Владимира Александровича я не видела, но его зычный голос раздавался громко:
— Сын, какими судьбами?
— Я-то какими? — Андрей отвечал без напряжения в голосе. — Решил отдохнуть после тяжелой недели. А вот вы какими? Тоже от чего-то отдыхаете?
— Да просто мысли совпали! — расхохотался его отец. — Свежего воздуха глотнуть решили. Так ты не один?
— Не один, — чуть тише ответил Андрей. — И знакомить желанием не горю, сами понимаете.
— Понимаем, понимаем! — Владимир Александрович выступил дальше, и потому я быстро спряталась. — Похоже, дорогая, нам с тобой придется глотать воздуха в другом месте.
Голос матери звучал спокойно и ласково:
— Мужчины! Ох, не нравятся мне такие настроения, прямо скажу. Давай, Володя, хоть чаю выпьем, а потом уж и уедем, раз родной сын от нас свою девушку прячет.
И вот ответ ее супруга мне не понравился — будто цинизмом окатил:
— Да перестань, Людмил! Как будто сама не знаешь, что не каждую девушку с родителями побежишь знакомить. Молод еще наш сын для того, чтобы на свободной жизни крест ставить.
Сказано-то правильно, вот только если б на моем месте оказалась реальная любовница Андрея, которая еще и планы какие-то строит на будущее, то после такого заявления она бы себя человеком чувствовать перестала. ведь сказано громко, отчетливо — именно ей и адресовано. Уловили это все, в том числе и Людмила:
— Хватит, Володь, ты иногда меня просто поражаешь! И с чего ты взял, что обязательно несерьезно? Может, Андрюша, наоборот, самую замечательную девушку отыскал, но боится ее тебе показать — и ведь не зря боится, ты только себя послушай!
— Вот какой я молодец! — уже в этой фразе его отцовство можно было уловить безо всякого теста ДНК. — Устроил фильтр отбора! Сын наш знает, что я оценивать его невесту буду похлеще, чем породистую лошадь, потому и не притащит абы кого. Хорошенько подумает, нужны ли им обоим такие моральные потрясения.
С кухни звуки раздавались приглушеннее, но я все равно могла расслышать каждое слово. Например, сухое Андрея:
— Еще пара подобных реплик, и вы мне окончательно все свидание испортите.
Успокойтесь оба, ничего серьезного.
— Врешь, — вдруг выдохнула мама удивленно. — Неужели Таня?
Я округлила глаза. Это по какой же логике она до «Тани» добралась? Имя, к счастью, у меня очень распространенное — совпадение. Только бы глаза из орбит не вывалились. Особенно после того, как тон ее мужа резко изменился, словно он поверил показаниям детектора лжи:
— Таня? Секретарь?!
— Нет, конечно, — выцедил сквозь зубы Андрей. — Все, пап, мам, жалею, что чай вам налил. Таня, кстати говоря, не из тех, кто побежит развлекаться без обязательств. Мам!
Я вздрогнула, но была заочно благодарна ему за эту ложь. Ему ли не знать, что я-то как раз с ним же и вела себя жутко легкомысленно. Женщина на обращение ничего не ответила. Жаль, я не могла видеть ее в этот момент — казалось, что она то ли рот ладонью зажала, то ли промолчала с какой-то демонстративностью. И Владимир Александрович сделал какой-то свой вывод:
— Хорошо, что так. Андрей, если Таня подберется к тебе настолько близко, то вылетит из моей квартиры и с работы пулей. А она должна быть превосходным секретарем, не спускай такой кадр из-за прихоти. симпатичных девчонок пруд пруди, выбирай из статусных. А секретарских дочек оставь кому-нибудь, кому все равно. Георгий не настолько идиот, чтобы всерьез рассчитывать пристроить свое чадо в нашу семью, я надеюсь. Он свое место всегда знал и выше головы не прыгал. Надо, кстати, Тане завтра звякнуть — шустрая девчонка, но с чувством благодарности беда, не особенно-то она и горит желанием мне новости сообщать.
Дальше я почти не слушала — будто оглохла. Они еще минут пять допивали чай и прощались, все же решив не мешать «сыночку расслабляться». Но узнанного хватило. Уже через минуту у меня мозг в два направления разрывался: стереться с лица Земли и выскочить из укрытия, чтобы вылить все, что я думаю. У любой бестактности есть пределы! То есть я просто кадр? Как и мой отец был превосходным кадром? За папу стало чрезвычайно обидно — он этого человека уважал, превозносил над всеми, а сам для него являлся вторым сортом. Да и в какой гребаной вселенной возможна идея, что это я недостойна их разлюбимого Андрейки? симпатичных парней пруд пруди, он не настолько уж лучше остальных, чтобы на такой пьедестал его громоздить.
