Толстой хмыкнул и подошёл ближе. Он внимательно осмотрел каждого из троих, затем поочерёдно взял за руку сначала Салтыкову, потом официанта, затем Андрея. Я заметил, как его зрачки на секунду расширились — характерный признак глубокого ментального контакта.

— Можно воспользоваться психоэфирной магией, — наконец произнёс он. — С Салтыковой и официантом проблем не возникнет. А вот великий княжич покрепче будет, могут остаться следы воспоминаний. Но в его состоянии это вряд ли критично. Он пьян в дрова.

— У меня с психоэфиркой все туго. Только боевые ее формы вроде сна или страха. Мозги ковырять я не умею.

Толстой покосился на меня.

— Я когда-то ею интересовался и кое-что умею. Но под твою ответственность, Алексиус. Ты сам знаешь, что здесь раз на раз не приходится.

Я кивнул, соглашаясь:

— Лучше так, чем скандал.

— Тебе виднее.

Толстой не стал медлить. Он положил ладонь на лоб Салтыковой, закрыл глаза. Несколько минут ничего не происходило — только лёгкое мерцание воздуха вокруг его пальцев. Затем он убрал руку и тихо произнёс:

— Теперь она помнит, что ей стало нехорошо от алкоголя, и она решила отдохнуть здесь в одиночестве.

Я кивнул, наблюдая за его работой. Затем он повернулся к официанту, приложил пальцы к его виску и нахмурился:

— Неодаренный. У него сознание более уязвимое. Слишком много эмоций. Придётся аккуратно.

Толстой сосредоточился, а я отметил, как его губы беззвучно зашевелились. Возможно, он использовал внутреннюю мантру для концентрации. Через минуту он отстранился:

— Теперь официант будет помнить, что у него целый вечер сильно болела голова. Он обслуживал эту девушку, приносил ей воду и шампанское, а затем почувствовал себя хуже. Как очнется, попросится домой отлежаться.

Последним был Андрей. Толстой скептически покачал головой и присел рядом, кладя ладонь ему на лоб. Великий княжич слегка шевельнулся, но остался в глубоком сне.

— Слишком глубоко ушёл, — пробормотал мой старый друг. — Сознание и так в тумане. Почти ничего не помнит. Я добавлю несколько разрозненных эпизодов. Как заблудился в коридоре, как умывался в туалете…

Я наблюдал, как Толстой погружался в работу. Казалось, внешне ничего не происходило, но воздух вокруг чуть подрагивал. Минут через пять он убрал руку и устало выдохнул:

— Теперь он помнит, как умывался в туалете, как шёл по коридору, как заблудился и искал тебя, а вместо этого нашел официанта с шампанским, — улыбнулся он. — Всё остальное — размыто.

Я молча кивнул, понимая, что сделано всё возможное. Толстой провёл рукой над каждым из троих, обновляя заклинания сна, и поднялся:

— Вот и все. Мне нужно ретироваться и еще как-то объясниться перед женой, с чего это я вылетел из квартиры, как ошпаренный.

Я пожал ему руку.

— Спасибо, Стагнис. Ты меня из задницы вытащил.

— Я этого паренька вытащил. Но лишь потому, что он твой друг и родственник. Я не забыл, сколько раз ты мне помогал… тогда. Но я сильно рискую, вмешавшись таким образом. Надеюсь, ты не выдашь мои навыки. Сам знаешь, ими лучше не светить лишний раз.

— Будет строго между нами, — заверил я. — Еще раз спасибо за помощь.

Стагнис усмехнулся и кивнул в сторону Андрея.

— Княжича лучше прямо сейчас отправить домой отсыпаться. В его крови алкоголя и химии столько, что утром он пожалеет, что выжил. Официант и девушка проснутся минут через двадцать. Перетащи его в другой кабинет.

Я провёл его к выходу. На прощание Толстой напомнил:

— Не забудь о записях с камер. Если они там есть. — А Затем подмигнул. — И теперь ты должен мне ужин в «Медведе», дружище.

* * *

Машина мягко затормозила у подъезда Малого Эрмитажа. Фасад сиял в свете фонарей, а массивные двери, украшенные гербом Романовых, уже открывались, предвещая суету внутри. Слуги, как всегда, держались поблизости, ожидая распоряжений.

