— Есть, — ответил Сидельников.

— Так я пошел, — сказал Хлебников.

— Иди, Максим. С наступлением утра сделайте так, чтобы ни одна собака не обратила на вас внимания.

— Ясно. Пока. — Хлебников вышел.

— А нам пора занять свой наблюдательный пункт.

Они прошли в темный кабинет. Расселись.

— Студенцов звонил Иванову? — спросил Дмитрий, конкретно ни к кому не обращаясь.

— Сегодня не звонил, — ответил Вадим.

— Странно. По всему, он должен был позвонить. Неужели он что-то заподозрил?

— Вряд ли, — усомнился Колесов. — А ты знаешь, Сережа, что Истомин на Студенцова вышел раньше тебя?

— Правда что ли?! — удивился Беркутов.

— Точно. Он считает, что на совести этого писателя еще, как минимум, пять убийств. Он даже отца с матерью не пожалел.

— В это трудно поверить. Не изверг же он?

— Кто его знает, — ответил Сергей. — Разберемся. Главное для нас сейчас — освободить Светлану. Как она там?

...Анкендорф наконец умер. На его похороны съехались почти все рыцари ордена, и я впервые увидел, сколь велика и могущественна его армия. Но сердце не воспылало гордостью. Нет. Даже не обрадовалось. Что-то внутри меня давно умерло. Умерло безвозвратно. В храме Святого Августина состоялась торжественная месса по усопшему, где длинно и долго перечислялись его «великие» заслуги перед орденом, а хор кудрявых мальчиков красиво пел: «Аллилуйя». А перед моими глазами стояло его желтое, истерзанное болью лицо, трясущиеся руки, слезящиеся глаза и слова: «Мы сожалеем, что у нас нет такого сына». Будь ты проклят, старый интриган! Не ты ли всю жизнь вдалбливал в головы послушников и рыцарей ордена, что родственные узы — это тяжелые оковы для человека, чем быстрее он их сбросит, тем быстрее станет свободным. Фарисей! Двуликий Янус! Сатана! Гори ты в гиене огненной! Это ты отравил мне сознание сладкими речами, умертвил сердце ещё при жизни. Как же я тебя ненавижу! Как все пошло и гнусно на этом свете! Устал. Смертельно устал.

На кладбище ко мне подошел секретарь Великого рыцаря Анаил и прошептал на ухо:

— Великий попросил вас Наисветлейший встать рядом с ним по правую руку.

Это было знаковое действо. Еще не было официального указа о моем назначении, но все поняли, что отныне я становлюсь второй фигурой в ордене. Многочисленная армия моих завистников существенно пополнилась.

Утром следующего дня я был приглашен к Великому рыцарю. Он восседал за огромным столом. Худое, бледное, будто обтянутое изъеденным старением и плесенью пергаментом лицо было величественно-невозмутимым.

— Подойдите, сын мой! — проговорил он вялым, бесцветным голосом.

Подошел и, склонившись, поцеловал его анемичную, всю в безобразных коричневых пятнах и разводах руку.

— Вы назначены Главным идеологом ордена и по существу стали моим первым заместителем. Поздравляю!

— Спасибо, Великий! Постараюсь оправдать оказанное мне доверие, — ответил заученно, но внутри меня вновь ничего даже не встрепенулось.

Жестом руки он пригласил меня сесть. Затем сказал:

— Ваша должность и положение обязывают вас знать гораздо больше того, что знают другие, сын мой. Вынужден сообщить, что наш орден является лишь первой ступенью на пути к безграничной власти. Но это не должно вас смущать и останавливать, обо сам путь восхождения прекрасен и упоителен. Вы молоды, умны, энергичны. Уверен — вы пойдете дальше меня. Не скрою — я вам завидую.

Я слушал вполуха, а в голове билась лишь одна страшная мысль: «Значит прав был тот, убитый мной, старик. Значит прав».

А ночью ко мне вновь приходила мама, гладила по голове своими теплыми добрыми руками и плакала светлыми слезами. Но я уже не боялся её прихода. Нет. Я каждую ночь ждал его. Мама погибла давно, когда мне не исполнилось и восемнадцати. У её автомобиля были испорчены тормоза и он сорвался в пропасть на горной дороге. А тормоза эти испортил... Как страшно! Как холодно! Какой сумасшедший холод! Похоже, что истопник не протопил сегодня камин. Надо его будет примерно наказать за подобное упущение. Непременно.

Сон разбудил меня и до утра уже не смог заснуть. Смотрел с белеющий потолок и думал невеселые думы. Зачем однажды я поверил этим анкендорфам, что умный, сильный, гордый человек сотворен Всевышним, чтобы повелевать миром, изменить его к лучшему. И я энергично работал руками и ногами, стараясь поскорее доплыть до обетованного берега, круша на своем пути все, что мешало мне в достижении великой цели. В грезах я уже видел этот прекрасный остров, где на высокой горе стоит величественный замок, откуда я буду править миром по законом добра и справедливости, создавая гармонию жизни. И вот я достиг берега. Но берег оказался диким. Остров кишел ползучими и крылатыми отвратительными гадами, страшными злобными чудищами. С диким шипением, рычанием, улюлюканьем они все набросились на меня и принялись с остервенением рвать мое тело и душу.

Утром я тщательно побрился, умылся, позавтракал. Вышел из дома, сел в «БМВ» и поехал в горы. По серпантину дороги взбирался все выше и выше. Вот она — сияющая вершина. Я её достиг. Достиг! Резко крутанул руль вправо. Машина сорвалась с обрыва и долго падала к глубокую, казалось, бездонную пропасть. Я парил в воздухе. Это было прекрасно! Я впервые был свободен! Я был..."

