— А Заикина? Что она за человек?

— Алиса — полная противоположность Заплечного. Была душой нашего коллектива. Поэтому её потерю мы ощущаем особенно остро.

— У неё были близкие друзья?

— Она дружила со всеми. Но самой близкой подругой её была Людмила Паршина. Вы видели её на сцене.

— За что её могли убить?

— Понятия не имею. Она была само воплощение добра. Может быть из-за её молодого человека?

— Вы его знали?

— Нет. Видел несколько раз в театре. Иногда он приходил за кулисы. Но лично с ним не знаком.

— Они давно встречались?

— Не в курсе. Об этом вам лучше спросить Паршину.

— А к Заплечному в театр приходили друзья, знакомые?

— Нет, никогда не видел.

— Значит, вы не связываете эти два убийства?

И вновь дрогнуло лицо главного режиссера, стало даже враждебным.

— Нет. У меня к этому нет оснований.

Истомин записал показания Янсона. Он прочитал протокол, расписался. Встал.

— Вам пригласить Паршину?

— Да, если вас не затруднит.

Ждать Истомину пришлось не менеее получаса. Он уже начал терять терпение и хотел пойти разыскивать актрису, как в дверь робко постучали.

— Да-да, входите, пожалуйста, — громко сказал Валерий.

Дверь открылась и в кабинет вошла Людмила Паршина в строгом темно-синем костюме. Вероятно, она сознательно выбирала деловой стиль одежды, чтобы выглядеть взрослее. Но только это мало помогало. Светлые кудряшки, курносый нос и наивное выражение голубых глаз делали её похожей на девочку подростка.

— Добрый день! — сказала она едва слышно.

— Здравствуйте! Проходите. Присаживайтесь. — Истомин указал на кресло напротив.

Паршина села и отчего-то поблагодарила:

— Спасибо!

— Ваше имя и отчество?

— Людмила Николаевна.

— А я следователь из областной прокуратуры Истомин Валерий Спартакович. Будем знакомы. Людмила Николаевна, ваш режиссер сказал, что вы вы были лучшей подругой Заикиной. Это так?

Вопрос этот отчего-то очень напугал актрису. Пухлые и яркие губы запрыгали, как у обиженного ребенка, глаза сделалились испуганными и беззащитными, на них навернулись слезы. Она стала лихорадочно шарить по карманым, достала носовой платок, прижала к глазам, склонила голову и совсем поникшим голосом сказала:

— Да. Мы дружили.

Такое впечатление, что с ней вот-вот случиться истерика. Валерий был несколько озадачен реакцией актрисы. Такое впечатление, будто она впервые услышала от него известие о смерти своей подруги. Странно, и весьма. Спросил напрямую:

— Вы знаете за что была убита ваша подруга?

— Но почему вы меня об этом?! — испуганно воскликнула Паршина и расплакалась, громко, навзрыд. Рыдания буквально сотрясали её хрупкое тело. Истомин видел, что смерть Заикиной была лишь поводом, причина истерики была в другом. В чем? Чего она так испугалась? Актриса долго не могла успокоиться. Но постепенно рыдания стихли, она исподлобья взглянула на Валерия, сказала виновато:

— Извините!

— И все же вы не ответили на вопрос, Людмила Николаевна?

— Ох, я не знаю. — Она пожала плечами. — Разное говорят.

— Кто говорит?

— Да, у нас, в труппе. Говорят, что Александр занимался какими-то темными делами, был связан с мафией.

— Вы имеете в виду сожителя Заикиной Александра Литвиненко?

— Ну зачем же вы так — «сожителя»? — с упреком сказала Паршина.

— А кем же он ей приходился?

— Просто, любимым. Да, я говорю именно о нем.

— А сама Алиса Борисовна вам ничего о нем не говорила?

— Нет, ничего.

— Как же так?! — удивился Истомин. — Ведь она была вашей лучшей подругой. А с лучшей подругой делятся самым сокровенным.

— Но только это так, уверяю вас. Дело в том, что Александр мне сразу не понравился. Скользким был каким-то. Глаза нахальные. Я и поделилась своими впечатлениями с Алисой. Она на меня накричала, оскорбила по всякому. Поэтому мы с ней о нем больше не говорили.

