* * *

По всему было видно, что их здесь давно ждали и готовились к этому событию основательно.

Вертолеты горели жерстко, похрустывая взрывающимися боеприпасами. Рядом с горящими машинами мощные агрегаты продолжали качать нефть.

Людей видно не было. Никто из невидимых противников затаившихся в темноте, особой суеты не проявлял и желания перестрелять их прекрасно освещенных прожекторами, не выказывал.

От этого было еще страшнее, еще неприятнее. Отсюда и возникшая паника и суета.

Многие поддались общему порыву и ринулись вместе со всей толпой в вертолет. Но что-то в этой бегущей и загружающейся в брюхо машины толпе отвлекало и останавливало.

Внимание приковывал к себе Гусаров. Алексей, находясь в самой гуще толпы штурмующей борт вертушки, пытался остановить рвущихся туда людей. Ему под руку попался заползающий в брюхо винтокрылой машины командир спецгруппы.

— Капитан, не делай этого, все погибнем, — схватив за грудки, он тряс его увесистое тело так, что у того только голова болталась из стороны в строну. — Одумайся, идиот, предатель… У них Стингеры, они собьют нас в два счета. Сука, блядская… Пожалей ребят…

Но тот, не обращая внимания ни на крик Алексея, ни на полученные от него оплеухи, отрывал от себя его цепкие пальцы и истошно кричал: «Все на борт. Все на борт… Улетаем…»

Командир вертушки, уже запустил двигатели. Их шум заглушал голос Алексея. Он, отбросив от себя капитана, стал ловить десантников и стаскивать их с борта, при этом, чтобы они его в горячке не подстрелили, изо всех сил кричал:

«У них Стингеры. У них Стингеры…»

Скверно, когда в плохо организованном бою есть паникеры. Еще хуже, когда инициатором паники выступал непосредственно сам командир, это была полная катастрофа. Капитан на карачках вскарабкался на борт и тыча летчику в ухо стволом пистолета орал: «Взлетай, это приказ… Застрелю…»

Двигатели заработали бойче, машина качнулась и резкими рывками стала набирать высоту. Оставшиеся, внизу «благодаря» усилиям Алексея с горечью провожали глазами улетающий аппарат, уносящий призрачную надежду остаться у в живых.

В воздухе незримо, но очень отчетливо, появилось ощущение недовольства действиями капитана Гусарова. Явно слышалось громкие, неприятные звуки, снятия автоматов с предохранителей. После этого должно было начаться выцеливание груди Алексея, в качестве мишени для смертоубийства и дальнейшего глумления над трупом… В этот момент, откуда-то справа раздался мощный взрыв. Небо осветила яркая, резкая вспышка и вертолет в совершенно черном небе, огромным полыхающим шаром с догорающим, как у кометы хвостом стал падать на землю.

* * *

Алексей, стараясь не обращать внимания на направленные в его сторону стволы. Только и успел скомандовать «за мной». И рванул в противоположную от взорванного вертолета сторону.

Оставшиеся в живых бесформенной толпой побежали вслед за ним в спасительную темноту. Все еще не отойдя от постигшей череды несчастий, пригибаясь и падая, они пытались поскорее вырваться из освещенной хорошо пристрелянной местности и уйти из зоны визуального охвата приборов ночного видения.

Враг явно не ожидал такой прыти от небольшой группы оставшихся на земле. Ему было неприятной видеть, как убегают трофеи и пленные. А это, как не крути живые деньги и прямые доказательства русской имперской, захватнической политики. И все это улепетывает. Убегает. Пробует скрыться. Следует исправлять несправедливость.

В сторону бегущих был открыт ураганный огонь. Подствольные гранатометы лупили своими гадкими чмокающими штучками так, что на какое-то время пришлось залечь. Быстро осмотрелись.

Несколько человек было убито, несколько ранено. Все они лежали на совершенно ровной голой поверхности. Ни кустика, ни петрушки, ни укропа…

— Если мы здесь останемся до рассвета, они нас перебьют как тараканов на кухне. Живого места от нас не останется, это я вам обещаю.

