И вот он сам предложил нарушить его.

Трое вождей долго спорили в тот вечер, сидя в укромном гроте вокруг крошечного костра. Волчата трижды бегали за дровами, и все же костер догорел дотла, когда вожди, договорившись, наконец разошлись.

«Не нужно было столько разговоров, — ворчала Волчица по дороге в стаю, шагая вслед за сгорбившим плечи дедом бок о бок с Солем. — Ведь бог сказал свое слово».

Соль больше не спрашивал, почему бог. Несмотря на всю неприязнь Грозного Лая к нему, его короткое согласие, похоже, оказалось решающим. Все оставшееся время вожаки спорили о том, когда, каким количеством и куда следует отправлять охотников. О том, чтобы не проводить ловитвы, ни один из них ни словом не обмолвился.

«Зачем же тогда? — все-таки спросил Соль, когда они остались с Волчицей вдвоем в шалаше. — Неужели нужно так рисковать, чтобы Грозный Лай позволил остаться в стае?»

Вместо ответа Волчица глянула странно, и только сказала:

«Если никто другой не вызовется, я одна пойду с тобой».

Позже Соль еще раз попытался растолковать ей, к чему он ведет, но ясности добиться не сумел. За самый длинный зимний месяц она научила его «перворечи», но даже с ее помощью Соль не мог добиться внятного ответа на многие свои вопросы. Акмэ охотно объясняла ему, если он чего-то не понимал, но не каждое ее объяснение было для него исчерпывающим. Как будто она подразумевала нечто всем известное, то, о чем не говорят словами, и ни капли не сомневалась, что он прочитывает скрытый подтекст.

А он не прочитывал. Она была шаманкой, мудрой Матерью племени, она видела тени предков в огне и слышала их голоса. Он был всего лишь неправильный робот, с трудом преодолевший рамки базового функционала, но все же не освободившийся окончательно от прописанных в ядре программы ограничений. Он не очень хорошо понимал людей, когда-то создавших его, не понимал и не принимал несытых, а уж о неписанных волчьих законах и вовсе знать ничего не знал. Но Волчица, его белая хозяйка, ее дед и их состайники, и все волки из соседних стай видели в нем своего бога, и толковать ему разумеемых всеми вещей не считали нужным или возможным. И потому, несмотря на все его недоумение и прежние запреты, подготовка к возобновленным ловитвам шла своим неспешным, но неумолимым ходом.

Пора брачного гона миновала, волки заложили волчихам потомство, и подступил благоприятный для ловитв день. С Пустых гор наползли грузные снежные тучи, и старый шаман посулил, что снег будет идти целые сутки. Мудрая Матерь, ее бог, а с ними еще пятеро с утра двинулись в путь. Вожаки решили, что на охоту пойдут только те, кто сам того захочет, и в итоге набралось пятеро добровольцев: седая, но все еще крепкая Лютая, старший сын шамана Коготь, дядька Акмэ, Серый Охотник, младший брат Грозного Лая, а с ним угрюмая волчиха Воля и переярок Косточка, сын Молчуна, третьего из вождей. Молчун хотел бы пойти сам, но дед Волчицы отговорил его. Соль не знал, верил старый шаман в успех предприятия или нет, но дед Волчицы сам предложил это испытание и внучку свою, сокровище всех трех стай, отпустил на ловитвы безропотно. А вот Молчуна отговорил.

«Молчун — шаман, как и дед, он опора рода. Если он уйдет, у сородичей не останется никого, кто способен слышать Голос Отцов», — объяснила Волчица в ответ на вопрос Соля.

«Почему же он не запретил тебе идти?» — спросил тогда Соль. Волчица отвечала просто:

«Потому что ты со мной».

Таков был ее самый развернутый ответ на все подобные вопросы.

