Над омытой дождем равниной встала утренняя заря. Сареван решил сделать привал, дать отдохнуть животным и проследить за тем, чтобы Хирел перекусил и выпил пару глотков вина. На рассвете они снова вскочили в седла. Их вытянутые тени скакали перед ними.

Они ехали по хорошо знакомым Саревану тропкам довольно быстро, скрытые от вражеских глаз. Передвижение войск происходило слишком далеко от них; если за ними и была послана погоня, то преследователи не могли обнаружить их в диких зарослях, через которые они ехали. Хирел в очередной раз демонстрировал одно из своих величайших достоинств: с его губ не сорвалось ни единого вопроса или жалобы.

Так они скакали весь первый день до самой ночи, пока Сареван все же не решил отдохнуть, несмотря на спешку. Утомленная кобыла Хирела начала спотыкаться. В свете луны лицо юноши казалось ужасно бледным. Он упал с седла прямо на руки Саревана, такой ослабевший и тихий, что на миг Сареван замер от страха. Затем Хирел глубоко вздохнул и задрожал. С необычайной нежностью Сареван уложил его на землю и закутал во все одеяла, которые они взяли с собой. Делая это, он не уставал проклинать гордость мальчишки, который скорее умер бы, чем пожаловался на слабость.

Когда Хирел уснул, Сареван немного поел и напился из ручья, возле которого они разбили лагерь. Сенели безмятежно щипали траву. Юлан отправился на охоту. Сареван лег, подложив под голову седло, и вздохнул. Спать ему не хотелось: кошмар поджидал его во всеоружии. Он устроился поудобнее. Ясная Луна сияла прямо ему в лицо. Великая Луна только что взошла на небо, завладев им на всю долгую ночь. Глаза Саревана наполнились ее холодным светом.

Его разбудило солнце. Он лежал в теплых лучах с закрытыми глазами, не в состоянии понять, где находится. Честно говоря, это не слишком его заботило. Боль во всем теле пробудила в принце любопытство, а вместе с ним и воспоминания. Он вскочил.

Нет, ему это не приснилось. Он действительно выполняет свой замысел. Несмотря на жару, по его телу пробежала дрожь.

«Не думай об этом, — велел он сам себе. — Просто действуй».

Сердитый Хирел хмуро уставился на него, еще не совсем проснувшись. В лучах солнца он напоминал блестящую золотую статую. Увидев его мрачное лицо, Сареван рассмеялся и вскочил на ноги. — Вставай, — сказал он. — Поскакали дальше.

Как и прежде, за ними не было погони. Сареван не чувствовал облегчения, потому что не доверял этой тишине, но на короткое время смирился с ней, и его бдительность немного притупилась.

Сареван набирался сил. Кожа Хирела стала темнее, он потерял свою надменную маску и иногда улыбался. Пару раз он даже рассмеялся. Но в основном хранил угрюмое молчание.

— Наше приключение может плохо кончиться, — сказал он во время третьего или четвертого привала, когда они проскакали до самой ночи и почти до полудня проспали в своем убежище. — Мой отец способен быть не менее непреклонным, чем твой.

— Но даже мой отец не решится атаковать Асаниан, пока я буду заложником в Кундри'дж-Асане, — подчеркнул Сареван.

— Если мы туда доберемся. Даже если тебя поймают и вернут твоему отцу, у тебя будет меньше оснований для страхов, чем у меня. Никто в твоей империи не желает твоей смерти. Тогда как я и моя… — Будь что будет, — сказал Сареван. Он растянулся на спине, заложив ладони за голову. Было жарко, и он разделся, выстирал штаны и положил их сушиться на солнце. Теплые лучи согревали его кожу, в жарком воздухе разливался аромат пряного папоротника. Он зевнул. У него зачесалась спина, и он изогнулся, чтобы почесать ее.

Хирел наблюдал за ним. Не переставая думать, Сареван перекатился на живот, положив подбородок на переплетенные пальцы. У него снова начала отрастать борода. Он чувствовал, как колется щетина. По мере роста вряд ли она будет выглядеть более привлекательно, чем когда он в первый раз решил отпустить бороду. Сареван потер подбородок и попытался не обращать внимания на пристальный взгляд, направленный на него. Мгновение — или вечность — он видел в глазах Хирела сострадание. Когда Сареван вновь взглянул на него, юноша уже спал, свернувшись калачиком, словно маленький ребенок.

