Я молча кивнул, после чего Матерь исчезла. Следом за ней растворился Соф, Калита и Сидир. В святилище остался только Воин Пал.

– Знаешь, ты не в первый раз удивил и повеселил меня, смертный, – спокойно сказал Бог Войны, – и прочие боги не так суровы к людям, как моя мать.

В руке Пала появился ослепительный луч света, уходящий вверх, сквозь куполообразный потолок. Воин замахнулся и вбил его в пол святилища, расколов каменную плиту перед своим алтарем, после чего исчез вслед за другими Старшими богами.

Проморгавшись и восстановив способность видеть, я подошел к тому месту, где еще мгновение назад стоял Пал. Из каменной плиты торчал серебристый посох – точная копия моего ментального конструкта. Прямо по середине оружия, покрытого чуть заметной вязью гравировки, было выбито четыре руны, которые зажглись синим огнем, как только я коснулся металла. Три из них я отлично знал: точно такие же вытравил на моем первом клинке кузнец из Пите. Это были Руны Воина, Мудреца и Барда. Четвертая руна тоже была мне знакома, но я никогда не видел ее на каком‑либо предмете, кроме моих карточек лото – руна Кузнеца.

Это оружие выковал сам Сидир.

Я с удивительной легкостью выдернул посох из каменной плиты – дар богов будто сам прыгнул в мою руку. Надо быстро привести в чувство Илия и Орвиста, которые до сих пор лежали на полу без сознания. А после – вновь отправляться в путь. И я даже знал куда.

Отголоски боли, которую испытывала Лу, звали меня на запад. К порту Миллер.

Дорогой читатель! Я понимаю, что ты уже купил книгу, но, как говорится наглость – второе счастье. Так что, пожалуйста, не забудь пройти и поставить книге лайк если ты еще этого не сделал. Если тебе нравится то, что ты читаешь, само собой. А даже если не очень нравится – все равно сходи :) Потому что каждое изменение счетчика, каждый новый комментарий или покупка придают мне сил писать дальше.С любовью, автор :)

К рассвету полусотня лиг уже была позади. Конь подо мной, еще недавно свежий и лоснящийся от легкой жизни на конюшне, теперь был весь в мыле, тяжело дышал, но продолжал нести меня вперед, на запад. Не лучше ситуация была и с лошадью виконта, которую тот постоянно подстегивал ударами пяток по бокам. Еще немного, и нам придется взяться за стики, хлеща несчастных животных, чтобы выжать из них остатки сил.

Времени на раздумья и разговоры не было. Как только Воин покинул святилище, оставив для меня в подарок посох, я привел в чувство Орвиста и Илия, и быстро, не вдаваясь в детали, изложил им суть происходящего. Время тайн прошло, да и виконт не был дураком – думаю, давно о чем‑то догадывался, а старый жрец и вовсе все принял как должное.

Илий остался в поместье, теперь ему было со мной не по пути. Потому что прямо сейчас мы с гвардейцем отправились на войну. Я не знал, что мы найдем в порте Миллер. Кай опять взялся за старое и решил, что раз не получилось поработить меня, то можно взяться за Лу? То, что она – богиня в человеческом теле никогда прямо не звучало, иначе все было бы намного сложнее, и никто не позволил бы мне ускакать на другой конец страны, даже если бы я начал есть младенцев на завтрак. Или Лу попала в плен? Но почему Миллер, если горячая фаза войны сейчас протекает на восточном фронте – на границе с Паринией?

Я вообще не понимал, как моя богиня оказалась на западе страны, когда должна была быть на востоке, с королем, но справедливости ради стоит отметить, что информация у меня была устаревшая. И за то время, что вести доходили до моего медвежьего угла, Кай вместе со свитой мог отправиться готовить оборону стратегического порта, из‑за которого и началась эта война. Тем более, если гонгорцы прислали гонца с объявлением войны и выдворили посольство.

