Кончилось это горбом, который у шестилетнего мальчишки уже был довольно внушительный. А в четырнадцать Боря перестал расти, разве что становился все шире в плечах и, увы, все слабее ногами. В пятнадцать ему принесли костыли. И тут-то начинается легенда. Вместо того чтобы смириться со своей судьбой, парень решил рвануть вверх. Сразу по всем направлениям.

Как ему это удалось — одному Богу ведомо, но к тридцати Руновский был кандидатом исторических наук, преподавателем университета, возглавлял секцию водного туризма, пел песни под гитару, резал из дерева пресмешные рожи и еще женился.

Жена была выше его на две головы, красавица редкая, умница — и даже хозяйство вести успевала. Правда, ребенка у них сразу не получилось. Знакомая врачиха-гинеколог, выдав несколько диагнозов, додумалась:

— А еще, Ксюша, так бывает, когда муж и жена слишком друг друга любят. То есть — слишком много…

Это действительно был брак по большой любви.

В конце концов у них родилась дочка, Боря оставил водный туризм и, поскольку натура не выносила скуки, увлекся всякими загадочными явлениями: снежным человеком, летающими тарелками и поисками Атлантиды. Довольно скоро их квартира стала клубом для всевозможных энтузиастов, среди которых попадались и настоящие сумасшедшие.

Каким-то непостижимым образом нашли к Руновским дорогу и местные «зеленые». Это случилось уже в середине восьмидесятых. Борис Петрович со всем энтузиазмом ринулся в «зеленое» движение, сразу же увязав его со снежными людьми, и сам возглавил экспедицию по местным болотам, желая найти и спасти реликтовых гоминидов. При этом поразил молодежь полнейшим отсутствием страха — как поражал и местных диссидентов, решительно вступаясь за их права, ходатайствуя об их трудоустройстве и помогая оформлять документы для выезда за границу на постоянное местожительство.

От страха он отрекся еще в пятнадцать лет, здраво рассудив, что терять ему нечего, остается только рисковать и приобретать, рисковать и приобретать…

Слово — Борису Петровичу Руновскому.

Что в теперешних учреждениях хорошо — так это низкие кресла. На стул не на всякий вскарабкаешься, а кресло — оно как раз для меня. Я прислонил к ручке костыли и ждал своего часа.

Обычно я приходил к дверям кабинетов за пять минут до назначенного срока. Совесть должна быть чиста.

Андрей Васильевич Дробышев оказался высоким худощавым мужчиной с блеклыми, редеющими, зачесанными назад волосами, с маленьким ртом — о таких ртах говорят: сжат в куриную гузку. Однако чувствовалось воспитание, чувствовалась раз и навсегда привитая выправка. Я знал, что он из старой офицерской семьи, окончил суворовское училище — а там и вальс Штрауса танцевать учат не хуже, чем в оперетте.

Он был в штатском. А байка «…и два искусствоведа в штатском» как раз была популярна в годы моей молодости.

— Добрый день, Борис Петрович, — сказал он, сам открыв дверь кабинета ровно в три. — Заходите.

Я сполз с кресла, взгромоздился на костыли (получилось довольно ловко, как в молодости) и прошел в распахнутую дверь. Там встал перед гостевым стулом, соображая, смогу ли на него взобраться.

Он взял меня под локоть и подсадил. Сам сел напротив — за пустой стол.

— Чему обязаны, Борис Петрович?

Доброжелательность у него была вполне профессиональная.

— Меня к вам направил полковник Кабанов, — сказал я. — Мы с Кабановым знакомы целую вечность с тех времен, когда меня считали диссидентом: если он что-то советует, то обычно за свои слова отвечает… Так вот, Андрей Васильевич, я вам расскажу об одной экспедиции, чтобы вы поняли, насколько я владею информацией.

— Когда вы записались на прием, Борис Петрович, я навел справки. Если это экспедиция в Атлантиду, или по следам зеленых человечков, или поиски птеродактилей в лесах средней полосы, то тут я ничем не могу помочь.

— Это экспедиция, которая направилась неделю назад на Семеновские болота. Знаете, под Протасовом?

