Вдруг впереди раздались крики:

— Кайманы! Кайманы!

Маноэль и Бенито вздрогнули и посмотрели вперед.

Трем большим кайманам, длиной от десяти до двенадцати футов, удалось взобраться на жангаду.

— Хватайте ружья! Хватайте ружья! — закричал Бенито, делая знак индейцам и неграм, чтобы они отошли назад.

— Бегите домой! — подхватил Маноэль. — Прячьтесь скорей!

В самом деле, нечего было и пытаться сразу напасть на кайманов — значит, прежде всего следовало укрыться от них.

В одно мгновение все разбежались. Семья Гарралей скрылась в доме, к ней тотчас присоединились и двое молодых людей. Индейцы и негры попрятались в своих шалашах и хижинах.

Запирая двери дома, Маноэль спросил:

— А где Минья?

— Ее здесь нет! — ответила Лина, выбегая из комнаты своей хозяйки.

— Великий боже! Где же она? — ужаснулась мать.

И все принялись громко звать:

— Минья! Минья!

Никакого ответа.

— Неужели она на носу жангады? — спросил Бенито.

— Минья! — крикнул Маноэль.

Оба юноши, Фрагозо, Жоам Гарраль, не думая об опасности, бросились из дома с ружьями в руках.

Не успели они выйти на палубу, как два каймана повернулись и побежали им навстречу.

Меткая пуля Бенито попала в глаз одному из чудовищ, и смертельно раненный кайман, опрокинувшись на бок, забился в предсмертных судорогах.

Но тут подоспел второй, он несся вперед, и удержать его было невозможно.

Громадный хищник бросился на Жоама Гарраля, сбил его с ног ударом хвоста и прыгнул на него, разинув пасть.

В эту минуту из каюты выскочил Торрес с топором в руке и нанес такой ловкий удар, что топор вонзился по самую рукоятку в челюсть каймана, где и застрял. Кровь заливала зверю глаза, он бросился в сторону, свалился в реку и исчез.

— Минья! Минья! — вне себя звал Маноэль, прибежавший на нос жангады.

Вдруг девушка появилась. Сначала она спряталась в будке Араужо, но третий кайман опрокинул будку мощным ударом хвоста, и теперь Минья бежала к корме, преследуемая по пятам чудовищем, которое уже было от нее шагах в шести.

Минья упала.

Второй выстрел Бенито не остановил каймана! Пуля скользнула по шкуре животного, не пробив ее.

Маноэль кинулся к девушке, чтобы подхватить, унести, вырвать ее у смерти… но сильный удар хвоста сбил с ног и его.

Минья потеряла сознание. Казалось, она погибла, пасть каймана уже раскрылась над ней…

Но тут на него ринулся Фрагозо и вонзил ему кинжал в самую глотку, рискуя, что кайман откусит ему руку, если вдруг сомкнет свои страшные челюсти.

Фрагозо вовремя отдернул руку, но не успел увернуться, и кайман, падая, сбросил его в воду, на которой расплывались большие красные пятна.

— Фрагозо! Фрагозо! — закричала Лина, упав на колени у борта жангады.

Минуту спустя Фрагозо показался на поверхности реки. Он был цел и невредим.

С опасностью для жизни спас он девушку, которая уже понемногу приходила в себя; теперь все протягивали ему руки — Маноэль, Якита, Минья, Лина, — так что Фрагозо растерялся и в конце концов пожал руку юной мулатке.

Однако если Фрагозо спас Минью, то Жоам Гарраль был несомненно обязан своим спасением Торресу.

Значит, авантюрист не желал смерти Гарраля. Приходилось признать этот очевидный факт.

Маноэль шепнул об этом на ухо Бенито.

— Верно, — в замешательстве согласился Бенито, — ты прав, теперь у нас будет одной тяжелой заботой меньше. И все же, Маноэль, мои подозрения не прошли. Ведь можно быть злейшим врагом человека, но не желать его смерти.

Между тем Жоам Гарраль подошел к Торресу.

— Спасибо, Торрес, — сказал он, протягивая ему руку.

Ничего не отвечая, Торрес отступил на несколько шагов.

— Торрес, — продолжал Гарраль, — я сожалею, что ваше путешествие скоро окончится и через несколько дней нам придется расстаться. Я вам обязан…

— Вы мне ничем не обязаны, Жоам Гарраль, — перебил его Торрес. — Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей. Но если вы позволите… Я передумал… я не хочу сходить на берег в Манаусе, а предпочел бы доплыть до Белена. Вы согласны взять меня с собой?

