– Извиняюсь сильно, девочка-жрица. Виноват… Не подумавши я, однако… И то верно, не подобает жрице… – И прежде чем Аякчан успела сказать хоть слово, он одним быстрым движением закинул ее в седло. – Вот так! – он ухватился за узду и, сутулясь от почтительности, зашлепал по мерзлой земле, ведя оленя Аякчан в поводу.

«Вот так-то!» – довольно ухмыльнулась девчонка, устраиваясь поудобнее.

Сзади послышался топот, потом хлесткое – баннг! – и, закричав от боли, ее олень забил передними ногами в воздухе. Старые, еще стойбищные привычки напомнили о себе – Аякчан ловко кувыркнулась из седла и перекатилась по земле, убираясь из-под мелькающих оленьих копыт. Вскочила… Над ней, в седле второго оленя, с мечом в руке возвышался Хакмар. На боку ее оленя медленно проступала полоса от удара плашмя.

– С вами поеду, – глядя на девчонку сузившимися глазами, процедил кузнец. – А то до города эта девчонка не только на твоего оленя – но и тебе на голову усядется!

– Небо большое! Она могла полететь куда угодно – необязательно в город! – объявил Хакмар.

– Она летает совсем не так, как мы, жрицы! Не куда ей самой угодно, а куда ее ветер несет, – поторопилась вмешаться Аякчан. На самом деле она понятия не имела, как летают албасы Нижнего мира – главное, чтоб Черные не вздумали свернуть с дороги в город.

Хакмар на мгновение замер – демонстративно прислушиваясь: дескать, кто это тут заговорил, нет же вроде никого? Потом медленно и так же демонстративно повернул голову к сидящей за спиной у Донгара Аякчан – и смерил ее долгим и жгучим взглядом, от которого она сразу вспомнила, что волосы у нее до сих пор в потеках черной краски, под рубаху нацеплены найденные Донгаром во вьюках меховые штаны, а на плечи намотано походное одеяло – свой Огнезапас она истощила даже больше, чем думала, и теперь ее трепал озноб, заставляя судорожно кутаться в жалкие лохмотья. Это ее-то, привыкшую попирать босыми ногами самые глубокие снега и выходить навстречу вьюгам в развевающихся одеяниях из Огненного шелка! Конечно, сейчас, когда она слаба, можно на нее презрительно пялиться! У нее спина болит, она о круп этого проклятого оленя всю попу себе отбила и между ног натерла! Аякчан коротко всхлипнула и торопливо опустила голову – проклятые Черные хотя бы не увидят ее слез!

– Э, ты чего, плачешь, однако? – Донгар завертелся в седле, пытаясь заглянуть себе за спину.

– Ничего подобного! – ломким от невыплаканных слез голосом буркнула Аякчан. – Сиди спокойно, а то ты меня сейчас на землю скинешь!

Не хватало еще и такого унижения – чтоб ее этот полудурок жалел!

Донгар замер, будто шест проглотив – даже спина его излучала такую глубокую почтительность, что Аякчан немедленно захотелось треснуть по ней кулаком.

– На самом деле мы понятия не имеем, куда дальше ехать! – настойчиво повторил Хакмар, делая вид, что не слышит их разговора. Обращался он только к шаману.

Донгар, запрокинув голову, еще раз изучил возвышающиеся над ними могучие сосны и с тяжким вздохом согласно кивнул. Поднятый с поляны слой золы и пепла долгое время указывал им путь, широкой полосой оседая на ветвях деревьев там, где вихрь пронес черную женщину. Но постепенно эта полоса стала бледнеть, таять, лежащий на ветвях снег припорошило едва заметной серой пылью, потом исчезла и она – ведущий их след исчез!

– Ей люди нужны. Ближе города она людей не найдет – после мэнквов-то, – слабо возразил Донгар.

– А если все-таки какое стойбище уцелело – и она туда свернула? – предположил Хакмар. – А мы в город попремся! И толку никакого, и для нас опасно. Мне так вообще в городе лучше не появляться, я там… – Хакмар замялся, – скажем так, засветился.

Аякчан скривила губы – ну да, проклятым Рыжим огнем да прямо на городские улицы! Интересно, уцелел ли хоть кто?

