Следователь зло взглянул на Дмитрия. Вопрос ему явно не понравился. Хмуро ответил:

— Этого я не знаю.

Беркутов решил до конца отомстить следователю за потрепанное самолюбие при рукопожатии.

— Она не захотела говорить или вы не спрашивали?

От этого вопроса Слепцов даже сжал свои пудовые кулаки, как бы давая понять, что если мент не прекратит над ним издеваться, то он непременно пустит их в ход, и не посмотрит на прокурора и все такое.

— Не спрашивал, — проговорил он с таким выражением лица, будто выплюнул горькую пилюлю. — И прошу меня не перебивать. Выслушайте, а потом задавайте вопросы.

Не знал следователь, что подобным тоном с Беркутовым не рискует разговаривать даже начальство.

— Это, конечно, пожалуйста, — простодушно разулыбался Дмитрий. — Но только на что же здесь обижаться? Не понимаю. Женщина гостит у родителей, и, вдруг, срывается на ночь глядя, спешит домой, а вы даже не поинтересовались, что её заставило это сделать? Странно все это, и весьма. В данной ситуации даже вокзальный бомж бы поинтересовался, а следователю прокуратуры до лампочки. И еще, понимаете ли, обиды строим!

Слепцов втянул в мощные легкие едва ли кубометр воздуха, долго держал его в себе, затем, с шумом выдохнул. Повернулся к прокурору, спросил с раздражением:

— Павел Сергеевич, мне дадут возможность продолжать?

Прокурор, улыбаясь, с удовольствием наблюдал за происходящим. В лице Беркутова он нашел союзника в борьбе со строптивым подчиненным. Как же ловко тот его срезал! И поделом! Поделом!

— Но ведь согласитесь, Валерий Борисович, что Дмитрий Константинович прав, — проговорил он. — Вы допустили непозволительный ляп.

— Ну, хорошо! — не выдержав, возмутился следователь. — Виноват я! Признаю! Что мне из-за этого прикажите делать? Стреляться, как тому Шмыгову? Так что ли?!

От этой мелодраматической фразы прокурор недовольно поморщился, сухо сказал:

— Продолжайте, мы вас слушаем.

— Так вот, в шесть утра Вера Витальевна вернулась домой и обнаружила труп мужа в его мастерской. Он покончил с собой встрелом из двух стволов обреза, вставив их в рот.

— А где он взял обрез? — спросил Дмитрий.

— Чтобы легче было осуществить задуманное, он обрезал ствол своего охотничьего ружья двенадцатого калибра. В его мастерской есть столярный верстак. На нем найдены стволы ружья и ножевка по металлу.

— Когда это произошло?

— Судмедэксперт полагает, что вчера вечером, где-то в районе шести-восьми часов. Более точно будет установлено при вскрытии.

— Шмыгов оставил какую-нибудь записку, письмо?

— Нет. Никакой записки мы не нашли.

— Кто-нибудь слышал звук выстрела?

— Нет, никто. Коттедж Шмыгова находится на отшибе. Кроме этого, в это время на улице довольно шумно. Есть ещё вопросы?

— Вопросов больше нет. Значит вы считаете, что это типичное самоубийство?

— Уверен в этом. — Слепцов встал. Повернулся к прокурору. — Я могу идти, Павел Сергеевич?

* * *

В самих материалах ничего нового к тому, что уже сказал следователь, Беркутов не нашел и решил съездить в коттедж Шмыгова, хотелось самому посмотреть мастерскую художника и поговорить с его женой.

Коттедж располагался в глубине соснового бора и представлял собой большой двухэтажный особняк. Действительно, до ближайших соседей было метров тридцать, никак не меньше. Поэтому немудрено, что выстрела никто не слышал.

К счастью, хозяйка оказалась дома. Это была молодая довольно миловидная шатенка. Лицо её было заплаканным и несчастным. Дмитрий поздоровался и протянул ей удостоверение. Она мельком взглянула в него, вернула.

— Проходите, Дмитрий Константинович, — проговорила равнодушно.

Они прошли в большой квадратный зал, обставленный старинной мебелью. На стенах висели многочисленные картины в тяжелых золоченых рамах — все больше портреты каких-то людей.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказала Шмыгова, указав на одно из массивных кресел. Сама села в другое. — Слушаю вас?

— Вера Витальевна, можно задать вам несколько вопросов?

