— В обнаженном виде, надо полагать. И тогда они оскорбятся по-настоящему.

— Почему? Разве ты что-то скрываешь? — Только нерожденного детеныша льва. Вадин посмотрел на нее тяжелым взглядом. У Севайин замерло сердце. Она сказала им, что гильдия магов держала ее в плену, что магистр сотворил превращение при помощи Байрана из Эндроса. Стоя перед армией, она ни словом не обмолвилась об измене князя Орсана. Она и сама не знала, почему промолчала. Вовсе не потому, что он был отцом ее матери и больше чем отцом для ее отца. Сам он тоже не запрещал ей рассказывать о себе.

Но Севайин была не в состоянии произнести слова, которые станут его приговором. Усилив защиту своего разума, она утомленно улыбнулась. Ее усталость не была притворной. — Я сказала вам все, что могла. Кроме… — Кроме чего?

Севайин глубоко вздохнула. Казалось, Вадин сейчас схватит ее и начнет трясти. Она с трудом взяла себя в руки.

— Там был не просто заговор магов с целью объединить два императорских дома. После рождения нашего сына маги убили бы Хирела и меня. — Вадин никак не отреагировал. — Но сначала должны были умереть наши отцы. И им все еще грозит гибель. Это вопрос нескольких дней. Я надеялась, что наше присутствие здесь, рядом с императорами, заставит заговорщиков отступиться. Они не рискнут потерять меня теперь, и им известно, что я умру, если умрет Хирел.

— Убийцы теперь не редкость, — сказал Вадин. — Нам и раньше приходилось встречаться с убийцами-колдунами.

— Но вам не приходилось встречаться с заговором магов, во главе которого находится сам магистр гильдии. — Севайин поднялась и прошла вдоль стен шатра, обходя койку и сундук для одежды, огибая низкий столик с развернутыми картами и планами битвы. Внезапно она остановилась и повернулась к Вадину. — Дядя, я знаю путь в Сердце Мира. Вадин встал.

— Неужели ты до такой степени безумна? Севайин озорно улыбнулась в ответ. — И ты еще спрашиваешь? — Но ведь этот путь должен охраняться. — Нам помогут верные маги отца и сторонники Зиад-Илариоса; с нами будешь ты, мама и сам отец. Мы сможем завоевать миры.

— Мудро, — сказал Вадин. — Этот мир слишком тесен для двух императоров, но если миров много… Севайин нетерпеливо зашипела:

— Один мир или тысяча тысяч — какая разница для мертвеца? Ты сам учил меня, что редко бывает выгодно сидеть и ждать, пока враг нападет на тебя. Лучше ударить первым, яростно и быстро, прежде чем он успеет собрать силы.

— Почему ты думаешь, что маги не вооружены и не ждут нас?

— Может быть, это и так. — Севайин взяла в руки перо, задумчиво повертела его в пальцах. В Яноне шутили, что перо — это то, что осталось от хорошего дротика. Она слегка улыбнулась. — Но вряд ли они знают, на что я способна. — Сейчас уже знают.

Она тряхнула распущенными волосами и провела рукой по своему телу.

— Посмотри на меня, дядя. Вот все, что многие из них способны увидеть во мне. Они знают, почему я сбежала из заточения. Я была напугана до смерти, мой принц придал мне мужества, а опасения за сына довели меня до отчаяния. Мой замысел удался — что ж, ведь я внучка бога, а удача — его слуга. Вадин ухмыльнулся.

— Кроме того, ты потрясающе красива, а разве красота когда-нибудь нуждалась в уме?

— Аварьян свидетель, я в нем никогда не нуждалась. — А я-то, глупец, восхищался тобой, думал, как это ты так быстро научилась изображать принцессу.

— Это почти то же самое, что изображать принца. Самым трудным было научиться ходить. Меня по-прежнему тянет по-мужски держать равновесие.

Вадин радостно рассмеялся, заключая ее в объятия. Она тоже обняла его. Ребенок сильно толкнулся в ее утробе. Вадин замер, его веселье тут же угасло. Но на смену ему пришла не печаль, а удивление и благоговение.

— Он сильный, — сказал янонец. — И слишком хорош для уюта. — Его смех зазвенел снова. — Я думаю, нос твоего отца бессмертен.

— Как и его смуглость, — сказала Севайин, — и волосы моей матери. Ты ведь знаешь, что кожа ребенка будет коричневой или янтарной. Такой, какая могла быть у меня. — Они хотели, чтобы ты была именно такой. — Такой? — спросила Севайин, напрягшись от боли.