* * *

Игорь Студенцов перечитал написанное. Вот и все. Роман завершен. Делать ему здесь больше нечего. Пожалуй, это единственное стоящее произведение из написанного им. Увидит ли роман свет? К сожалению, он вряд ли об этом узнает. Хотелось бы, чтобы увидел. В назидание другим. По существу, роман этот о нем. У Вилля Липатова есть такое произведение «И это все о нем». Да. Несмотря на вымышленные реалии и обстоятельтва, путь заблуждения, морального падения и осознания этого главного героя романа — это и его путь.

Он включил принтер и отпечатал написанное. Вложил листы в папку с рукописью. Туда же положил дискетку. Все. Жизнь стремительно летела псу под хвост. Это называется — довыступался! Он горько рассмеялся.

Вчера вечером ему позвонила Элеонора Кравцова и сообщила, что им заинтересовалась милиция. И он понял, что это конец. В окно мансарды видел, как к соседу Огуренкову зашел высокий незнакомый молодой мужчина. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто он такой. Да, но как, каким образом они на него вышли? Он был уверен, что этого никогда не случится. И все же случилось. Кто же у них там такой умный? Иванов? Пожалуй. Игорь слышал о нем. Весьма достойный противник. И все же, как они его вычислили? Попробуем проанализировать все свои действия. Он совершил единственную ошибку, доверив дело по доведению до самоубийства Беспалова этому старому болвану Янсону, что в конечном итоге и привело к краху всего предприятия. Беспалов сейчас в руках прокуратуры. А это означает, что Янсон и компания обречены. Но из всех артистов о нем знает лишь один Янсон. Вот почему Игорю понадобилась Светлана Козицина. Нет, он не был настолько наивным, чтобы поверить обещаниям Иванова и таким, как он. Эти фанатики только ради удовлетворения своих амбиций завершат начатое. Он прекрасно знал эту породу людей. Девушка нужна была ему лишь для того, чтобы выиграть время и навсегда исчезнуть из этого жалкого города и этой несуразной страны. Лишь для этого. Его опередили всего на день. Жаль! Впрочем, стоит ли о чем-то жалеть. Нет, не стоит. В пятнадцать лет он написал довольно странное стихотворение:

"Дедушка мой сжег иконостас,

Папка загубил семью Поповых.

Ну а я их души спас

Потому, что зарубил обоих."

Очень странное стихотворение. Но оно было знаковым. Он хотел спасти мир, не останавливаясь ни перед чем. Он не должен был родиться.

Игорь пролистал в памяти всю прожитую жизнь. О том, что он приемный сын Студенцовых узнал в тринадцать лет от своей одноклассницы Любы Приваловой. Мать Любы работала акушеркой в роддоме и под великим секретом рассказала дочери о тайне рождения и усыновления Игоря. Нашла кому доверять секреты. Нельзя сказать, что тот глубоко переживал этот факт. Нет. Но это открытие углубило и расширило уже к тому времени наметившуюся трещину в отношениях со Студенцовым старшим. Дело в том, что Игорь был намного умнее, сильнее и одареннее своих сверстников, они были ему неинтересны, даже неприятны со своими дебильными приколами и мелочными страстишками. Потому у него не было друзей. Он презирал и учителей, заученно долдонивших прописные истины и пошлые сентенции и часто им грубил. Отца вызывали в школу. После чего он вел с сыном нудные нескончаемые беседы о том, что надо быть добрым мальчиком и уважать старших. А за что их уважать? Только за то, что они старшие? Глупо. Уважение, впрочем, как и все остальное в этой жизни надо заслужить. В конце-концов Студенцов старший добился того, что сын его возненавидел. Игорь рано повзрослел. По существу он не помнит ничего из того, что было бы связано со светлыми детскими радостями. Ничего. Такое впечатление, что и детства у него никогда не было. Он читал лишь книги о судьбах великих исторических личностей: Александра Макендонского, Гай Юлия Цезаря, Чингизхана, Петра Великого, Наполеона, Гитлера, Сталина, и страстно хотел быть на их месте. И ему было неважно — кто из них гений, а кто — злодей. Злодей такого масштаба по существу тоже гений. Злой гений. Все они были личностями, вставшими над обстоятельствами и мелочностью жизни, отвергли мораль, этику и все, что мешало им в достжении великой цели. Потому и добились своего, и обессмертили свои имена. Позже он увлекся философией Фридриха Ницше, где нашел ответы на многие мучавшие его вопросы. «Что хорошо? — Все, что укрепляет сознание власти, желание власти и саму власть человека. Что дурно? — Все, что вытекает из слабости». Как верно! Как замечательно здорово сказано! И Игорь все про себя решил. Чтобы добиться великой цели, нужно иметь реальную власть. А для этого все средства хороши! Почему он, умный, сильный, гордый и талантливый, должен прозябать в толпе каких-то ничтожеств? Абсурд! Нонсенс! В подобным положением он не хотел и не будет мириться. Людей, вроде его отца, проповедающих христианскую добротель и прочее слюнтяйство, он уже яро ненавидел. Именно они поставили мир на грань катастрофы, когда серые и бездарные личности диктуют правила игры. Ведь кто-то же должен все это остановить? И почему не он? Но для этого ему нужна реальная власть. А реальная власть без реальных денег, больших денег, невозможна. Постепенно в его голове созревала гениальная идея — как стать богатым. А когда она окончательно оформилась, принялся за претворение её в жизнь.