Тяжело дыша, проговорил Алексей, пытаясь восстановить дыхание и определиться с тем, сколько осталось лежащих вокруг него живых.

— Поэтому, по моей команде вскакиваем и бежим, как можно быстрее и дальше. Путаем следы и в глубине вражеской территории занимаем круговую оборону.

— Пока не жарко, тем более без химзащиты можно и побегать — поддержал его лежащий рядом, обычно немногословный абхазский ботаник.

— Внимание, — Гусаров явно взял на себя функции командира. — Все видели, что они делают с пленными, когда мы спасали попавших в засаду?

— Видели… — зло проговорил, кто-то лежащий сзади и дальше на одном из славянских языков мудрено выругался.

— Тем, кто не видел, — Алексей чувствовал, что его внимательно слушают. — Рекомендую держать наготове гранату…

— Зачем? — тяжело дыша, переспросил кто-то из лежащих.

— Для души, — зло бросил в сторону Гусаров. — Когда она под рукой, не так страшно попадаться к ним живым в плен.

— Может еще все обойдется? — спросил все тот же голос.

Алексей на это не ответил, как будто не услышав вопроса. Восстановив дыхание, продолжил свою мысль.

— …Итак, по моей команде бросаем в сторону прожекторов каждый по гранате… Создаем пылевую завесу и… Молитесь богам и своим ногам. Сейчас в них ваше спасение, жизнь и много, много пива, — говоря все это, он достал гранату и дальше командовал в полголоса. — Сорвали чеку, при счёте «три» бросаем и бежим. Раз… Два… Три…

Все стали в беспорядке швырять боезапас. Хорошо, что хоть ни одна из брошенных гранат не упала бомбистам под ноги и на том спасибо. Прозвучало шесть взрывов…

Когда взрывы отгремели, а осколки полетели куда им и положено. Алексей скомандовал: «Пошли…»

Лежащие поднялись и неорганизованным гуртом побежали… Затопали… Запыхтели.

За их спинам раздались слабые недовольные крики. После чего были включены дополнительные мощные прожекторы. Загавкали длинными очередями, залились в неимоверной злобе вражеские пулеметы. Но поднятая гранатами пыль держалась в воздухе. Это стабильно спасало бегущих от смерти.

Бежать в кромешной тьме, да еще имея у себя на теле пару десятков килограммом дополнительного груза было обременительно. Но страх и инстинкты уверенно гнали их дальше и заставляли держаться рядом. Во время бега они страховали и прикрывали друг друга. Получалось довольно слаженно.

Кто-то падал, но тут же вставал. Кто-то из стайеров цеплялся за собственные ноги. У кого-то по ходу движения возникала проблема «плохого танцора»…

Один вскрикнул… Другой споткнулся… Отстал, упал…

Останавливаться вслед за упавшими и участливо у них интересоваться случившимся, времени не было, так как автоматно-пулеметная пальба в их сторону, хоть и была достаточно хаотична, но уж больно много трассирующих и разрывных пуль, плотно крутились над головами и между ног бегущих.

Бегуны напоминали спортсменов на районных соревнованиях. Где подвыпивший судья-стартер, зарядил стартовый пистолет боевыми патронами и развлекает собравшихся болельщиков тем, что пуляет по ногам отстающих спортсменов.

Когда почувствовали, что ноги стали увязать в песке, а они бегут в гору, вздохнули свободнее. Было похоже, что из зоны обстрела удалось выскочить.

Песчаный бархан оказался достаточно пологим и невысоким. Они сбежали с него и утопая в песке, упрямо разгребая и разбрасывая ногами это препятствие, уходили из под обстрела и возможного преследования.

Воздух еще был напитан ночью, но серая дымка наступающего утра, легкой и нежной патиной, уже начала разбавлять непроглядную темень.

* * *

Сил бежать уже не было давным-давно. Однако вынужденные физкультурники где-то их находили и продолжали движение. Второе дыхание открылось, что ли? В такт топающим ногам и свистящему дыханию, в бегунах все время боролись и находили общий язык противоположности классического, полярного толка. Во-первых, очень хотелось жить и во-вторых в дополнение к этому, совершенно не хотелось умирать.