Юлан был терпелив. Он не собирался укорять Хирела или тактично напоминать ему, что Высокому принцу не пристало плакать. Высокий принц обязан безропотно нести тяжелую ношу своей мантии, быть каменным изваянием, олицетворяющим всю империю, и терпеть, когда его облачат в золотые одеяния, посадят на Золотой трон и навечно скроют его лицо под золотой маской.

Этот кошмар преследовал Хирела с самого раннего детства. В нем весь мир был сделан из золота, желтого, жесткого и тяжелого как свинец. И Хирел был рожден для этого мира, окутан им, скован цепями, а над его головой постоянно маячила золотая маска. Она медленно, почти неощутимо опускалась. Ее форма в точности повторяла форму его лица, но в ней не было ни одного отверстия — ни для глаз, ни для ноздрей, а рот представлял собой лишь изгиб губ статуи. Хирел боролся, метался, кричал изо всех сил, но не мог ускользнуть от нее.

Иногда она опускалась так низко, что он уже не мог ни видеть, ни дышать, ни говорить. И все-таки он всегда просыпался до того, как она касалась его кожи. Он был уверен, что если она опустится еще ниже, то после пробуждения он действительно обнаружит маску на своем лице. И оно перестанет быть его собственным лицом, превратится в прекрасный нечеловеческий лик императора.

Хирел лежал, свернувшись клубочком возле дикого кота, и слезы медленно текли по его щекам и по меховой шкуре Юлана. Он не видел этого сна с тех пор, как сбежал из При'ная. И этой благодатью он был обязан своим братьям.

Мало-помалу Юлан принялся мурлыкать. Хирел позволил ему убаюкать себя и погрузился в благословенный сон, лишенный каких бы то ни было видений.

Когда Хирел проснулся, испытывая сильный голод, он увидел всех десятерых зхил'ари, в полном облачении и покрытых узорами. Что это была за комната, он не знал, но, по всей вероятности, дикари претендовали на нее и на сад. Вокруг сновали обалдевшие слуги, однако ни у кого из них не хватало смелости выступить против когтей Юлана и прогнать захватчиков. Хирел отправил одного из них за едой и питьем.

В саду находился небольшой пруд, в котором уже плескались один или двое дикарей. Хирел ополоснул лицо, подумал и послал еще одного из праздно глазеющих слуг за платьем, приличествующим истинному дворянину. Принесенная одежда отвечала его требованиям: сшитая из простой добротной материи, она соответствовала южной моде и подходила ему по размеру.

Юлан заворчал. Раздался чей-то голос. Ворчание превратилось в рык. Хирел, вышедший из сада, обнаружил, что кот загнал в угол какого-то незнакомца. Если не считать оттенка асанианского золота на его полных щеках, он был точной копией человека, который не пустил их к императору.

— Пожалуйста, — слабым голосом проговорил незнакомец. — Пожалуйста, господин…

Хирел положил руку на голову Юлана. Дикий кот утих и пригнулся к земле, но все еще обнажал грозные клыки. Хирел оглядел его жертву с головы до ног. — Что тебе здесь нужно? Человек с видимым усилием взял себя в руки. — Господин, вам нельзя… Это одна из личных комнат императрицы. И она не предназначена для… гостей.

Хирел осмотрелся.

— Действительно. Здесь не хватает пары кроватей. И нелишне будет установить навес, а то вдруг нам захочется искупаться во время дождя.

Слуга забыл о своих страхах и попытался обуздать высокомерие Хирела.

— Вы вторглись в личные покои ее императорского величества. Если вы не оставите их по собственной воле, мне придется проследить, чтобы вас отсюда проводили.

— А я так не думаю, — холодно заявил Хирел. — Кровати. Принесите их. И вино. Навес пока может подождать, а вот мыло и полотенца — нет.

Бедный слуга мгновенно потерял самообладание, а вместе с ним и свой надменный тон. — Здесь вам не свинарник для варваров! — Разве только, — размышлял вслух Хирел, — вы сможете предоставить мне комнаты рядом с покоями принца Саревадина. Действительно рядом. И с обслуживанием, соответствующим моему положению.

— Ты получишь должное обслуживание. А именно — цепь раба, которую ты потерял.