— Протасов — это где?

Глядя на него, действительно можно было подумать, будто не знает. Ну что же — всегда приятно пообщаться с профессионалом. Я не без труда взял с пола свой «дипломат», положил на колени и достал заранее приготовленную карту местности.

— Вот здесь, Андрей Васильевич. Видите — от Москвы ночь пути.

Он честно изучил карту.

— Слушаю вас, — сказал он спокойно. — Итак, экспедиция на Семеновские болота.

— Туда отправились пять человек — известный исследователь Аркадий Фоменко, публикуется под дурацким псевдонимом Грядущий, это, извините, моя заслуга, так получилось. Еще — программист Алексей Золотухин и бизнесмен Владимир Куренной. С ними были журналист Виктор Костомаров и его невеста Марианна Древлянская. Я поехать не мог — сами понимаете. Экспедиция собралась совершенно спонтанно, потому что Костомарова очень заинтересовала аномальная зона на Семеновских болотах, белое туманное пятно. Когда через два дня от ребят не поступило ни одного звонка, я забеспокоился. Я стал соображать, откуда вообще взялся Костомаров, а потом в мои руки попала кое-какая информация. Я понял, что к пропаже экспедиции имеет непосредственное отношение ваше ведомство.

— И что же это за информация? — спросил Дробышев.

— Когда экспедиция проводила эксперименты с пятном, на нее внезапно напали люди в камуфляжных комбинезонах. Началась стрельба. Особенный интерес эти люди проявляли к рюкзаку, в котором был рабочий ноутбук Золотухина. А в ноутбуке Золотухина — недоработанная программа, которую сам он называл «Маршрут». Это программа, позволяющая рассчитать появление и дрейф межвременных проколов и петель. Вам это что-то говорит?

— Я иногда читаю научно-популярные журналы, — ровным голосом ответил Дробышев. — То есть программа позволяет рассчитать место, куда нужно войти, чтобы попасть в прошлое.

— Не только попасть. Она рассчитывает точку в прошлом, куда нужно войти, чтобы выйти в нашем времени. Силами четырех человек было сделано то, ради чего вложены бешеные деньги в проект «Янус».

Я назвал слово, которое должно было вызвать хотя бы тревожный взгляд. Но он лишь помедлил с ответом — мне и этого было достаточно.

— Вы про ту сумасшедшую затею? — спросил Дробышев. — Мало ли на что дает деньги фонд Красти! Ведь это он финансировал строительство маяков для инопланетян. Неужели вы, взрослый человек, принимаете «Янус» всерьез? Это в лучшем случае — полигон для научных экспериментов в области электромагнитного излучения, если его вообще когда-нибудь достроят.

— Эти эксперименты были намечены в самом начале сороковых годов прошлого века, — сказал я. — От них отказались после самого первого, который кончился катастрофой. Теперь человек по фамилии Дусик своим умом дошел примерно до того же, до чего докопался после катастрофы господин Эйнштейн. Или не своим — возможны варианты. Если на сей раз и комплекс достроят до конца, и эксперименты пройдут удачно, открывается возможность перемещения во времени. Надеюсь, я вас не очень удивил?

Он пожал плечами.

— Если так — по-моему, больше смысла в этих ваших маршрутах. Во всяком случае, маршруты дешевле. Но я не совсем понимаю, почему вы обратились в наше ведомство. Путешествия во времени — не наша, так сказать, епархия. Я могу направить вас к человеку, который в этом разбирается лучше меня.

— Речь идет о путешествии во времени, которое против своей воли совершили ваши коллеги в камуфле и с полным боекомплектом.

— Почему вы решили, что это мои коллеги? — Дробышев позволил себе усмехнуться.

— Я не имею доступа к секретной информации. Вы можете легко проверить: никогда не имел. Только к общедоступным публикациям. Но я — аналитик. Я — историк, понимаете? А история — это путешествие по болоту. Видишь несколько кочек — и по их расположению догадываешься, где топко, где сухо. Мне не нужно секретной информации — доступной вполне хватило. После того как я узнал, что на экспедицию совершено нападение, я стал размышлять… Хотите знать, что я понял?