По его спокойному лицу прошла едва заметная судорога. По всему, он не любил насмешек.

— Я ничего не предлагаю. Мне просто искренне вас жаль. Вы избрали неверные жизненные ориентиры. Факт.

— Значит вы заранее определяете красивой женщине второстепенную роль — ублажать сильных мира сего? Так?

— Я этого не говорил. Это было бы слишком грубо. Я просто сказал, что все эти иберейские игры не для красивой женщины. Слишком много в них крови, варварства и гнусности.

— А это позвольте мне самой решать.

Он вновь криво усмехнулся. Сел. Взгляд его теперь выражал скуку и равнодушие. Будто ему до чертиков надоел весь этот разговор и сама собеседница.

— Альтруизм, Светлана Анатольевна, хорош лишь до определенного возраста, а затем он выглядит, простите, глупо и даже нелепо и больше смахивает на фанатизм. Фанатизм же в любых его проявлениях свидетельствует лишь о слабости и ущебности индивида.

— Если я вас правильно поняла, стремление помочь другим людям, вы считаете ущербностью?

— Другим — это кому? — ответил он вопросом. — Уж не тем ли толпам слепых баранов, что бестолково бродят по улицам городов? Но, уверяю вас, они вовсе не нуждаются в вашей помощи. Они мечтают лишь о том, чтобы как можно скорее обрести поводыря, который бы упорядочил их хаотичное движение и направил его в нужное русло. Этого им вполне достаточно.

— А роль поводыря вы отводите конечно же себе?

— Не только. Но и другим умным и сильным людям, у которых отсутствует инстинкт толпы. В кучи сбиваются только слабые. Потому мне и непонятно поведение таких людей, как вы и ваш Иванов. Совершенно непонятно.

— Скажите, Александр Владимирович, или как там вас, у вас есть семья? — неожиданно спросила Светлана.

— А при чем тут это? — недоуменно пожал он плечами.

— И все же?

— Нет.

— Я так и думала. Глядя на вас, мне припомнились слова Герцена: «Человек без сердца — бесстрастная машина мышления, не имеющая ни семьи, ни друга, ни родины». Вот на чем зиждится ваше одиночество. Вы плохо кончите, Александр Владимирович. Вы презираете людей, но и боитесь их. Это не может продолжаться долго.

— Ну отчего же. Сильных противников, таких, к примеру, как вы, я уважаю. Но вы находитесь в плену стереотипов, придуманных опять же фанатиками идеалистами. Что такое сердце? В сущности, это обыкновенный биологический насос для перекачки крови. И только.

— Но многие мыслители утверждали, что помимо нашего разума существует ещё и разум сердца, который гораздо мудрее и непонятен и недоступен первому. Вы конечно же с ними несогласны?

Прозвучавшая в вопросе Светланы насмешка вновь не понравилась собеседнику. Очень не понравилось. Настолько, что ему впервые изменило хладнокровие и он, не скрывая раздражения, ответил:

— Ах, бросьте повторять эти бредни! О каком разуме вы говорите? Разве насос способен что-то родить, пусть самую завалящую мысль? Это ведь смешно и, простите, глупо. Разум един. Только одним его дано в избытке, а других им природа обидела. Только и всего. Одни рождены, чтобы повелевать, другие — повиноваться. Лишь умные и сильные смогут вывести толпу на верную дорогу. Скверно, когда она выдвигает лидера из своей среды. Тогда-то и происходят все эти катаклизмы, при которых мы присутствуем.

И только тут Светлана поняла, что Карамзин не играет роль супермена. Нет. Это его естественное состояние. Он настолько уверовал в свою исключительность, что своими инсценировками самоубийств и несчастных случаев как бы бросал вызов — да, я это сделал, но вы попробуйте мне это доказать? А что если?... От этой мысли Светлане стало даже не по себе. От волнения персесохло в горле. Она встала, взяла стакан, налила из под крана воды и залпом выпила. А что если то, что они играли написано Карамзиным? Более того, не только написано, но уже и сыграно с конкретным живым человеком? Отсюда и странное поведение актеров.

— Скажите, Александр Владимирович, пьеса «Спланированное самоубийство» написана вами? — напрямую спросила она.