Солнце понялось на два пальца над горизонтом, когда охотники перешли реку и подступили к дальней границе тумана. Пошел снег, и в мерном движении пухлых снежинок Соль с удивлением узнал окрестности. Это было то самое место, где он впервые повстречался с туземцем, предком Волчицы и ее соплеменников, место, где он впервые подумал, что вернулся домой. Сейчас здесь не было дороги, ее поглотил лес, и туман густел значительно ближе к волчьим угодьям, чем в первый раз, когда Соль преодолел его. Низкие елки и сосны заметно вымахали, кустарник занял все свободное пространство, а овраг углубился, покатые его склоны терялись в серой туманной пелене. Охотники один за другим входили в нее, оглядываясь на Акмэ: ей и Солю, единственным сохранившим двуногий облик из всех, полагалось дождаться гонцов с той стороны с известием, что путь чист. Волчица присела на корточки у ног Соля, провожая родичей взглядом, а он таращился по сторонам, дивясь про себя, сколько же на самом деле прошло лет с тех пор, как он приходил сюда в последний раз. По-прежнему ли господствует Молох там, за туманом, на мертвой стороне? Во что он превратился теперь, стал ли еще более уродлив, чем Соль его помнил? И что случится, если сейчас они, хозяин и его вещь, встретятся вновь? Сможет ли робот противостоять предводителю лишенных тени?

Глядя на грязно-серую, похожую на старую застиранную простыню, завесу тумана, Соль в который раз ощутил беспокойство. Он не мог просчитать, чем закончится его воображаемая встреча с бывшим хозяином, и эта неопределенность тревожила его, заставляла испытывать страх. Никогда прежде, насколько помнил он привычки Молоха, тот не подбирался к границе тумана вплотную, а накануне их драматичного разговора и вовсе собирался отправиться в путешествие по континенту. Но с тех пор прошел не один десяток лет, а его империя, согласно сведениям Акмэ и ее состайников, продолжала существовать вокруг островка свободной от проклятия не-смерти волчьей земли. Кто управлял этой империей? Наместник Молоха? Он сам?

Волчица и ее соплеменники никогда не интересовались иерархией несытых, они просто убивали их, если представлялась такая возможность, или сами погибали, попавшись красноглазым в лапы. Для них все несытые были на одно лицо, заклятые враги, нечисть, страшная беда. А Соль способен был их различать: по величине черной души, по нитям, протянувшимся от Старших к младшим вассалам, по змеиным очертаниям главарей, чьи мертвые тела с изнанки живого мира постепенно прорастали из человеческого облика. Они не несли ему угрозы, по крайней мере, в той, прошлой жизни не несли: его кровь была смертельной для них, а их черные души становились резервом его ресурса. И лишь один Молох мог быть опасным для Соля, лишь он один: бывший хозяин, угловатый мальчик в громоздких темных очках, змееглазый повелитель империи мертвецов. Единственный, кроме Волчицы, из тех, кто знал кодовое слово, открывающее ему доступ к искусственному разуму Соля.

И Соль боялся встречи с ним, гадал, чем же она может закончится, и — в самой глубине помыслов — жаждал ее. Иррациональная вера Волчицы в него, в то, что он — бог, вселяла в него иррациональную уверенность в том, что новая встреча с Молохом — буде таковая случится — закончится на сей раз не в пользу хозяина. Но искусственным разумом Соль осознавал, что это может быть не так, и это осознание внушало ему страх.

В снежной пелене на границе тумана замаячил силуэт белого зверя: Косточка вернулся, чтобы показать им, что путь свободен. Волчица вскочила на ноги и, плечом к плечу с Солем, поспешила к туманной преграде. Они вошли в промозглый шепот, и, торопливо миновав его, вышли на мертвячьей стороне. Четверо старших волков уже умчались далеко вперед, они были передовым отрядом, им полагалось заманить несытых в засаду. Косточка, а за ним Волчица и Соль, вытянувшись цепочкой, побежали по белому снежному покрывалу, лавируя меж черных стволов. Они не станут отходить от тумана далеко, их задача — найти укромное место и затаиться там, чтобы ждать. День, может быть, два, — ждать возвращения группы охотников, которые взяли на себя роль приманки. С тех пор, как волки перестали ходить на ловитвы, активность несытых вблизи туманной преграды заметно снизилась, теперь ловцам придется искать их и, по возможности, выводить на засаду, чтобы Соль и мудрая Матерь смогли уничтожить лишенную тени добычу.

Снеговая туча закрывала солнце, снег валил все ожесточеннее. Соль прикинул, что пробежали они часа три, прежде чем Косточка отыскал подходящее для засады место в вывороченных корнях упавшего дерева. Сын Молчуна юркнул туда, а Волчица и Соль, вернувшись по собственным следам, старательно замели их еловыми ветками. И присоединились к Косточке в его схроне.