд, Пенелопа женила Генри на себе. Все, что ей было нужно — стать миссис Шунмейкер, а скандала никто не хотел.
Характер Пенелопы больше подошёл бы леди лет на десять старше, и её властность проявлялась даже в малейших действиях. Однако став миссис Шунмейкер, Пенелопа неприятно удивилась, обнаружив, что управлять мистером Шунмейкером получается довольно плохо. Они лавировали в толпе гостей, и когда рядом возник официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским, она не смогла удержать Генри от того, чтобы он не взял один себе.
— Неужели ты ещё недостаточно пьян? — сделала ему замечание Пенелопа.
Улыбка не сходила с её лица, и девушка слегка приподняла верхнюю губу, чтобы обнажить идеально белые зубы.
— Я выпил много, — медленно и не особо ядовито произнес Генри, но возможно на его интонацию повлиял алкоголь. — Но недостаточно, чтобы хотеть провести вечер с тобой, дорогая.
Пенелопа на короткий миг закрыла глаза и подавила все эмоции, которые могло бы вызвать это замечание. Затем она похлопала покрытыми тушью ресницами и стрельнула небесно-голубыми глазами сначала направо, а потом налево. Никто ничего не услышал, определила она и слегка расслабила плечи. Кроме, возможно, официанта, который даже помыслить не мог посмотреть ей в глаза. Когда она снова заговорила, у неё в руке уже был бокал шампанского, а голос звучал легко и непринужденно:
— Раз уж ты считаешь так, то мне, наверное, тоже не помешает выпить.
Таким образом подкрепившись, самая яркая пара высшего света Манхэттена двинулась дальше сквозь толпу. Члены клуба автомобилистов делали громкие заявления о грядущих гонках, а леди, желающие находиться рядом с ними, терпеливо улыбались и изображали заинтересованных слушательниц.
— А, Шунмейкеры!
Пенелопа немного вытянула шею, чтобы хозяин торжества в полной мере оценил ее белозубую улыбку.
— Мистер Бушар, — промурлыкала она, когда он склонился, прижавшись губами к её длинной серой перчатке.
Теплота в её голосе звучала весьма убедительно, этим тоном она говорила только с мужчинами вроде Лиланда, наследника многомиллионного состояния банкиров Бушар и, кроме того, любимца общества. Он был из тех великосветских ньюйоркцев, которые каким-то образом умудрились обзавестись большим количеством друзей, нежели врагов и, в частности, был на короткой ноге с братом Пенелопы, Грейсоном. В юности приятели жили в соседних комнатах в школе Сент-Пол. Всегда наблюдательная, Пенелопа заметила у окна Грейсона, погруженного в беседу с её свекровью, старшей миссис Шунмейкер, чье платье из шифона молочного цвета несколько отвлекало внимание от нее самой.
— Надеюсь, вы не скучаете здесь, — продолжил Лиланд, обмениваясь рукопожатием с Генри.
Он так взволнованно распахнул светло-голубые глаза, расположенные под широким лбом, словно настроение Шунмейкеров по-настоящему имело для хозяина дома значение, и, насколько известно Пенелопе, так оно и было.
— Вы видели автомобиль внизу?
— Мы не могли п-пройти мимо — восторженно ответил Генри, невнятно произнеся два последних слова. Пенелопа подтолкнула его локтем, продолжая смотреть на Лиланда ясным взглядом. — Он такой красивый, Лиланд.
— Спасибо, — Лиланд отвел глаза и выпятил грудь, словно на миг оказался в другом месте. — Говоря о красоте, — произнес он, вновь переключив внимание на Пенелопу. На этот раз в его голосе прозвучала симпатия. — Как поживает ваша подруга Элизабет? Случившееся просто ужасно, и мы все беспокоимся, что она не выходит из дома.
До этой минуты Пенелопа держала себя в руках, улыбалась, и её не трогали выходки Генри и вопросительные взгляды, которыми её окидывали юные леди, льстящие себе, воображая, что могут соперничать с бывшей мисс Хейз. Но теперь она сжала губы и с усилием сглотнула. Лиланд все ещё смотрел на неё с тем же озабоченным выражением лица. Генри слегка покачнулся, всем весом опершись на её руку.
Пенелопе оставалось лишь надеяться, что её лицо не выдало возникшее после этого вопроса чувство тревоги, потому что Элизабет, конечно же, лишь слыла её лучшей подругой. Пенелопа почти не видела её после неожиданного возвращения, вместо которого Элизабет должна была ещё долгое время находиться где-то на Западе. Что уж тут говорить?
— С ней все хорошо. — К Пенелопе начало возвращаться хладнокровие, и, говоря это, она напомнила себе, что необходимо и вправду нанести визит Элизабет так, чтобы это заметили газеты, и поскорее. — Но ей все же пока рано выходить в свет после такого потрясения. Вы меня, конечно же, понимаете.
— Разумеется. — Лиланд склонил голову со сконфуженным видом, вызванным тем, что он задал вопрос о девушке, которая, вероятно, пережила глубочайшую несправедливость в своей жизни и не появлялась в обществе уже более двух месяцев. Но, чтобы не усиливать общую неловкость, он поддался призывам восторженных водителей и попрощался. — Пожалуйста, наслаждайтесь балом.