— Думаю, ты мне не подходишь. Убирайся. Ты меня утомил.

Хирел отпустил Юлана. Кот радостно прыгнул и прогнал дурака слугу из комнаты.

После переговоров со слугами всевозможных рангов им пришлось иметь дело со стражниками, которые не могли проникнуть в дверь, охраняемую Юланом, и не решались очистить помещение при помощи своего бронзового оружия. Идиоты, они даже попытались напасть из сада, не подумав о том, какая от этого будет польза, ведь по саду бродили зхил'ари, вооруженные до зубов. Хирел не интересовался, откуда у них появилось оружие. У дикарей свои методы, а воровство они не считают грехом.

Наконец стражники убрались. Из того, что требовал Хирел, принесли только вино, а позже и еду, после повторного и не допускающего возражений приказа. Дикари не нуждались в изобилии. Игра не приносит удовольствия, если объедаешься мясом и пресыщаешься вином.

А Хирел больше не испытывал голода. Он выпил немного вина, только ради пробы, и надкусил плод. Он беспокойно бродил по саду, возвращался к пруду, заходил в комнату. Из коридора не доносилось ни слова. Ни звука, ни намека на колдовство. Дважды сменилась стража. Лица охранников были угрюмыми. Дверь в комнату, где лежал Саревадин, ни разу не открылась, поэтому Хирел так и не увидел, что происходит внутри. А может быть, комната, которую столь ревностно охраняет стража, вообще пуста?

День померк, и наступила ночь. Хирела одолел беспокойный сон. Он боролся с ним, но дремота оказалась сильнее, и юноша уснул.

Ему снилось, будто он идет по сумеречной местности, освещенной холодными звездами. Рядом с ним двигалась чья-то тень. Тени двух принцев спокойно шагали бок о бок в стране теней. Но даже здесь шевелюра Саревана была яркой, как огонь маяка.

Какая-то часть Хирела считала это кошмаром: сумеречные странные холмы, ледяные звезды, воздух, ничем не напоминающий воздух живой земли. Но здесь был Сареван, такой же, как всегда; он шагал уверенно и легко, окутанный покровом молчания. Один или два раза он взглянул на Хирела и улыбнулся теплой, чуть-чуть озорной улыбкой. «Мы принадлежим друг другу, — говорила эта улыбка, ты и я, два принца».

Хирел склонил голову в знак согласия. Они находились в таком месте, где нельзя отрицать истину.

Постепенно Хирел осознал, что воздух наполнен странным шумом, похожим на пение хора. Звучало имя: «Саревадин. Саревадин!» Сареван приостановился. Хирел оглянулся. Где-то далеко, на самом краю видения, мерцал свет. Он нахмурился и сказал: — Они зовут тебя.

Его голос утонул в тумане. Сареван искоса взглянул на него и слегка пожал плечами. Для него это не имело значения.

— Но это правда, — настаивал Хирел. — Вот, послушай. Они зовут тебя назад к свету.

Нежная глубокая темнота манила к себе. Хирел схватился за Саревана. Тот попытался вырваться, и тогда Хирел еще крепче сжал руки. Сареван повернулся, готовый к схватке, но замешкался. — Слушай, — сказал Хирел. — Ради меня. — А кто ты такой? — спросил Сареван. — Я — твоя вторая половина, — ответил ему Хирел. Брови Саревана сдвинулись, однако спорить он не стал, словно Хирел дал ему повод для размышлений. — Слушай, — умолял его Хирел. — Слушай.

Хирел вскочил. Стояла глубокая ночь, но не ночь в стране теней. Воздух в саду императрицы был холодным и сладким. Тишину нарушал лишь храп его товарищей. Он снова улегся, прижался к теплому боку Юлана и попытался унять дрожь. Сон рассеялся. Хирел нисколько не сомневался в том, что это был всего лишь сон, однако он продолжал преследовать юношу.

Утренний рассвет холодил, несмотря на яркие лучи восходящего солнца; вода в пруду оказалась ледяной. Хирел все же нырнул в него, чтобы смыть с себя следы прошедшей ночи и заставить разум окончательно проясниться. Он продолжал плескаться, когда слуги принесли еду, на которую зхил'ари набросились с наслаждением, и не вышел из воды, даже когда появился какой-то высокий незнакомец.