Именно в Александровке крестьяне первыми начали выкупаться. Цену я не задирал, брал по пятьдесят рублей за мужика. Столько же за дом, но дом продавал в рассрочку. Аренда земли обходилась деревенским всего рубль в год. Меня вполне устраивало наличие свободных крестьян. За исключением стариков, в Александровке все работали если не на заводиках, то при гостинице или на другом обслуживании гостей.

Пахотных земель здесь, считай, и не было. С огородами привычно справлялись бабы. По этой причине я не видел резона удерживать крестьян в крепостных. Они же никуда не уходили, зато стали свободными, что было мне выгодно.

Куроедов правда пытался рассказать, как я не прав. В ответ показал ему цифры. Зачем мне барщина, когда с наёмного работника я получаю в результате больше. А ещё напрягало то, что раз в два года приходилось выбирать крестьян для отправки в солдаты. Поверьте, морально очень трудно решать так кардинально чью-то судьбу. Потому чем меньше у меня будет крепостных, тем меньше я должен отдавать мужиков в солдаты. Тем более моя земля так и оставалась моей.

К концу весны 1840 года в Александровке остались только пожилые крепостные крестьяне. Этих я как хозяин должен был поддерживать и формально содержать. На самом деле за ними деревенское общество приглядывало. Да там и не было одиноких стариков. К тому же я для всех находил посильную работу, приносящую не только мне доход.

Наконец-то в наших местах наступило временное затишье. Мы с Лёшкой смогли вздохнуть и уделить время стройкам. Мой друг сменил статус холостяка и временно поселился с молодой женой в Скворцовке. Гундоровы выразили неудовольствие по этому поводу, но уступили под напором фактов. Алексей обещал, что отстроит достойное поместье для семьи. Вот прямо только выберется из кровати новобрачной и побежит лично дом строить.

Подробно про свадьбу не рассказываю, так как был сильно разочарован, поскольку планировал погулять, вина испить… Но венчание же отец Нестор проводил. Думаю, пояснять не нужно, во что превратилась обычная свадьба помещика. Лёшка самым натуральным образом молился, чтобы это мероприятие, на котором присутствовало всего (!) пятьсот гостей, побыстрее завершилось.

Не дождавшись, пока все уедут, Алексей позорно сбежал через неделю, оставив жену разбираться с теми гостями, которых Гундоровы пригласили. Молодожён заявил, что поехал воплощать идею старца по строительству пароходов, а на самом деле сосредоточился на том, что у нас строилось возле конезавода. Совместно с мастером он решал, как будет выглядеть печь, чтобы в ней размещался пресс для фанеры. Придумали подавать внутрь эту конструкцию на полозьях, предварительно закрепив струбцинами слоеный бутерброд из шпона.

Я был настроен скептически. Идеально ровного куска металла такого размера дед найти не смог. Предполагалось, что закрывать шпон вначале сверху будет ошкуренный щит и этот якобы пресс будет фиксироваться струбцинами. Щиты стопроцентно через три-четыре месяца придётся менять. Но хоть так. Возможно, со временем раздобудем более достойный вариант.

Никаких инженеров или мастеров к нам так и не приехало. Бывшего плотника Алексашку я подключил к созданию станка для нанесения клея. Он довольно толково сумел установить валики на основу. Попробовали лить клей на шпон. Так-то неплохо, но этого клея требовалось очень много. Изготовили партию фанеры без прогрева в печи и пришли к выводу, что для домашних поделок годится.

Кузьма подал идею вести в школе уроки по маркетри (в зимний период) или просто бросить клич, собрав всех желающих работать на фанерном заводе. Молодое поколение моих крестьян пахать на полях не особо рвалось. Большинство из них давно сообразило, что есть много чего более выгодного и интересного, чем трудоёмкое выращивание зерновых.

В любом случае того, что выращивалось, было недостаточно. Деревеньки давно не обеспечивали продуктами питания тех, кто приезжал, приходил или приплывал. Ну и зачем попусту тратить человеческие ресурсы? Хватит того, что крестьяне выращивали сахарную свеклу, картофель, кукурузу, а в последнее время сажали много подсолнечника. Эта культура набирала популярность не только на моих землях. Все соседи взялись выращивать солнечные цветы. Не самый удачный, конечно, для них климат, но то, что вырастало, вызывало восторг у местных.

