— Ничего себе! — первым восхитился сам Лёшка.

Вместо седого худого старика перед нами стоял вполне элегантный, излишне стройный мужчина. Каштановые волосы и бритое лицо сбросили ему лет двадцать, а то и больше. Степан немного щурился, но я велел прислуге задвинуть часть штор, чтобы сделать пребывание мужчины в комнате более комфортным.

Лиза захлопала в ладоши, а графиня отчего-то не поверила, что этот тот же человек. Предположу, что дама страдала близорукостью и в первый раз толком не разглядела Степана.

— Господа, вы пытаетесь убедить нас, что это тот самый слепец? — поддержала недоумение графини супруга Крендовского, хотя сам художник этот факт подтвердил.

— Не может быть, — не поверила графиня.

— Ваше сиятельство, спросите кого угодно. Елизавета Африкановна несколько раз заходила проведать и видела, как шло выздоровление, — ответил я.

— Но волосы… — напомнила дама.

— Покрасили, подстригли, отмыли и переодели, — перечислил я весь перечень услуг, полученных мужчиной.

Были в наше время похожие шоу по телевидению. Может, и вправду стоило привлечь художника для зарисовки «до» и «после». Но мне на мнение этих людей было наплевать. Главное, что Алексей провёл успешную операцию, и мы увидели невероятный результат.

О чём мы с Алексеем не подумали, вернее, забыли, так это о том, что живём в девятнадцатом веке. Допустим, графиня могла не разглядеть, не запомнить внешность слепого нищего, но было много народу, кто знал мужчину гораздо лучше.

Представляете, привезли мы Степана в Александровку, и первым начал молиться, глядя на отца, Фома. Следом устроили вой и истерику остальные собратья по несчастью. Слепые не видели изменений, но слышали знакомый голос и ориентировались на описание других людей, которые заверяли, что случилось ЧУДО!

— Ой-ё… — как-то разом сообразил я, чем нам это грозит.

Был у нас один «святой», теперь их стало двое. И если первый пророк, то второй исцеляет слепых! В это время это немыслимое достижение. Делают ли сейчас подобные операции, я не знал, но был уверен, что эта разом взвывшая толпа создаст определённые проблемы.

Алексей на слепых шикнул, сообщил, что вернуть зрение могут только достойные, кто не грешил, и повёл Степана дальше знакомить с местом работы.

— Тятя, тятя, — дёргал отца за полу рубашки Фома, — а куда мы теперь?

— Фома, здесь и будете жить, присматривать за приютом, — вмешался я. — Мы тебе обновки привезли. Пойдём-ка, я тебя пока в баню свожу и сам подстригу, — увлёк я мальчишку в сторону гостиницы.

За чаем с мёдом этот щегол поведал мне все последние новости Александровки. Что свободных мест в гостинице нет, и господа по этому поводу дюже ругаются. А ещё привезли на барже железки. Кажется, наконец прибыла последняя партия унитазов. Значит, скоро и вторую гостиницу запустим. Там всего-то и осталось наполнить комнаты мебелью и текстилем. Дед обещал прикупить ковров, если случится такая оказия. Временно у нас половички самотканые, но вполне себе симпатичные. Столы и стулья без изысков. По зимней дороге доставят много чего более элегантного и дорогого. Сейчас из Самары к нам не проехать. Куроедов заверял, что куплено предостаточно. Он, разобравшись с домашними делами, занялся доставкой товаров из того, что летом купцы по Волге привезли. Ему Лёшкина фраза «как в Париже» очень понравилась. Это он еще про Нью-Васюки не слышал, но, чувствую, всё к этому идет.

Отмытого и переодетого Фому я вернул родителю. Лёшка как раз закончил инструктаж и успокаивал Степана, обещая наведываться каждые две недели.

— У тебя здесь всего семь человек будет на попечении. Не переживай, — похлопал он Степана по плечу и кивнул мне, показывая на дорогу.

Долго задерживаться в Александровке не стоило. Номеров-то в гостинице нет! На обратном пути я насел на Лёшку с теми вопросами, которые возникли.

— Гера, как ты думаешь, сколько проживёт наш отец Нестор? — перебил меня Лёшка.

