Роун сидел с Дэзирен и Состелем за маленьким столиком в баре, которым когда-то владел Похлебнка. Комната, залитая лучами заходящего солнца, еще сохраняла дневной жар. Музыкант, сидящий в углу, ласково прикасаясь к струнам, извлекал звуки, оплакивающие любовь и мужество.

Неожиданно в комнату ворвался одноглазый мужчина.

— Я видел еще один патруль, — произнес он с упреком. — Тебе вместе с твоей женщиной и сонбакой лучше убраться отсюда сегодня ночью.

Роун равнодушно взглянул на него.

— Одним своим присутствием ты натравливанешь их на нас, — возмущался вошедший, и губы его кривились в ненависти, поедающей его изннутри. — Если собаки напали на человеческий след, они уже не отступают. И пока они в городе, житья никому не будет.

— Они ищут не меня, — равнодушно заметил Роун. — Не столь я важен, чтоб меня разыскиванли целый год.

— Год… десять лет. Собаки не люди, им безнразлично, они натренированы. Охота — это… смысл их жизни.

— Он прав, Роун, — вставил Состель. — Котшаи никогда не прощает человеку, который опонзорил его, удрав из-под носа. Вероятно, нам дейнствительно лучше уйти и подыскать себе другое место…

— Я не уйду, — упрямо заявил Роун. — Если они ищут меня, пусть найдут. — Он взглянул на одноглазого. — Если мы все выступим против них, им не устоять. Их же всего несколько сотен, а нас — тысячи. А потом вы сможете покинуть этот очаг заразы, уйти в сельские районы, сонздать там новые поселения…

Мужчина тяжело покачал головой.

— Тебе просто повезло, — сказал он с гонречью. — Ты ушел от них только потому, что был в Верхнем Городе. Они потеряли бдительность. Но сюда они придут в полном снаряжении, с панрализующими ружьями. Никто не сможет сландить с такими силами. И ты в том числе. — Он оскалился, обнажая крепкие, желтые зубы. — Понэтому либо ты уйдешь, либо — умрешь.

Роун рассмеялся ему в лицо.

— Это угроза? Разве жизнь в таком гетто лучнше, чем смерть?

— Вот это и предстоит узнать тебе довольно скоро… тебе и твоим… друзьям. — И он ушел.

— Роун, — начал Состель. — Мы можем уйти сегодня ночью…

— Я собираюсь уйти сейчас. — Роун поднялнся. — Хочу подышать свежим воздухом.

— Роун… ты бросаешь вызов собакам… а занодно и людям?

Дэзирен схватила его за руку.

— Они же нас увидят… Роун мягко отстранил ее.

— Не нас, а только меня. Пусть поберегутся.

— Я иду с тобой, — твердо заявил Состель.

— Останься здесь, Состель, — равнодушно бронсил Роун. — Я прятался от них целый год, с меня довольно.

Выходя из лачуги, он краем уха услышал:

— Пусть идет, хозяйка. Такой человек, как он, не может все время жить как загнанный раб.

Слух о нем с быстротой молнии разлетелся по всему городу. Люди сбегались посмотреть на Роуна, и когда он размашистым шагом проходил мимо, защищались магическими заклинаниянми, а потом толпой устремлялись вслед за ним. Некоторые разбегались по залитым помоями пенреулкам, спеша принести слух о Роуне. Последнние солнечные лучи исчезли, и несколько дунговых ламп своими огнями прорезали надвиганющуюся темноту, бросая потускневшие блики на старые разбитые стены, треснувшие фасады зданний и смело шагающего Роуна с бегущей тенью впереди.

— Они приближаются, — предупредил Роуна кто-то из полуоткрытой двери. — Лучше быстрее уноси ноги, господин Чудотворец!

Он вышел на широкую улицу, в середине конторой вместо бывшей клумбы чернела утрамбонванная грязь. В дальней перспективе улицы вынступал фасад здания с колоннами, крыша котонрого обвалилась, а сквозь разбитые мраморные ступени пробились высокие сорняки. В свете дуговой лампы здание казалось до призрачности белесым. В тени полуразрушенного фронтона, словно поганки, ютились лачуги.

На побитых ступенях появилась собака-ищейнка: на ее широкой грудной клетке, перетянутой ремнями, поблескивала полицейская бляха. Роун уверенными шагами направился к ней. Преслендовавшая его толпа испуганно откатилась назад.

— Стой там, рыжий человек! — крикнул пес, выхватывая парализующее ружье, висевшее на ремне под передней лапой. — Ты арестован.

— Беги, — произнес Роун бесстрастно. — Беги, или я убью тебя.

— Что? Ты убьешь меня? Да ты просто дурак, рыжий. У меня есть оружие…

Роун двинулся прямо на пса. Животное принсело, прицелилось и выстрелило. В неожиданно болевом шоке Роун почувствовал, как ноги поднкашиваются и их сводит судорога. Он упал. Пес подошел к нему и махнул лапой толпе.

Это всего лишь боль, внушал себе Роун. Он отдыхал, стоя на четвереньках. Боль — это нинчто, а вот умереть и не сдавить пальцами горло врага — это настоящая твоя агония.

Он неожиданно вскочил на ноги, полицейский пес потянулся за ружьем, но Роун коротким резнким ударом в ухо свалил его. С бешеным рычаннием пес тут же вскочил и бросился вперед. Роун встретил его ударом ноги в челюсть. Розовое понбритое туловище отлетело в сторону и замерло. Роун наклонился и подобрал оружие. Тревожный шепот пробежал по толпе.

— Вы видите? — закричал им Роун. — Это всего-навсего собаки… Не более того!

— Теперь они наверняка убьют тебя! — пронкричала костлявая женщина. — И поделом тебе! Ты приносишь одни несчастья!

— Вон они идут! — раздался другой голос.

И еще две собаки выскочили из руин, несясь во весь опор. Роун прицелился и выстрелил. Одна из них упала, визжа и дергаясь, другая рванула в сторону, спасая свою шкуру. Толпа взревела.

— Да, это обыкновенные собаки, — сказал однноглазый, подходя к Роуну. — Погоди, вот встрентишь Котшаи, тогда узнаешь вкус настоящего страха!

— Говорят, ему уже триста лет, — вставил нинзенький мужчина с лицом землистого цвета. — Хозяева научили его магическому искусству прондления жизни. И с каждым годом он становится все сильнее, умнее и злее. Еще мои прародители помнили его…

— Он всего лишь пес! — закричал Роун. — А вы — люди!

Из сквера на небольшую площадь выскочил целый взвод собак с оружием наперевес. Они бынстро выстроили цепь, отрезая Роуна от толпы. Затем цепь молча разомкнулась, и огромный пес вышел вперед. В полной тишине он приблизился к Роуну, брезгливо обогнув раненую собаку, понвизгивающую от боли и скребущую когтями по плитам. Он остановился от Роуна футах в дваднцати.