Но я отправлялся не на эту войну, нет, теперь у меня была своя. Когда, истекая кровью, я умирал от возникших из ниоткуда ран, я отчетливо осознал, насколько сильно связан с Лу. И дело даже не в договоре с Матерью и этом проклятом рабском ошейнике, который висел на моем горле. Нет. Просто как‑то за этот год Лу стала моей зоной ответственности, как бы это не удивительно звучало. Я заботился об этом инфантильном и потерянном божестве, которое по уровню эмоционального развития на самом деле не слишком далеко ушло от молодой девушки – о чем свидетельствовали и слова Георы. Заботился об обидчивой, импульсивной, обуреваемой эмоциями и страстями, которые больше пристали бы человеку, чем маленькой богине второго круга. По всей видимости, Лу так и не смогла стать полноценным божеством, застряв где‑то между двумя мирами, являясь чужой как для людей, так и для Пантеона.

У меня было меньше двух недель: Геора четко сказала, что сроку мне – до новой луны, после чего ошейник захлопнется окончательно и любая рана на теле Лу опять станет моей. Я не знал, будет ли усиливаться связь со временем и очень надеялся, что даже если все будет так, это не мне помешает выполнить задуманное.

А мысли мои были сейчас очень просты и прямолинейны – время осторожности и хитрых планов, лавирования и выживания прошло. Особенно после того, как перед тобой стояло пять из семи Старших богов, а четверо из них еще и прямо показали тебе свое расположение. Поэтому я отправлялся на свою личную войну против похитителей Лу и горе тому, кто встанет у меня на пути.

Все это слишком напоминало мне британский сериал об одном заядлом пацифисте, который всегда все пытался решить миром, извернуться, избежать драки, выжить, сбежать. Прямо как я. Вот только когда у него забрали дорогого человека – он тоже отправился на войну. Как там было?

«Демоны бегут, когда хороший человек идет на войну.

Наступит ночь, прогоняя солнце прочь,

Когда хороший человек идет на войну.

Дружба не в счет, а любовь лжет.

Ночь придет и тьма грядет,

Когда хороший человек идет на войну».

Был ли я хорошим человеком все это время? Думаю, был. Я не стремился к власти, господству, я не пытался покорить этот мир или навредить кому‑то. Хотя мои знания, наверное, и могли мне в этом помочь: слишком многое могло бы измениться, если бы я всерьез занялся наукой под патронажем одного из королей Таллерии. Я бы и сам мог стать королем. Но нет, я просто хотел избавиться от ошейника и вновь стать лишь хозяином собственной жизни и судьбы. Свобода выбора и воли для меня были важнее золотых гор и чужого поклонения.

Несу ли я своим врагам тьму? О да. Еще на подходах к Миллеру я перестану пить отвары, чтобы вернуть магию. Да, я пущу в свою душу бездну. Пока она будет пускать свои метастазы, я получу два‑три дня здорового рассудка и свои магические силы, чтобы найти и вытащить Лу. Зачем так рисковать? Я в любом случае не жилец, если не успею к сроку, когда ошейник вновь захлопнется до конца, а убедить Геору дать мне еще времени, я уверен, не выйдет. Как не получится торговаться на тему того, что я их единственный шанс вышвырнуть Единого Бога за пределы этой реальности.

Потому что у богов всегда есть запасной план или лазейка, никто из них не будет ставить все на простого смертного.

Поэтому хороший человек идет на войну.

Посох, обмотанный тряпками, сейчас легко бил меня по спине. Дар Воина был длиной почти два метра – выше моей головы – и единственный способ нести его с собой, это закрепить на спине ножны и приладить посох к ним. Так что теперь у меня было сразу два оружия – выкованный на заказ полуторный меч с рунами трех богов, и артефакт с рунами уже четырех.

Интересно, мог ли представить кузнец, когда травил на клинке руны Воина, Мудреца и Барда, что его маленькое украшение окажется пророческим? Что уже менее чем через полгода молодой устроитель игр лото получит от Первородного в дар артефакт, не просто отмеченный этими тремя рунами и клеймом самого Сидира, но и лично выкованный богом мастеров?