С профессором Иноземцевым я теперь пересекался каждое утро. Он выходил из своих комнат в шикарном халате поверх основной одежды и двигался в курительную на первый этаж. Краткую лекцию о вреде этой привычки он прослушал, и единственное, чего я достиг, что профессор курил в одном месте и нигде больше.

Если на этого очередного гостя мне, по большому счёту, было наплевать, то Алексей заволновался. Иноземцев Фёдор Иванович был хирургом, и хирургом практикующим. А у нас много такого, что показывать не стоило.

Допустим, спрятать шприцы мы могли. Точно так же, как и систему переливания крови. Что-то убрать из хирургических инструментов тоже не проблема. Но как объяснить инъекции при местном наркозе? Слепые с сопровождением продолжали ехать и ехать. Пока все возможные операции на катаракте (аж три штуки!) Алексей провёл, но наверняка будут новые пациенты. Отказать Иноземцеву в присутствии на операции можно, конечно, но стоит ли?

— Проблема в анестезии, — изрёк Лёшка, типа «открыл Америку». — Я тут покопался в наших записях. Эфирный наркоз кое-где использовался с конца восемнадцатого века. Нужно конкретно заняться этим вопросом. У меня как раз по стоматологической части пациенты появились, на них потренируюсь.

Выдирать больные зубы давно стало обязанностью Лёшки. Приезжая в любую деревню, он сразу интересовался по поводу зубов. За девять лет мои крепостные крестьяне привыкли, что этот барин с придурью может легко и просто выдернуть гнилой зуб, не особо спрашивая желания больного. Обычно Алексей не тратил ценный ресурс на обезболивание. Но если есть возможность поэкспериментировать в этом направлении, то я готов предоставить крестьян.

— Какие химикаты нужны для эфирного наркоза? — задал я самый важный вопрос.

Лёшка тут же подсунул мне нужную распечатку. На всякий случай я достал свои старые учебники и, прочитав абзац, расхохотался.

— Ты чего? — не понял Лёшка.

Пришлось зачитать ему выдержку из учебника: «Первыми в России эфирный наркоз в хирургии для проведения операций успешно применили независимо друг от друга русские учёные Фёдор Иноземцев (7 февраля 1847 года) и Николай Пирогов (14 февраля того же года)».

— Не иначе всё те же пути господни, — почесал задумчиво затылок Алексей. — Значит, привлекаем профессора по полной.

— К тому же не они изобретали эфирный наркоз, а только применили в операциях, — зацепился я за формулировку.

Необходимые для получения эфира компоненты у меня имелись. Сложнее оказалось найти то, что могло заменить маску для пациента. Алексей рекомендовал не спешить и всё делать поэтапно, чтобы продемонстрировать Иноземцеву, как мы долго изучали проблему. Вначале у нас будет эфирный наркоз, пошьём для него маску из кожи, чуть позже перейдём на хлороформ. Пока суд да дело, я запасусь муравьиной кислотой, которая необходима для хлороформа. Раньше не видел необходимости её производить.

Для первых проб эфирного наркоза Алексей заказал у моего сапожника кожаную маску, похожую на «намордник». Ремни должны были дать плотное прилегание, а сам эфир впрыскивался в отверстие через короткую медную трубочку.

На эксперимент мы пригласили Иноземцева, не особо рассчитывая на первый успех с эфиром. Мужик с больным зубом был доставлен из Херосимовки и очень робел, не понимая, к чему такое внимание со стороны барина. Он послушно позволил нацепить на себя маску, вдохнул и вскоре закатил глаза.

Лёшка деловито достал часы, засёк время, а я принялся пояснять профессору, что это мы затеяли.

— К чему такие заботы? — не понял он повышенного внимания к обычному крепостному мужику.

— Это подопытной пациент, когда поймём, сколько нужно эфира для длительного пребывания в искусственном сне, то этот метод можно будет использовать при любых хирургических операций, — пояснил я.

Тут до профессора дошло. Подняв веко мужчины и проверив состояние сна, он начал наворачивать круги, ожидая результата. Я же стал записывать то, что мне диктовал Лёшка.

— Зрачки не изменены, дыхание не изменено, пульс нормальный, тонус мышц сохранён. Семь минут, — констатировал вскоре Алексей. — Одного вдоха недостаточно. Нужно как-то постоянно подавать эфир.

