Он наткнулся на что-то податливое, перевернулся и вскрикнул. Чьи-то руки снова коснулись его. Но разум его не взбунтовался, даже когда эти руки подхватили его. Если принц позволяет, ему можно помочь. А этот варвар достаточно силен. Шаг его был ровным, и Хирел погрузился в забытье.

Внезапно он очнулся. Он лежал на земле, снова обнаженный, а Сареван разматывал его повязки. Хирелу не хотелось видеть то, что было под ними.

— Раны чистые, — сказал Сареван, — и хорошо заживают. Но осторожнее с коленом, львенок. Ты рассек его, когда последний раз упал.

— Д кто в этом виноват?

— Ты, — последовал быстрый ответ. — В следующий раз, когда тебе потребуется отдых, скажи мне. Нечего демонстрировать мне свою выносливость. У тебя ее нет и никогда не будет, если ты убьешься, пытаясь догнать меня.

Хирел подумал, что ненавидит его. Впрочем, его ненависти достойны лишь равные ему, а не темнолицые рыжеволосые варвары.

— Вставай, — сказал Сареван, снова наложив повязки и надев на Хирела плащ и шапку. — Тебе придется немного пройти пешком, иначе твои мускулы онемеют.

Хирел шел. Сареван подстраивался под его шаг. Время от времени он подкреплялся глотком воды. Ели они ровно столько, сколько требовалось, чтобы приглушить голод. Может так случиться, сказал этот сын камня, что они не доберутся до города до заката, и дал понять, что в этом будет виноват Хирел. В то время как Хирел, выбиваясь из сил, злился и скрипел зубами, Сареван, обутый и сильный, легким прогулочным шагом двигался дальше. На нем не было ни единой царапины, ему претила изнеженность, он привык к грубой походной жизни. А почему бы и нет? Ведь он простолюдин.

— Я самый вопиющий пример смешения пород, — сказал Сареван, когда они остановились на вершине крутого склона; он даже не запыхался, хотя уже некоторое время нес Хирела на спине и болтал без умолку во время ходьбы, словно прогуливался по дворцовым покоям. — Во мне есть янонская кровь, как ты мог заметить, а моя мать родом из Хан-Гилена, и с обеих сторон имеются сильные асанианские корни. И… еще кое-что.

Хирел не стал спрашивать, что именно. Наверняка помойная крыса и парочка рабов, а также целая куча дикарей, наделявших его этой непомерной надменностью, не соответствующей его положению.

Сареван уже поднялся, будто вовсе не нуждался в отдыхе, и бродил среди зарослей ежевики, покрывавших холм. Вскоре он вернулся с пригоршней ягод, зрелых, сочных и на диво сладких. К удивлению и одновременно к радости Хирела, съев свою долю ягод, Сареван отхлебнул воды из фляги и не проявил желания двигаться дальше. Он ходил туда-сюда, словно чего-то или кого-то ждал; он встал лицом к своему обожаемому солнцу и принялся петь для него. Теперь, когда сон не одолевал Хирела, он нашел голос жреца приятным. И даже более чем приятным. Если говорить честно, это был замечательный голос. В Асаниане ему позволили бы петь для Среднего двора, а после обучения он даже смог бы победить других претендентов и стать певцом Высочайшего двора.

Наступил теплый солнечный полдень. Хирел зевнул. Что за странное создание этот рыжеволосый северянин, сладкоголосый певец, жрец Солнца. Весь восток представлен в одном человеке. На рынке за него дали бы хорошую цену.

Хирела передернуло. Он не хотел думать о рынках рабов. Его рука проскользнула под шапку, пробежав по начавшим отрастать волосам. Прошло уже три дня с тех пор как Вуад, чьей матерью была рабыня Ормалена, встряхнул своими грязно-коричневыми волосами и расхохотался, поощряя брадобрея. Вуад не мог простить Хирелу его чистой крови и великолепной золотистой гривы. — Волосы отрастут снова.

Сареван отбрасывал прохладную тень, но голос его был теплым и мягким. Хирел сжал зубы.

— Убери с меня свою тень, — прошипел он. Тень отодвинулась. Сареван скинул рубашку, свернул ее и сунул в мешок, по всей вероятности, даже не заметив, что нанес оскорбление. Он снова принялся рыскать по зарослям, исследуя видимые и скрытые тропинки, при этом двигался легко, словно в танце, и что-то мычал под нос.

