Я подошёл к жене и положил руки на плечи, нежно надавил. Лиза прогудела что-то. Возможно это даже был звук удовольствия. В кресле качалке в углу сидела почти невидимая акушерка. За ширмой ждали врачи. Нам не мешали. Мы были одни в тот момент.

На меня накатил страх, когда Лиза стала разворачиваться. Я боялся увидеть муки и боль в ее глазах. После нашей встречи на берегу моря в Шотландии в моей душе отпечатались ее страдания. Я пообещал себе в тот день, что больше никогда не причиню боль моей девочке. Но невольно делал это сейчас.

Но Лиза обернулась, и меня накрыла лавина облегчения. Ни одной морщинки не было на ее красивом лице. Она показалось мне самой прекрасной в этот момент. Даже на свадьбе я не видел столько света на ее лице.

Лиза глубоко вдохнула и обняла меня за шею, немного повиснув. Я придержал ее, позволяя прогнуться, опереться на меня. Жена выдохнула, тихо простонав.

- Больно, принцесса? — спросил я осторожно.

— Не боль, но… странные ощущения, — объяснила она шепотом. — Немного изматывающие.

— Еще бы, — не сдержал я нервного смешка.

Лиза в родах почти сутки. Я был в рабочей поездке, когда у нее начались схватки. Она соизволила сообщить, что началось лишь через пять часов. Только ленивый мне не объяснил, что первые роды долгие, и Лиза все делала правильно, дождавшись окончания моей встречи.

Но я все равно орал на каждого, кто заставлял меня тормозить. Водитель, Карина, Казарин, караульные и трое министров, которые имели неосторожность быть записанными на селекторное совещание.

А потом меня просто не пускали к жене, потому что она не звала.

— Все будет хорошо, милый, — пообещала Лиза, подняв на меня нездешние глаза.

Я поверил ей, и она не обманула.

Для меня рождение ребенка ассоциировалось с больницей и врачами. Но Лиза показала мне, что это не операция, а чудо. Мы проживали вместе ее схватки. Я держал ее за руки или позволял на меня опереться, массировал спину и дышал, как учила акушерка.

Когда начались потуги, Лиза нашла силы спросить:

— Уверен, что хочешь остаться?

— Конечно, — без сомнений ответил я сразу.

Неужели я мог оставить ее сейчас в самый важный момент?

Через двадцать минут мы услышали крик нашего сына.

Я вытер глаза, но слезы снова полились, как дождь, и не было никакой возможности остановить их. Лиза тоже плакала и смеялась одновременно.

— Ну ты и плакса, Громов, — всхлипнула она, хихикнув.

— Вы ведь подписали бумагу о неразглашении гостайны? — обратился я к акушерке, которая пеленала малыша.

— Клянусь, я никому не скажу, Андрей Михайлович, — пообещала она.

— Ладно.

Я наконец успокоился, прилёг к Лизе на кровать. Ей передали в руки наше чудо. Пацан сразу нашел грудь и притих.

- Он очень симпатичный или мне кажется? — спросила Лиз.

— Самый красивый ребенок на свете, — подтвердил я. — Весь в маму.

— Виктор Андреевич? — спросила Лиза.

Мы так и не придумали имя, решив сначала увидеть нашего важного человека.

— Идеально, — согласился я, целуя жену в макушку.

— Победитель, как и папа, — блаженно выдохнула Лиза.

— Как и ты, родная.

— Согласна, — не стала спорить она.

Малыш причмокнул и отпустил грудь.

— Заснул, — прошептала Лиза. — Мне бы тоже подремать.

Я забрал у нее Витьку и велел:

— Отдыхай.

— Тебе тоже не повредит, — сонно пробормотала моя уставшая девочка.

— Успею, — соврал я.

Меня ждали дела целой страны, но сейчас важнее было держать на руках сына, пока жена отдыхает. Я подошел к окну, качая ребенка, долго стоял и смотрел на ночную Красную площадь. Ее силу сложно было игнорировать. Но даже она не сравниться с тем, что получаешь у родных людей.

Я буду побеждать и буду сильнее всех, пока со мной моя жена и мой сын.