— Такой, — сказал Вадин. Он улыбнулся с некоторым лукавством. — Это тайна, тезка. Мужчины хотят сыновей, а как же иначе? Но каждый из нас в глубине души мечтает о дочери.

— Даже если она у него уже есть?

— Даже если она у него уже есть. — Вадин выпрямился и посерьезнел. — А теперь, тезка, ложись и дай отдохнуть твоему ребенку.

Севайин покорно улеглась на койку, которая едва ли была шире солдатской. Вадин снова превратился в главнокомандующего и ушел. Севайин размеренно дышала, стараясь побороть боль в горле. Здесь, в уединении, слыша отдаленный гул армии, похожий на шум прибоя, она видела все намного яснее, и это ее не утешало. Она пока ничего не спасла. Из-за нее все могут погибнуть.

Юлан посмотрел на нее своими зелеными глазами, моргнул и зевнул. Ему не нравилось это скопище крикливых людей. Он нуждался в свободе и вольном воздухе. Но если ей придется спрятаться в берлогу со своими детенышами…

— С одним детенышем, — сказала она, — и для этого пока еще рано, братец нянька.

Ах вот как? Ну тогда он лучше пойдет погулять. Севайин положила свою золотую руку на его голову. Под весом божественного клейма Юлан пригнулся к земле. Попрощавшись с ней взглядом горящих зеленых глаз, он выскользнул из шатра.

Несколько мгновений Севайин лежала без движения. Внезапно она вскочила. В ногах кровати, на сундуке, как всегда, стояло вино. Она наполнила кубок и уставилась на него. Ее желудок не желал принимать вина.

— Это необходимо, чтобы набраться сил и мужества, — сказала она, опустошая кубок.

Это было настоящее вино варьяни, сладкое и пьянящее, с пряным ароматом специй. Оно укрепило ее.

Она повернулась к той, что стояла у входа в шатер. Так, глядя друг другу в глаза, они не стояли уже очень давно. И еще никогда Севайин не видела в этих глазах такого выражения. Да, оно уже было в глазах князя Орсана, когда он предоставил ей выбор, который мог стать для нее смертельным. Но она не ожидала увидеть подобного в глазах его дочери. Это было выше боли.

— Мама, — сказала она тихо и спокойно. Элиан подошла к ней, взяла кубок из ее рук, наполнила его и осушила одним махом, чуть не поперхнувшись. Севайин пристально глядела на нее.

Элиан ответила ей таким же пристальным взглядом. Отчуждение между ними постепенно таяло. — Я надеюсь, ты довольна собой.

Севайин резко выпрямилась. И это все, что ей может сказать тот единственный в мире человек, в котором она рассчитывала найти понимание? Ее мать, которая предвидела все это и подготовила ее к этому? Но которая не смогла принять это полностью.

— Ты поставила всю армию с ног на голову, — сказала Элиан. — Ты показала им, ради чего на самом деле они проливали кровь. Ты поразила своего отца и до самого основания потрясла все, что он сделал. Ты довольна?

— А ты? — огрызнулась Севайин. — Ведь ты видела все, что видела я. И что ты сделала, чтобы остановить меня? Разве ты попыталась хотя бы замедлить развитие событий? — Тогда мне следовало бы задушить тебя в колыбели. Севайин начала дрожать.

— Остальные мирятся с тем, что не в силах изменить. Ты не хочешь мириться с этим. Почему? Разве для тебя имеет значение, хожу я как мужчина или как женщина? Или ты боишься, что я стану твоей соперницей?

Элиан отвесила ей звонкую оплеуху. Севайин не уклонилась от удара и не ударила в ответ.

— О, великолепно, мама? Когда ты не можешь ответить, ты всегда бьешь. Я предала тебя, верно? — Ты предала своего отца.

— Об этом не тебе судить, — сказала Севайин. — Но я предала и тебя. Ты любила облик, который я когда-то носила, и ненавидишь меня за то, что я отказалась от него. — Я никогда не смогу ненавидеть тебя. — Тогда это презрение. Отвращение. Возмущение.

— Нет, это печаль. — Элиан заплакала. Это было душераздирающее зрелище: ее лицо застыло, слезы безудержно текли по щекам. — Должно быть, ты ужасно страдала. То, что тебе пришлось отказаться… от… всего…