Жоам Гарраль кивнул головой.

Услышав просьбу Торреса, Бенито в невольном порыве хотел было вмешаться, но Маноэль остановил его, и молодой человек удержался, хотя это и стоило ему большого труда.

Наутро, после ночи, которой едва хватило, чтобы успокоить людей, перенесших столько волнений, жангада отчалила от этого кишевшего кайманами берега и двинулась дальше. Если в пути не встретится никаких препятствий, она должна дней через пять войти в гавань Манаус.

Теперь Минья совсем оправилась от пережитого испуга; ее глаза и улыбка благодарили всех, кто рисковал жизнью, стараясь ее спасти.

Лина же, казалось, была еще более признательна храброму Фрагозо, чем если б он спас жизнь ей самой.

— Я отблагодарю вас, Фрагозо, рано или поздно, вот увидите! — сказала она ему, улыбаясь.

— А как, позвольте вас спросить?

— О, вы сами знаете как!

— Тогда, раз уж я знаю, сделайте это рано, а не поздно!

С этого дня было решено, что прелестная Лина — невеста Фрагозо, что они отпразднуют свадьбу вместе с Миньей и Маноэлем и останутся жить у них в Белене.

— Как хорошо все сложилось! — твердил Фрагозо. — Но я, право, не думал, что Пара так далеко!

Маноэль и Бенито долго обсуждали вдвоем последние события. Нечего было и пытаться уговорить Жоама Гарраля высадить с жангады его спасителя.

«Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей», — сказал Торрес.

Этот вырвавшийся у авантюриста слишком пылкий и загадочный ответ Бенито услышал и запомнил.

Итак, молодые люди пока ничего не могли предпринять. Теперь им тем более оставалось только ждать, и ждать уже не четыре-пять дней, а еще семь-восемь недель, то есть пока жангада не приплывет в Белен.

— За всем этим кроется какая-то тайна, но разгадать ее я не могу, — заметил Бенито.

— Да, но мы избавились хоть от одной тревоги, — ответил Маноэль. — Теперь нам ясно, Бенито, что Торрес не хочет смерти твоего отца. К тому же мы будем по-прежнему следить!

С этого дня Торрес как будто стал вести себя более сдержанно. Он не навязывал Гарралям свое общество и даже менее настойчиво ухаживал за Миньей. Словом, напряженная обстановка, которую чувствовали все, за исключением, быть может, одного Жоама Гарраля, немного разрядилась.

К вечеру жангада обошла справа остров Барозо, расположенный в устье одноименной реки, и миновала озеро Манаоари, питаемое множеством небольших притоков.

Ночь прошла без происшествий, но Жоам Гарраль велел всем быть настороже.

Назавтра, 20 августа, лоцман, державшийся ближе к правому берегу Амазонки, так как у левого были водовороты, повел жангаду между правым берегом и островами.

Здесь простиралась территория, усыпанная большими и малыми озерами с темной водой, такими, как Кальдерон, Гуарандейна, и многими другими. Этот озерный край указывал на близость Риу-Негру, самого значительного из притоков Амазонки. До этого места великая река еще называлась Солимоенс, но после впадения в нее Риу-Негру она обретала то название, под которым известна как самая крупная река на свете.

В этот день жангаде пришлось плыть в очень своеобразных условиях.

Рукав, выбранный лоцманом между островом Кальдерон и берегом, был очень узок, хотя издали и казался широким. Дело в том, что часть острова лишь чуть-чуть поднималась над водой и была еще затоплена после половодья.

По обеим сторонам протоки стояли рощи исполинских деревьев, кроны которых уходили ввысь на пятьдесят футов, а широко раскинутые ветви сплетались над водой, образуя своды громадной зеленой аркады.

Трудно себе представить что-нибудь более живописное, чем этот затопленный лес на левом берегу, как будто посаженный посреди озера. Могучие стволы вставали из спокойной и прозрачной воды, в которой сложное переплетение ветвей отражалось с необыкновенной четкостью. Отражение деревьев не могло бы быть совершенней, даже если б они были вставлены в огромное зеркало, наподобие тех миниатюрных клумб, какими украшают праздничные столы. И никто бы не уловил разницы между отражением и реальностью. Казалось, деревья стали вдвое длиннее и заканчивались и внизу и наверху широким зеленым шатром, образуя как бы два полушария, между которыми плыла жангада.