Летом особенно красиво смотрелось. Специально для популяризации подсолнечника, я велел сажать его «для красоты» вдоль дорог. Когда он начинал цвести, казалось, что дороги украшены крупными цветами. Потом-то это всё разворовывалось и съедалось непонятно кем, но я считал такие потери допустимыми. Кто-то унесёт с собой, посадит и подсолнечник начнёт распространяться дальше по России.

К тому же не забываем, что наши растения значительно отличались от имеющихся в лучшую сторону. Подобных сортов томатов, перца, моркови, свеклы не существовало нигде в мире. А какие у нас арбузы! Наконец-то их оценили по достоинству. В прошлом году купцы баржами вывозили такой необычный продукт, для крестьян совершенно ненужный.

С витаминами и тем, чем питались крестьяне, стало гораздо лучше. Тут, безусловно, огромный поклон отцу Нестору. Умел он популяризировать продукты питания и лечебные травы. Хотя основной его «специализацией» по-прежнему считались предсказания.

Лёшка заверял, что мы не достигли и половины той самой славы. Аргументировал он это тем, что иностранных гостей, как это ни странно, не было. Из Европы никто не приезжал, что сильно печалило Куроедова. Он даже попенял нам, что медицинский справочник нужно было не на французский язык, а на немецкий переводить, и предложил моим немцам такую работу.

— Приедут, этим летом точно приедут иностранцы, — прогнозировал Алексей.

— Знать бы кого принесёт. Больные нам без надобности, — не удержался я от комментария.

— И здоровые шпионы тоже, — поддакнул друг.

— Церковников точно прибавится, — продолжил и я давать прогнозы.

Известие о том, что умер Харьковский архиепископ Мелетий, уже дошло до нас. Старец Самарский это предрекал и дату точно называл. Мол, заболеет архиепископ ровно на день именин императора и ежели не приедет лечиться, то умрёт двадцать девятого февраля. Предположу, что так далеко вера в предсказания нашего старца не распространилась. Ему в очередной раз не поверили. Хорошо, что так случилось. Чем бы мы лечили того архиепископа?

Кстати, Гундоровы стали наседать с просьбами как раз о лечении теперь уже Лёшкиной родни. Даже предприняли попытку поселить кого-то в Скворцовке, откуда их вежливо выставили крепкие хлопцы новой охраны. Алексей и разбираться не стал, кто и чем болеет. На всех желающих своего здоровья не хватит. Под будущую клинику место только начали расчищать, оборудовали причал. Пару изб для работников поставили. Иноземцев обещал пригласить врачей, но когда они приедут! Напомню, что передвигаться по России весной и осенью затруднительно.

Строительных работ в течение всего лета предполагалось очень много. Небольшая яма с глиной в районе Перовки уже давно превратилась в большой карьер. Я еще и возле Херосимовки устроил кирпичный заводик. Глины и песка на моих землях хватало с лихвой. Лёшка нацелился ещё и гипс разрабатывать в той деревеньке, которая шла как приданое жены.

По поводу самой Софьи всё было неоднозначно. Молодой супруге Алексея было чуть больше семнадцати лет. Совсем взрослая барышня по местным меркам.

— Мозгов как у курицы! — высказался Лёшка в сердцах, когда я спросил, отчего он редко посещает супругу. — Ничего ей не интересно, ничего не нужно. Дворовых девок может погонять, но проследить, что они делают, уже не желает.

— Типичная помещица, — не увидел я ничего необычного в подведении Софьи.

— Повезло тебе с Лизой, — немного позавидовал друг и переключился на другие темы.

Похоже, он и сам не верил, что брак будет успешным. Главное, приличия соблюдены, барин женился, а всё остальное вторично.

Для нас же в целом наступила некая рутина. Те же паломники уже не так раздражали. К тому же отец Нестор умело переправлял их на «богоугодные дела». Как я выяснил, пришлые не только работали, но и щедро делились деньгами. С последними проблем вообще не было.