Он натянуто рассмеялся, дипломатично ушел от ответа:

— Она вам не понравилась?

— Так ваша это пьеса или нет?

— А что это меняет?

— Это следует понимать, что вы её автор. Так?

— Допустим.

— Кто тот человек, с которым вы все это проделали?

Он внимательно взглянул на нее. И Козицина могла убедиться, что его глаза способны иногда что-то выражать. Сейчас они выражали удивление.

— Как вы пришли к этой мысли? — спросил он.

— Вы не ответили на вопрос.

— Похоже, что вы меня уже допрашиваете, — усмехнулся он. — Вам не кажется, что это несколько преждевременно? Хочу вам напомить, что здесь я хозяин положения, а вы в нем лишь гостья, моя, так сказать, крупная ставка при большой игре. А потому вопросы буду задавать я и во избежание недоразумений и осложнений настоятельно советую вам на них отвечать. Поскольку мы очень отклонились от сути нашего разговора, хочу напомнить, что меня интересует. Итак, почему вас внедрили в труппу театра? Что вам в связи с этим известно? Почему заинтересовались несчастным случаем с семьей Аристаркхова? Я внимательно слушаю вас, Светлана Анатольевна.

— К сожалению, могу повторить, что уже говорила. Я смогу удовлетворить ваше любопытство лишь в своем кабинете.

Он встал. Сухо проговорил:

— Жаль, но вы вынуждаете меня прибегнуть к традиционным методам принуждения. Извините. — И вышел из комнаты.

Через пару минут на пороге выросли две крепкие фигуры боевиков с деловыми сосредоточенными лицами. И Светлана поняла, что надо приготовиться к самому худшему.

Дмитрий Беркутов в общем и целом считал себя удачливым человеком. Определенно. В каких он только переделках не побывал, но везде умудрился выскочить сухим из воды. Нет, бить-то, конечно, били. И, порой очень здорово били. Но ведь не убили же. Даже нигде ничего не сломали. А это, если разобраться, несомненная удача. И оптимистом по большому счету никогда не был. Кого там. Порой паниковал, как какой-нибудь маменькин сынок. Он лишь изображал оптимиста. А ещё верил, что все в конечном счете нормализуется. Иначе нельзя. Без веры при его нервных нагрузках можно и шизануться к шутам.

К предстоящей встрече с председательшей женского клуба «Ностальгия» мадам Люсевой, этой отъявленной сводницы, он готовился особенно тщательно. Получив благословение начальства, Дмитрий вновь позвонил Вене Замятину и получил дополнительную информацию о Люсевой. Оказывается, что этой стерве стукнуло сорок лет, но довольно моложава и привлекательна. Во времена оные была простой русской бл...ю, а потом стала валютной проституткой, или, как их ещё стали романтично называть, «ночной бабочкой», летящей в основном на свет «зелененьких». Словом, профессионалка. Этим она и подцепила воровского авторитета Николая Люсева по кличке «Дубак». Предпочитает мужиков грубых и необузданных. Очень любит трахаться в самых неожиданных местах: на кухне, на лестнице, на унитазе, и в самых невероятных позах. Услышав все это, Беркутов откровенно оробел и пожалел, что ввязался в столь опасную авантюру. Но, как говорится, мосты сожжены, отступление отрезано. А! Где наша не пропадала! Беркутов не такой человек, чтобы пасовать перед трудностями. Если для дела нужно, он её и на абажуре трахнет. Определенно.

Заскочил в редакцию газеты «Скандальные новости» и получил из рук бывшего мелкого пакостника, а ныне преуспевающего господина Артура Прилепского новенькое служебное удостоверение, где значилось, что Дмитрий Константинович Самохвалов работает в отделе светской хроники названной газеты собственным корреспондентом.

Дома он тщательно побрился, прннял душ. После чего придирчиво осмотрел себя в зеркало. Есть ли у этого типа шанс? Если учитывать вкусы и запросы мамдам Люсевой, то шанс есть. И весьма существенный. Определенно.

Внимательно наблюдая за приготовлениями мужа, Светлана заподозрила неладное.