Я вздохнул, оглядел спящего Андрея, который что-то невнятно бормотал в полусне, и выбрался из автомобиля. Водитель поспешил открыть заднюю дверь, но помогать мне вытаскивать княжича не решился. Пришлось перехватить его под плечи и, чуть покачиваясь, направиться к входу.

— Бог ты мой, да как же его так-то? — один из слуг, молодой паренек в безукоризненно выглаженной ливрее, вытаращил глаза, поспешив ко мне.

— Отмечал офицерский чин, — спокойно пояснил я, оглядывая входную галерею. — Сегодня можно.

Паренек переглянулся с другим лакеем, и они осторожно приняли Андрея у меня из рук.

— Осторожнее, — напомнил я, видя, как голова кузена опасно покачнулась. — Не хватало, чтобы он завтра проснулся не только с похмельем, но и с новой шишкой. Заставьте его перед сном выпить аспирина — утром легче будет.

— Всенепременно, ваша светлость…

Они послушно подхватили княжича, а я на мгновение поднял голову. На балконе второго этажа, скрестив руки на груди, стоял великий князь Фёдор Николаевич. Его взгляд метал молнии.

Я тут же выпрямился и поклонился ему, как того требовал этикет.

— Ваше Императорское Высочество, — поприветствовал я его с должным почтением.

Великий князь не ответил сразу. Он скользнул взглядом по фигуре своего сына, исчезающего за дверьми, затем снова посмотрел на меня.

— Извольте объяснить, дорогой племянник, что все это означает? — голос его был холоден, как лед, и отдавал металлом.

Ну началось…

Я всплеснул руками и улыбнулся.

— Ваш сын вместе со всем курсом отмечал получение чина в «Медведе» и немного перебрал с шампанским, — спокойно ответил я. — С непривычки, разумеется. Но разве это не повод для радости? Андрей Федорович стал офицером.

— Очередной позор, — пробормотал под нос дядюшка, но я хорошо расслышал.

— Разве вы не помните себя в молодости? — спросил я. — Юность на то и дана, чтобы кое-где перебарщивать. Лучше Андрей завтра утром получит жестокий урок похмелья. Тем более, что вел он себя мирно и приличий не нарушал.

Великий князь вновь смерил меня презрительным взглядом, хотя презрение было направлено не на меня.

— Но вы, Алексей Иоаннович, смотрю, как-то обошлись без перегибов. Почему же это не удалось моему сыну?

Я усмехнулся.

— Я свой горький урок уже получил и знаю, когда нужно вовремя остановиться. Вот и Андрей завтра получит.

Я прекрасно понимал, что праздник Андрея не оправдывал того, что он вернулся в таком виде. Фёдор Николаевич не терпел слабости, а тем более в собственном наследнике. Но молчать я тоже не собирался.

— Он заслуживает похвалы, Ваше императорское Высочество, — добавил я. — Он старается соответствовать вашим ожиданиям. Старается изо всех сил. А сегодня… Все мы люди, в конце концов.

Фёдор Николаевич сжал губы в тонкую линию.

— Я не намерен обсуждать это с вами, — коротко бросил он. — Спокойной ночи, ваша светлость.

С этими словами он резко развернулся на каблуках и вышел с балкона. Я посмотрел ему вслед, но не удивился — так и ожидал. А вот Андрею утром придется несладко…

Выдохнув, я направился обратно к машине, рядом с которой уже стоял водитель.

— Алексей Иоаннович, изволите вернуться в «Медведь»? — вежливо поинтересовался он.

Я покачал головой и сел внутрь.

— Нет, домой, на Большую Дворянскую. Благодарю.

Водитель кивнул, и машина плавно тронулась с места, оставляя Малый Эрмитаж и Дворцовую площадь позади.

Всю дорогу я думал. О том, насколько далеко зашла сегодняшняя ночь. О том, насколько мастерски Толстой-Стагнис владел психоэфирной магией. Стагнис точно был не слабее меня по потенциалу, но умело скрывал это под сапфировым перстнем.

А это значит, что ему точно было по силам затуманить разум Боде, внушить ему определённые мысли, сделать так, чтобы он видел то, что хотел психоэфирный маг…

Вот только зачем это Стагнису?

И был ли это единичный случай?

Глава 22

— Получается, ты последние дни проводишь дома, Алексей, — проговорил брат, наливая сливки в кофе.