— Чем он занимался?

— Со слов Алисы, он был бизнесменом средней руки и занимался политикой. Вот все, что я о нем знаю.

— Алиса Борисовна до него встречалась с кем-нибудь из мужчин?

И вновь этот, казалось, очень простой вопрос сильно напугал Паршину. Она поспешно с паническими нотками в голосе проговорила:

— Нет-нет! Больше я никого не знала. Клянусь!

В скверном настроении покидал Истомин театр. Расследование по убийству Заикиной, как и Заплечного, не продвинулось ни на йоту. Однако, у него было такое впечатление, что и режиссер и актриса что-то пытались от него скрыть.

После того, как Беркутов выложил Карабанову кто он такой и показал кассету с записью их разговора, тот даже обрадовался. Кроме шуток. Так весь и засветился, будто выиграл счастливый случай. Ну, не придурок ли?! Сказал с гордостью, как само-собой разумеешееся:

— Значит, теперь меня будут охранять менты!

Подобное нахальство возмутило Дмитрия.

— Определенно, — «подтвердил» он. — Специально снимут взвод «собровцев» или «кобровцев» из охраны президента для того, чтобы охранять твою задницу.

Очень не понравились Карабанову слова Беркутова. Аж позеленел весь и кулачками засучил от злости.

— А ведь могу и обидется, — проговорил с угрозой. Но не обиделся. Обижаться и ссориться с ментами ему было не резон.

Дмитрий вышел из гаража и по сотовому позвонил домой Рокотову и сообщил о последних событиях.

— Ну, ты и авантюрист, майор! — возмутился тот, но по голосу Беркутов понял, что шеф очень доволен результатом. — Почему со мной не согласовал операцию?

— А где же личная инициатива и самостоятельность, господин полковник, о которых вы так красочно и проникновенно говорите? Или у вас на словах — одно, а на деле — совсем другое?

— Нет, вредный ты все же ты человек, Дмитрий Константинович, — вздохнула трубка. — Я все больше в этом убеждаюсь. Этот шофер где сейчас?

— Здесь, у меня в гараже. Доволен и даже счастлив, что так легко отделался. Доедает мои последние съестные запасы. Только что с ним делать, ума не приложу.

— Ты может его привезти ко мне?

— На квартиру?

— Да.

— Конечно могу.

— Тогда жду.

Дмитрий вернулся в гараж. Карабанов за обе щеки уплетал остатки батона, макая куски прямо в банку с малиновым варением.

— Ну ты и троглодит! — удивился Беркутов. — Тебя легче убить, чем прокормить.

— Ага. Пожрать я люблю, — согласился тот.

— А у тебя от варения ничего не слипнется? Нет, умрешь ты не от бандитского ножа, а от обжорства. Определенно. Собирайся, поехали.

— Куда? — встретил Карабанов слова Дмитрия, как покушение на собственную безопасность.

— К моему шефу, полковнику.

— А, это другое дело, — проговорил Борис, вставая. Его буквально распирало от значимости. Полковники милиции ему представлялись почти-что небожителями.

Рокотов встретил их в спортивном трико и тениске, и был до того домашним и безобидным, что Карабанов невольно с сомнением закосил глазом на Беркутова, как бы говоря: «А точно ли это полковник милиции? Не подсовываешь ли ты мне, земеля, туфту?»

Полковник пожал Карабанову руку, представился:

— Начальник управления уголовного розыска Рокотов Владимир Дмитриевич.

— Здрасьте! — оторопело проговорил Борис. С подобными людьми ему ещё не приходилось разговаривать.

— Проходите в комнату.

Они прошли в комнату, сели на диван.

— Сейчас должен подъехать Иванов, — сообщил Рокотов.

— Он согласился взяться за эти дела?! — с воодушевлением воспринял новость Беркутов.

— Да. Уже можно сказать, что взялся. Может быть хотите кофе?

— Спасибо. Мы только-что едва оторвались от чая, — усмехнулся Дмитрий, красноречиво посмотрев на Карабанова. Но тот сделал вид, что не понял намека и, окончательно оборзев, сказал:

— А я бы с удовольствием выпил.

— Дина, — крикнул Рокотов. — Приготовь нам, пожалуйста, кофе.