И все же он больше не был ребенком. Он уже вступил в стремительную пору первой возмужалости, и время незаметно, но неуклонно изменяло его от рассвета к рассвету, от часа к часу. Если при первой встрече с Сареваном на границе Карманлиоса раненый и высокомерный Хирел доставал ему до плеча, то теперь его рост увеличился на целую ладонь. Его голос почти перестал срываться, а если это и происходило, то звучал он хрипло, а не визгливо. Совсем скоро этот голос будет низким, а ростом Хирел уже и теперь превосходил многих сверстников. Его плечи становились крепче и шире, и кафтан обтягивал их чересчур плотно. В нем почти не осталось прежней мягкости, и только нежная округлость щек и подбородка да полные губы еще напоминали о том, что когда-то он смахивал на девушку. Хирел становился мужчиной именно тогда, когда мужество было важнее всего.

И все же в некоторых вопросах он оставался по-прежнему юным: это проявлялось в том, что он ел, и в том, как долго он спал.

— Ты рожден от кровных родственников, — сказал Сареван, когда они разбили лагерь к западу от Индерана. — Твоя кровь хороша, но она слаба. И даже если тебе захочется иметь сына, чтобы впоследствии воспитать из него мужчину, ты, парень, ничего не сможешь поделать: у тебя нет сестры, которую ты мог бы взять в жены.

— Что! — вскричал Хирел с притворным, а может быть, и искренним негодованием. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я должен наплодить целый выводок метисов?

— Смешанная кровь сильна, — ухмыльнулся Сареван. — Посмотри хотя бы на меня. Во мне смешались все существующие расы. Восемнадцать дней назад я чуть ли не разлагался, а теперь — вот он я. Я могу скакать всю ночь, питаясь лишь воздухом и мясом дикого оленя, я полдня провожу в седле, утоляя жажду солнечным светом, и при этом я гладкий, как тюлень.

Сареван намеревался пошутить. Но, посмотрев на себя, он чуть заметно вздрогнул. «Ха, — подумал он, — а ведь это правда!» Он действительно был силен как никогда. Он ощупал свое лицо, подавляя желание достать осколок зеркала. Все углы и впадины были прежними, кожа уже не так туго обтягивала череп.

И все это благодаря воздуху, и мясу дикого оленя, и солнечному свету, а еще снам, которые, хоть и были тягостными, не превращались в пытку. И по-прежнему их никто не преследовал. Никто.

Однажды Хирел отважился сделать вылазку в город, вооруженный своим загорелым лицом, бродяжьим одеянием и пригоршней серебряных монет. Он вернулся с набитыми дорожными мешками и с последней монеткой в кошельке.

— Я принес новости. — Он сел на корточки рядом с Сареваном, который жадно набросился на сладости, ставшие для него главной наградой. Пока Сареван смотрел на него с полным ртом сладостей и пряностей, юноша съел немного орехов в меду. — Нет, Солнечный принц, я ничего не слышал о нашем побеге и не видел ни малейших признаков погони. Ходят слухи, что принц Саревадин находится в Хан-Гилене у деда и готовится к исполнению нового долга: вскоре он должен стать регентом Янона. Это задумано, чтобы подготовить его для более великого трона.

У Саревана захватило дух. Пряник потерял внезапно свой вкус, и он с трудом доел его. Пальцы сами потянулись к свежей поросли на подбородке. Совсем никакой погони? Вряд ли. Однако он и сам заметил это. Странно, что простолюдины так подробно обсуждают то, о чем они с отцом говорили с глазу на глаз, словно он никогда не совершал предательства и действительно послушно отправился туда, куда его хотели отправить. В этом вообще не было никакого смысла. И тем не менее какой-то смысл был, и это пугало Саревана. Словно кто-то знал или предполагал, каковы его намерения, и поощрял это или, во всяком случае, не собирался препятствовать… словно кто-то хотел замести его следы, пойти ради него на явный обман…

Шатри обещал сделать именно так, но он не обладал необходимой для этого силой. Вадин? Повелитель севера душой и телом принадлежал своему императору. Даже ради своего тезки, которого он любил как собственного сына, он не будет действовать вопреки воле Мирейна. Элиан — может быть. На это она способна. Но почему-то ему казалось, что она не участвует в этом. Князь Хан-Гилена…