Внезапно он замер. Хирел не слышал ничего, кроме шелеста ветерка в листве и пения птичек, и не видел ничего, кроме диких зарослей. Деревья, подлесок, колючий кустарник; камни, разбросанные по склону. Все животные, которые попадались им на глаза, были маленькие и не представляли опасности. Ни одно из них не осмелилось подойти к ним близко.

Сареван не сделал ни малейшего движения по направлению к оружию. Его профиль был напряжен, но вовсе не от страха. Хирелу стало не по себе.

Ветерок утих. Птичка издала последнюю трель и умолкла. В зарослях двигалась чья-то тень. Вот она исчезла. Снова появилась.

Во рту у Хирела пересохло. Это был хищный зверь, кот цвета переменчивой тени размером с небольшого сенеля. Солнце отражалось в его глазах и светилось в них зеленым пламенем. Зверь скользил среди камней, такой ловкий и изящный, что его бег казался медленным; он неумолимо приближался.

И вдруг прыгнул. Хирел прижался к земле над ним. Мелькнул серый живот, гладкий и мягкий, но защищенный стальными мускулами хищника. Принц и сам не понял, почему он не испугался и не сбежал. Зверь обрушился на Саревана, и они покатились по склону холма, ужасно рыча. Хирел же не мог издать ни звука.

Шумная битва завершилась. Сареван без единой царапины поднялся на колени. Теперь он стал совсем другим. Перед Хирелом был уже не высокомерный странник, а мальчишка с широкой ослепительной улыбкой, обнимавший за шею чудовищную мурлыкающую кошку.

— Это Юлан, — радостно сообщил он, — и он говорит, что сегодня у него нет настроения закусывать нежным мясом принцев. Наконец Хирел вновь обрел дар речи. — Черт возьми, что это за…

— Юлан, — терпеливо повторил варвар. — Мой друг и давнишний спутник, а кроме того, принц всех кошачьих принцев. Своей жизнью ты обязан ему. Это он сбил со следа псов, бегущих за тобой, и пустил твоих преследователей по ложному пути, в конце которого их ждала твоя окровавленная рубаха.

Хирел припал к земле. Она вращалась под ним, или же это в голове у него все перемешалось? — Ты… он…

— Он, — с расстановкой сказал Сареван, — учуял тебя еще до того, как ты пересек границу. Я выследил тебя. А Юлан отвлек охотников. — Но зачем? Сареван пожал плечами.

— Мне показалось, что это стоящее дело. Кто знает, возможно, к этому приложил руку бог. — Бога нет.

Рыжая бровь приподнялась. Сареван ласково пробежал руками по большому серому телу, словно стараясь найти раны. Не обнаружив, по-видимому, ни одной, он вздохнул, прижал к себе зверя, зарылся лицом в густой мех и принялся бормотать что-то неразборчивое. Кошачье мурлыканье превратилось в громовые раскаты.

— Они думают, что я погиб, — сказал Хирел, стараясь перекричать этот рык. — Они думают, что я растерзан. Этим…

— …диким юл-котом из пустыни, лежащей за озером Умиен. И это должно привести твоих врагов в замешательство.

Хирел попытался встать. Кот уставился на него, и он разжал кулаки.

— Вряд ли они узнают. Скорее подумают о лесных львах или волках, а может быть, и о демонах. Здесь распространены подобные суеверия. Однако, — подытожил он, — все проделано неплохо.

И снова Сареван расплылся в своей изумительной улыбке. — Да что ты? Тогда в путь, львенок. Тебя понесет Юлан, и сегодня мы будем ночевать под крышей. Я на это даже не надеялся.

Хирел сглотнул. Кот зевнул, обнажив длинные как кинжалы клыки. Принц кошек. Вот так скакун для Высокого принца!

Хирел с отчаянной доблестью подошел к нему. Зверь ждал, покорный и смирный, как пони для малышей.

Мех его был густым и сверху грубым, подшерсток же — божественно мягким. Однако не так-то просто оказалось усидеть на его спине, и Хирелу пришлось изо всех сил сжимать коленями гибкие бока. Зверь бежал ровно, и ни одно копытное животное не могло бы соперничать с ним в скорости и выносливости. Хирел даже ухитрился осторожно пригнуться и лечь ничком, используя вместо подушки крепкую кошачью макушку между мягкими ушами.