— Ну… лет десять точно. Он уверял, что ему только-только седьмой десяток пошёл. Питание правильное. За здоровьем следит.

— Пусть даже пятнадцать, а то и двадцать лет, — согласился друг. — А теперь подумай о нашем будущем, когда отец Нестор умрёт.

Я подумал, и оно мне действительно не понравилось. Мы уже столько вложили и продолжаем вкладывать, а ведь без старца Самарского весь наш бизнес накроется.

— Хочешь стать вторым святым? — решил я уточнить.

— Зачем сразу святым? — хохотнул Лёшка. — Я буду популяризировать больницу. Возьму учеников, напишу студентам-хирургам и приглашу к нам.

— Тебя уже чуть ли не к лику святых причислили, — напомнил я.

— Это нужные нам слухи. Пусть говорят, пусть разносят сарафанным радио. Чем дальше от нашего региона, тем больше накрутят и сочинят.

Алексей действительно одно время интересовался катарактой. Он перед походом в прошлое собирал много разной информации, которой мы могли бы воспользоваться. К сожалению, не додумался прикупить хрусталиков.

По поводу искусственного хрусталика я узнал от друга интересную историю о неком английском хирурге Ридли. Точнее, даже не о нём, а об английском летчике (фамилию Лёшка забыл). Во время одного из налётов немецкой авиации в 1940 году пилот так спешил взлететь, что забыл надеть лётные очки. Когда немецкая пуля разбила плексигласовый фонарь кабины, то осколки нашпиговали лицо и глаза летчика. Не знаю уж, как он вслепую сумел справиться с парашютом, но факт остаётся фактом, что пилот выжил и успешно приземлился, несмотря на ранение.

Дальше он прошёл много госпиталей, где пилоту никто не мог помочь или, что более вероятно, никто не рискнул доставать осколки из глаз. Наконец пилоту повезло попасть к хирургу Ридли. Тот извлёк осколки, но не все, вернув зрение одному глазу. В течение последующих восьми лет лётчик восемнадцать раз обращался за помощью и хирург извлекал из глаз очередной осколок.

До доктора не сразу дошло, почему осколки из плексигласа не вызывают нагноения, не отторгаются и не особо раздражают глаза больного. Естественно, Ридли занялся исследованиями и привлёк к созданию искусственного хрусталика знакомого оптика. Провел несколько операций, но тайно. Хирург опасался сразу заявлять об успехах в лечении катаракты и планировал понаблюдать пару лет за пациентами.

Но произошла досадная случайность, после которой скрывать операции больше не имело смысла. Один из прооперированных перепутал и пришёл на плановый осмотр к другому офтальмологу Ридли (в Англии распространённая фамилия).

Я ожидал услышать продолжение истории, где хирурга Ридли превозносят и осыпают славой. На деле оказалось всё не так. Патентовать изобретение Ридли не стал, его по какой-то причине бойкотировали коллеги. Пробовал обратиться к американцам, но и там его не оценили. В результате хирург пропадал в безвестности тридцать лет.

Можно сказать, что в этом плане советскому хирургу Святославу Фёдорову подфартило. Пока мировая общественность обсуждала якобы ненаучный подход в деле создания искусственного хрусталика, в СССР воспользовались иностранными наработками. Это один из примеров, когда Запад отстал в исследованиях. В то время как продолжали критиковать Ридли, Фёдоров, ознакомившись со статьёй, решил проверить, а после сделал ряд успешных операций и продолжил развивать это направление.

Алексей же более чем на столетие опередил проделанную другими хирургами работу. И как я понял, оргстекло — единственный на данный момент подходящий материал. Кажется, опыты с катарактой закончатся, когда иссякнут у меня те призовые поделки из будущего.

В целом идею я одобрил и заметил, что для всех этих хотелок существующая больница маловата по всем показателям.

— Отстроим, но на берегу Самарки, чтобы всем удобно было.

— У меня столько земель нет, — возмутился я.

— Так дальше границы Похвистневых. Думаешь, Игорь Андреевич не перепишет на тебя участок?

До возвращения в поместье мы обсудили основную концепцию. Дружно решили, что новое строительство не потянем, даже если начнут все паломники помогать. У нас на первом месте выпуск фанеры и пароход.