— Да-да, конечно.

— Вы сегодня вернулись рано утром?

— Да, я об этом уже говорила следователю.

— Я читал ваше объяснение. А что заставило вас возращаться домой ночью?

— Я вчера позвонила домой и муж мне сообщил, что погиб Михаил Киприянович Аристархов. Потому я и вернулась.

— Вы не запомнили время?

— Где-то около четырех.

— Он не сказал каким образом погиб Аристархов?

— Нет. Я его спросила: «Как это случилось?» От ответил, что это не телефонный разговор. Был очень взволнован.

— Вы хорошо знали Аристархова?

— Конечно. Он был нашим другом. До гибели его жены они часто бывали у нас в гостях.

— А не говорил вам муж, что у него с Аристарховым накануне его смерти произошла ссора?

— Нет, ничего такого он не говорил. Сказал, чтобы я срочно возвращалась.

— Для вас смерть мужа явилась неожиданностью?

— Конечно. До сих пор не могу понять, — почему он это сделал?

— Можно мне посмотреть его мастерскую?

— Конечно. Это на втором этаже. Я вас провожу.

Вслед за Шмыговой по крутой деревянной лестнице Беркутов поднялся в мастерскую художника. Она занимала весь второй этаж. Пахло краской, клеем, скипидаром. Кресло-качалка, где все и произошло, было закрыто покрывалом. Пол рядом с ним тщательно вымыт. У дальней стены стояли многочисленные картины без рам. В ближнем левом углу — верстак.

— А для чего Павлу Александровичу был нужен верстак? — спросил Дмитрий.

— Он любил все делать сам — и подрамники, и рамы, и так, — по хозяйству.

Беркутов подошел к верстаку. В тисках был зажат отпиленный ствол ружья, лежала ножевка по металлу, рядом с тисками возвышалась небольшая горка металлических опилок. Этот свинтус Слепцов был настолько уверен в самоубийстве Шмыгова, что не удосужился это изъять. Дмитрий взглянул в стволы. Они были чистыми и смазанными. Все говорило за то, что их отпилил сам хозяин. И в этот момент Дмитрий обратил внимание на крохотное темное пятнышко на полу рядом с верстаком. Беркутов заволновался, даже встал на колени, чтобы внимательнее его рассмотреть. Трудно пока сказать, что это такое. Но его интуиция ему прямо сказала: «Парень, это пятнышко сделает тебя знаменитым. Оно ответит на все мучившие тебя вопросы». И Дмитрий заволновался ещё больше.

— Вера Витальевна, не смогли бы вы пригласить кого-то из соседей? — обратился он к хозяйке.

— Это ещё зачем? — насторожилась та.

— Я хотел бы изъять все это, — он указал рукой на верстак.

— Да, но зачем? Следователю с самого начала было всю ясно. Он сказал, что это типичное самоубийство.

— Это его личное дело, но я с ним не совсем согласен, и не стал бы спешить с выводами. Так вы пригласите понятых? Или мне сделать это самому?

— Хорошо, я сейчас кого-нибудь поищу. — Шмыгова направилась к выходу.

— Да, Вера Витаельевна, прихватите потом два полиэтиленовых пакета и кусочек ватки, — крикнул ей вдогонку Беркутов.

Минут через пять в мастерской появились две пожилых женщины в сопровождении Шмыговой.

— Вот, Дмитрий Константинович, то, что вы просили, — она протянула ему два пакета и кусок ваты.

— Спасибо, Вера Витальена. — Дмитрий оторвал небольшой кусок ватки и, наклонившись, стер пятнышко на полу. Понюхал.

«Дело теперь конечно за экспертами. Но провалиться мне на этом самом месте, если это не ружейная смазка!» — весело подумал.

Дал понюхать ватку женщинам — у них более тонкое, не испорченное никотином, обоняние. Все трое подтвердили его догадку, сказав, что вещество на ватке пахнет машинным маслом.

— А это что-то значит? — спросила Шмыгова.

Надо отдать ей должное — держалась она молодцом. Дмитрий аккуратно положил кусочек ваты в полиэтиленовый пакет.

— Если эксперты подтвердят мою догадку, то это будет означать, что вашего мужа убили, Вера Витальевна, — не утерпел он, чтобы не похвастаться. На его слова последовала довольно странная реакция хозяйки.