– И про тебя могли уже узнать, – продолжал Хакмар. – Толстая-то голубоволосая исчезла! Может, ее вовсе не Черная забрала, может, она сама сбежала? – Хакмар, словно невзначай, скользнул взглядом по Аякчан.

Девочка отвела глаза. Про черного шамана в Храме и без Синяптук догадывались. Если толстая мальвина и впрямь сбежала, настоящие неприятности из этого выходили как раз для Аякчан. Наверняка Синяптучка видела, как ученица Аякчан с Черными у костра сидела! Даже жриц, случалось, и за меньшее Огню предавали! Вот не хватило духу прибить толстую гадину – теперь расхлебывай! Помоги Уот, с мальчишками она сплоховать не должна – заступничество Айгыр ее единственное спасение!

– Ну давай кого-то спросим, однако, – примирительно предложил Донгар.

– Здесь? Спросим? Кого? – оглядывая замерший в тишине и неподвижности Ночной лес, возмутился Хакмар. – Разве что Тенгри – Высокое Небо? – И он уставился в небеса, словно в надежде немедленно обнаружить среди звезд указатель с надписью «Вам – сюда!».

– Зачем верховного духа тревожить? – удивился Донгар и, соскочив с оленя, направился к растущей неподалеку лиственнице с разветвляющимися тремя стволами. – Подойдет! – довольно кивнул мальчишка и, встав на колени, принялся быстро расчищать снег у подножия дерева. Белые хлопья полетели во все стороны, обнажилась черная земля. Донгар напряг вытянутую ладонь и… с силой вогнал ее под выступающие корни лиственницы. Аякчан ахнула. С тихим чавканьем, как нож в оленью тушу, ладонь мальчишки вонзилась в обледенелую землю и скрылась в ее глубинах. Рука Донгара погрузилась по самое плечо, и, недовольно гримасничая, словно человек, потерявший что-то в набитом сундуке, мальчишка-шаман принялся шарить в недрах земли.

– Он что… и правда всех кулей Нижней земли перебил? – не сводя глаз с этого невероятного зрелища, пробормотала Аякчан.

– Нет, это я так, для большей красоты выдумал! А духи болезней на самом деле просто друг друга перезаразили и сами подохли! – едко процедил Хакмар. – Конечно, правда!

Аякчан вздохнула. Все-таки великого шамана-знахаря, победителя болезней она представляла немножко по-другому! С таким тонким, одухотворенным лицом, изящными пальцами… Ну или с решительной смуглокожей физиономией, выступающими скулами со злым румянцем, сильными руками, уверенно держащими меч… Куртка черная с драгоценными стальными заклепками… Аякчан невольно покосилась на Хакмара – и быстро отвернулась. Но уж точно спаситель Сивира не должен походить на грустного ежика, что, как рассказывают старики, порой является в тумане над болотами, жалобным голоском зовя то медвежонка, то белую лошадку. Хотя где те звери и на что ежику медвежонок, а тем паче лошадка, не знал никто. Верховой ежик – такое даже шаманам в мухоморном бреду не привидится!

Обычно печально-виноватая физиономия Донгара вдруг озарилась удовлетворенной усмешкой, и он резко выдернул руку из-под корней. Аякчан взвизгнула. В крепко стиснутых пальцах мальчишки отчаянно извивалось нечто, похожее на комок бурых прошлодневных листьев – только в середине этого комка посверкивали узенькие, будто прорезанные ножом глазки, да щерилась пасть с меленькими, но острыми зубешками. Глазки-щелочки сперва вперились в перепуганную Аякчан, потом зыркнули на Хакмара – кузнец судорожно сглотнул, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимость, – и вдруг исчезли, будто растворившись в бесформенном тельце существа. Чпок! Чпок! Глазки прорезались снова – на этот раз на спине (если у этой твари вообще есть спина!). И уже без помех злобно уставились прямо на держащего его Донгара.

– Чего надо, шаман? Зачем разбудил? – широко разевая пасть, прошамкало создание.

Аякчан обхватила себя руками за плечи, сдерживая невольную дрожь – пасть, шамкающая на одной стороне чудища, в то время как глаза моргали вовсе на другой, производила жуткое впечатление.

– Не бойся, – не глядя на нее, вдруг сказал Хакмар. – Если что… – И он многозначительно похлопал по оголовью меча.

Аякчан аж трястись перестала, удивленно воззрившись на мальчишку. Он что, решил ее успокоить?