Чьи-то чужие твердые, будто покрытые ченшуйчатой кожей, руки своими тонкими пальцанми долго, настойчиво тормошили и мяли Роуна. Они не были такими, как у Стеллери, — теплыми и мягкими, человеческими руками, они не успонкаивали и не согревали; совсем напротив — их прикосновение сопровождалось болью. Резким движением Роун попытался оттолкнуть их от сенбя, но обжигающая боль снова повергла его в полуобморочное состояние. И даже не столько санма эта боль, сколько вдруг остро пронзившая его мысль — он больше никогда не увидит бело-зонлотистых волос, смеющихся светло-карих глаз. И мягкие теплые руки никогда не прикоснутся к нему, не отогреют его душу…

— Он просыпается, — произнес пронзительно резкий голос. — Живучий организм. Не такой, как у некоторых этих, курчавых. Я прямо чувствую, как их души дрожат и сжимаются под моими рунками, и умирают-то они как-то сразу, словно однним дуновением свечу задули. А этот — нет…

— Заставь Роуна жить, доктор, — гремел бас Железного Роберта рядом. — Сделай его сильным.

— Да, да, только отойди назад, огромный, уродливый увалень. Я промыл ему раны. Вот у меня здесь. — Слышно было, как врач что-то ищет среди лекарств. — Aral Ну, теперь посмотнрим…

У Роуна перехватило дыхание от страшной бонли в груди, словно ее залили расплавленным свинцом. Пробудил его проникающий сквозь занкрытые веки яркий свет. Роун застонал.

— Ну вот, теперь он почувствует себя лучше. Лежи спокойно, землянин. Это всего лишь боль…

— Ты облегчил ему боль, доктор? — не унинмался Железный Роберт.

— Долго же я мечтал о таком пациенте, конторому подошли бы мои препараты, великан! Ленгендарная фармакология. Все сделано, чтобы эпонха землян умерла. А я ведь так долго их спасал. Генри Дред любит болтать, будто у его мошеннников человеческая кровь, но мои-то ножи знают все их секреты. Полукровки, мутанты, гуманоидный мусор! А этот парень — совсем другое денло. Он почти классический пример земного пронисхождения. Редкое существо…

Тонкий голос все болтал и болтал, в то время как руки ощупывали и ощупывали, а пламя прикасалось, обжигая, и оборачивалось тупой ненчувствительностью. Роун медленно вздохнул и ощутил приятную наркотическую сонливость, понгружающую его словно в теплую воду.

— Это строение! Эта кожа, — продолжал голос издалека. — Как легко скользит по ней лезвие! И цвет. Видишь иллюстрацию к своей книге…

— Он спит, доктор, или…

— Он спит, монстр. Тьфу! Хорошо, что мне не надо полосовать твою железную оболочку… А тенперь отойди. Мне предстоят целых два часа труднной работы, и не надо, чтобы твои габариты меншали мне.

Через несколько часов Роун открыл глаза и в слабом свете, робко пробивающемся сквозь реншетчатую фрамугу, увидел перед собой массивнный силуэт.

— Железный Роберт…— голос Роуна почему-то звучал как слабое лягушачье кваканье.

— Ты уже очнулся, Роун. Ты хорошо спал. Доктор — малость глуповатое создание, но лечит хорошо.

— Я бы его пристрелил, Железный Роберт…

— Зачем же, Роун, он ведь вылечил тебя.

— Я имею в виду мужчину, их командира. Он убил Стеллери. А ведь ты мог разгромить их всех, вместе с кораблем…

— Но тогда Роун и Железный Роберт тоже умерли бы. Ты и так чуть не умер. А ведь здесь столько разных интересных вещей, мест, куда можно отправиться. У тебя впереди еще длинная жизнь, Роун.

— Только не у меня. Я ведь всего лишь земнной урод, и моя жизнь коротка. Отец говорил, что людям отпущен короткий век. А теперь мне и жизнь не в радость…

— Не говори так, Роун, в твоей жизни еще будет много радостей. Отведать доброго вина, нанпример, посмотреть далекие солнца, покорить много женщин и убить много врагов; узнать о целых Вселенных. Надо многое узнать, Роун, и так же много испытать самому. Впереди достанточно времени, а умереть еще успеешь.

— Все мои друзья мертвы. И Стеллери.

— Но я-то жив, Роун. — Железный Роберт зандвигался, и Роун услышал какой-то металлический звук. — Железный Роберт по-прежнему твой друг.

Превозмогая боль в перевязанной руке, Роун приподнялся на локте, всматриваясь в полумрак. Ему бросилась в глаза массивная цепь, лежащая на коленях Железного Роберта, и закованные в железные наручники его запястья.

— Железный Роберт, ты прикован к стенне?! — вскричал Роун.

— Конечно, уж будь уверен. Генри Дред боитнся меня. Я разрешил себя приковать, если он пришлет тебе доктора.

Роун рывком сел, не обращая внимания на головокружение и неистовую пульсацию в виснках. Он тяжело спустил ноги на пол. Полная кружащихся огней темнота заполонила комнату; он ухватился за край койки, пережидая, когда пройдет эта сумасшедшая круговерть.

— Я заставлю его убрать кандалы, — услышал он свои собственные слова как бы со стороны. — Я заставлю его… Он же обещал, как человек ченловеку…

— Не надо, Роун, ложись! Тебе сейчас вредно двигаться…

— Я не хочу ложиться. Позови его, позови Генри Дреда…

— Роун! Ты должен делать так, как сказал доктор, иначе будет плохо…

Роун с трудом поднялся на ноги и с удивленнием отметил, что пол раскачивается под его нонгами, как канат на высоте.

— Генри Дред! — позвал он, понимая, что вместо крика снова вырывается просто громкое кваканье.

— Подожди, Роун, кто-то идет…

В коридоре раздался металлический звук шангов, неожиданно вспыхнули световые блики, от распахнутой двери упали длинные тени, и высонкая, широкоплечая фигура появилась в комнате.

— Ты меня звал, мальчик, верно? Эй, да ты уже на ногах?!

— Ты заковал Железного Роберта. Ты не сдернжал своего слова, — выпалил горячо Роун.

— Генри Дред всегда держит свое слово…

Роуну показалось, что широкая фигура мужнчины стала расплываться. Он прищурился, нанпрягая зрение, и вдруг покачнулся.

— Вели расковать его. Он мой друг! — продолнжал требовать Роун.

— Ты бы лучше забрался обратно на койку, мальчик, ты бредишь! На борту этого корабля я — капитан, а ты — пленный. Я позволил констоправу подлатать тебя, но не бери в голову…

Роун двинулся к Генри Дреду, плохо владея своими ногами.

— Вели расковать его, лжец! Держи свое слово, убийца!