— Дыши, дыши чаще, — продолжил я подливать эфир на трубочку.

Мужик проявил некоторое беспокойство и попытался сдёрнуть маску. Мы втроём дружно кинулись удерживать его на кресле. Лёшка успевал перечислять то, что наблюдал. Делась это явно не для меня, а для Иноземцева.

— Речевое и двигательное возбуждение. Зрачки расширены. Повышенное слезоотделение, дыхание частое, глубокое шумное, пульс частый.

— Мышечный тонус повышен, — подключился к исследованиям Иноземцев. — Нужно было ремнями вязать.

Продолжалась эта кутерьма тоже семь минут. Крепостной хоть и дергался, но эфирчика я продолжал подливать. Тому волей-неволей приходилось его вдыхать.

Мужик тем временем стал затихать и наконец провалился в глубокий сон. Дыхание снова выровнялось, пульс пришёл в норму. И мы решили закончить с операцией. Сняв сноровисто маску, предоставил фронт работ другу. Лешка с клещами наготове полез в рот мужику. Моя роль сводилась к тому, что я подсвечивал полость зеркальцем. Щелк! Гнилой зуб был извлечён, а мужик даже не дернулся. Очнулся он чуть позже, чем в предыдущий раз, взгляд имел затуманенный.

— Рот прополощи, не глотай, сюда сплюнь, — подсунул я ему чуть тёплой воды с содой.

— Посиди ещё, барин проверит, — не отпустил я сразу мужика. Нужно же понаблюдать за его состоянием.

Про Иноземцева мы как-то и позабыли. А он, сообразив, что операция закончилась, чуть ли не за грудки меня начал трясти, требуя рецептуру.

— Право слово, — делал я удивлённые глаза. — Эфир ещё сэром Ньютоном был описан. Да там ничего сложного нет.

— Ничего сложного?! — негодовал профессор. — Вы не понимаете значения этого открытия!

Ой да конечно! Куда нам до профессоров? Иноземцев всё время, что гостил в поместье делал вид, что вокруг него быдло необразованное. Даже сейчас пытался что-то нам втемяшить.

— Отчего же? — как можно равнодушно пожал я плечами. — Всё мы понимаем.

— Болезный, как самочувствие? — не отвлекался на нас Лёшка и продолжал заниматься пациентом, считая пульс.

— Чуток здеся… — покрутил мужик ладонью вокруг головы.

Кстати, лёгкую головную боль и вялость я тоже начал испытывать. Эфир пусть и хранился в пузырьке, но его запах разошёлся по комнате, когда мы его использовали для наркоза.

— Пойдём в коридор выйдем, — повёл Лёшка за собой мужика, и мы последовали за ним.

До конца дня дружно с профессором обсуждали перспективы эфирного наркоза. Нужно сделать более удобной ингаляцию эфиром, просчитать дозировку, время наркоза, учесть возраст пациентов и физические данные. Лёшка помнил, что некоторые случаи применения эфирного наркоза заканчивались смертью. Я ему в ответ намекнул, что даже при самых передовых методах анестезии тоже такое случалось. Не выдерживало сердце, не та дозировка, аллергия и много чего ещё.

— Удачно мы профессора озадачили, — радовался Лёшка, что нашлось на кого спихнуть эту всю рутину по составлению таблицы.

Куроедов, конечно, сунул свой нос и припомнил, что у нас же было что-то более удобное. Еле успел его заткнуть, нашипев на соседа и пояснив, что тех лекарств уже давно нет, источник потерян. Зачем вводить профессора в заблуждение? Вдруг рванёт в ту Америку искать то, чего нет и никогда не было? Куроедов покладисто покивал, тут же отвлёкся, передав мне подарок для Максима.

— Купил по случаю книжку. Какой-то тобольский учителишка написал, — сообщил он мне.

Пояснение «тобольский учителишка» мне ни о чём не говорило, а вот название книги «Конёк-Горбунок» оказалось очень даже знакомо.

— Чудесный подарок для любого человека, не только ребёнка, — заметил я. — Вы сами ознакомились?

— Недосуг было, — ответил Куроедов.

Как обычно, он не очень воспринимал печатные тексты, зато любил послушать чтения вслух. Их мы и устроили вечером в гостиной. Изначально считалось, что для детей, но и все взрослые с удовольствием послушали стихотворную сказку.