Андрей, едва закрыл дверь за родителями, медленно поднялся по лестнице.
Увидел меня и сел рядом на пол, неспешно вытянул ноги.
— Итак, ты все слышала.
— Достаточно слышала, — ответила я.
—А я даже рад. В пересказе ты бы не поверила.
— Рад? — я изумленно воззрилась на его профиль. — Чему конкретно?
— Тому, что твоя война против меня не будет смешиваться со всеми другими военными действиями.
Я уже немного остыла, потому начала соображать:
— То есть квартира, в которой я живу, принадлежит твоему отцу?
— Ему, — он легко пожал плечами. — Он купил твою преданность, а ты еще и из шкуры вон не лезешь, чтобы отблагодарить. Но поверь, в том маневре я не участвовал.
Сейчас он в кои-то веки говорил чистую правду — это чувствовалось. Да и не выгодно ему было мой же шпионаж обеспечивать. И вдруг я тоже выдохнула.
Ситуация крайне неприятная, но всегда лучше знать все правила игры, а не быть марионеткой. Попыталась встать, но Андрей надавил мне на плечо ладонью, не позволяя. Повернулся — лицо серьезное, задумчивое.
— Я знаю, что ты будешь делать дальше. Сейчас начнешь кричать, что мы срочно едем домой, соберешь вещи и освободишь квартиру, в понедельник уволишься из фирмы. Тебе не нужны подачки того, кто тебя поимел.
— Верно! — согласилась я. — Как будто есть другие варианты!
— Вообще-то, есть. Этому правилу в бизнесе я научился в первую очередь: если кто-то пытается тебя поиметь, то последнее, что ты должен делать, — поворачиваться к нему спиной. Уходишь от проблем — и тебя будут иметь снова и снова. В общем, или ты, или тебя.
— Подожди, — опешила я. — Ты же сейчас не предлагаешь мне поиметь твоего отца?
— Что ты! Никогда бы подобного не предложил! Но... — и умолк с лукавой улыбкой.
А ведь в чем-то он прав! Я рассуждала вслух:
— А с какого перепуга я собственного папу должна расстраивать?! Пусть проведет старость в своих заблуждениях. И за аренду платить не собираюсь — вздумается Владимиру Александровичу себя раскрыть, так велкам. Там и поговорим, кто какого статуса. А работа на тебя — уж точно не самая худшая запись в трудовой книжке. И только попробуй уволить без стоящей причины, у меня как раз время освободится, чтоб в суд бегать.
— О, тут у тебя целый арсенал открывается, — Андрей тихо смеялся. — Запоминай: сначала докладную на мое имя, потом трудовая инспекция, и вишенкой на торте — прокуратура. Если в таких делах горячку не пороть, то можно все жилы из меня вытянуть.
— Спасибо за совет! — у меня тоже откуда-то энергия для веселья появилась. — Именно так и поступлю, только попробуй меня уволить!
— Только попробую, — отозвался он эхом. — Отец на многое готов, но мне не враг:
потому и тебя трогать не станет. Так что увольнение тебе не светит. Чувствуешь, мы впервые настолько прочно засели по одну сторону баррикад?
— Чувствую, — признала нехотя. — Но ты-то как на этой стороне оказался?
Андрей вздохнул тяжело и уставился вперед:
— Очевидно же. И ты сама все видишь. Отец не может отпустить контроль над фирмой и надо мной. Он и сам будто не понимает, как сильно мешает мне работать. Каждое увольнение «его людей» проходило со скандалами, и уж поверь, я смог добиться увольнения далеко не всех, кого хотел. Мой авторитет как начальника всегда висит на волоске. Отец винит в этой ситуации меня, но на самом деле он буквально каждому демонстрирует — смотрите, я поставил директором несмышленыша, но буду присматривать за ним, не волнуйтесь. Где это видано, чтобы шпионов для слежки подкупать? Какого уважения я могу ждать от сотрудников, если даже отец не доверяет моим решениям? И ладно бы только работа, но... ты и сама слышала. В общем, бунт назревал давно, так что плохого в том, если ты его начнешь, а я просто рядом постою?