— Просто невероятно!.. А здесь вы боитесь их посещения?
— Здесь они еще не были, однако все-таки надо остерегаться.
— Я одобряю вашу осторожность… Но вернемся теперь к вашему рассказу, который я прервал, чтобы узнать от вас эти драгоценные сведения. Вы говорили, что испанский корабль пришел в бухту Санто-Доминго и привез на своем борту нескольких пиратов, захваченных им в плен.
— Да, ваше сиятельство… Надобно вам сказать, что пиратов, взятых в плен, вешают.
— Очень благоразумная мера.
— Пиратов посадили пока что в тюрьму в ожидании казни, и фрею Арсенио поручили примирить их с небесами.
— Да-а, трудная обязанность. Но кто такой этот фрей Арсенио?
— Фрей Арсенио — духовник графини.
— А, прекрасно! Продолжайте.
— Представьте себе, ваше сиятельство, что эти пираты — люди очень набожные, они никогда не нападают на корабль, не помолившись Богу; следовательно, фрею Арсенио не составило особого труда исполнить свои духовные обязанности. Губернатор решил, что в назидание другим этих пиратов повесят на испанской границе. Их вывели из тюрьмы крепко связанными и провезли на повозках под усиленным конвоем по городу, мимо населения, осыпавшего их гневными проклятиями и угрозами. Но пираты не обращали никакого внимания на это проявление народной ненависти. Их было пятеро. Все они были молодыми и сильными. Вдруг в ту минуту, когда повозки, с трудом прокладывавшие себе дорогу сквозь густую толпу, поравнялись с губернаторским дворцом, все пираты вскочили, спрыгнули на землю и с громкими криками бросились во дворец. Обезоружив караул, они заперли за собой двери. Осталось неизвестным, каким образом им удалось освободиться от оков. Толпа оцепенела при виде такого безумного поступка, но скоро к солдатам вернулось мужество и они решительно бросились ко дворцу. Пираты встретили их ружейными выстрелами. Разгорелась ужасная битва… Наши солдаты оказались в крайне невыгодном положении, так как являлись отличной мишенью для невидимого врага, славившегося своим искусством стрельбы. Два десятка мертвых и столько же раненых солдат осталось лежать на земле; испанцы не решались продолжать эту бойню… Скоро, предупрежденный о том, что происходит, в сопровождении своих офицеров прибыл губернатор; к счастью для него, он отсутствовал, когда захватили его дворец, но графиня была дома, и граф дрожал при мысли, что она могла попасть в руки этих негодяев. Он приказал им сдаться; они ответили залпами, убившими несколько человек рядом с губернатором и слегка ранившими его самого.
— Дерзкие негодяи! — прошептал граф. — Надеюсь, что их повесили…
— Нет, ваше сиятельство; два часа сражались они со всеми городскими силами и в конце концов предложили капитуляцию, которая и была принята.
— Как! — вскричал граф. — Принята?! О! Это уж чересчур!
— Однако это истинная правда, ваше сиятельство; они угрожали, что если им не дадут свободно удалиться, они взорвут весь дворец вместе с собой, предварительно перерезав всех пленников, находившихся в их власти, и первой — графиню. Губернатор рвал на себе волосы от бешенства, а пираты только смеялись.
— Но это же не люди! — вскричал граф, с гневом топнув ногой.
— Я вам и говорил, что это не люди, а демоны. Офицеры уговорили графа согласиться на капитуляцию. Пираты потребовали, чтобы улицы очистили от толпы, велели привести лошадей для себя, для графини и одной ее горничной, намереваясь держать их заложницами до тех пор, пока не окажутся в безопасности, и покинули дворец, хорошо вооруженные, уводя с собой мою бедную госпожу, дрожавшую от страха и походившую скорее на мертвую, чем на живую. Пираты не торопились: они шли шагом, смеялись и разговаривали между собой, оборачиваясь и даже останавливаясь иногда, чтобы окинуть взглядом толпу, которая следовала за ними на почтительном расстоянии. Таким образом они вышли из города. Обещание свое они добросовестно сдержали: через два часа графиня, с которой обращались чрезвычайно вежливо, вернулась в Санто-Доминго, провожаемая до дворца восклицаниями и радостными криками людей, которые уже считали ее погибшей. Через день граф приказал проводить мою госпожу сюда, в этот дом, куда доктора предписали ей переехать на некоторое время, чтобы отдохнуть от ужасных волнений, которые она, без сомнения, испытала за то время, пока находилась во власти разбойников.
— Я надеюсь, после вашего приезда сюда не случилось ничего необыкновенного.
— Случилось, ваше сиятельство, — вот почему я вам говорил вначале, что мне одному известно о происшествии, изменившем образ жизни моей госпожи. Один из пиратов имел с ней продолжительный разговор. Я присутствовал при этом разговоре, правда находился довольно далеко и не мог слышать, что он ей сказал, но зато все видел и могу судить о впечатлении, которое он произвел на нее. Я последовал за моей госпожой, решив не оставлять ее и помочь ей, если будет нужно, даже ценой собственной жизни.
— Вы добрый слуга, Бирбомоно, я благодарю вас.
— Я только исполнял свой долг, ваше сиятельство… Как только разбойники оставили ее одну, я приблизился к моей госпоже и проводил ее в город. Через несколько дней после нашего приезда сюда моя госпожа переоделась в мужскую одежду, тайно вышла из дома в сопровождении меня и фрея Арсенио, который не хотел ее оставлять. Она привела нас на берег, к бухте, где уже ждал один пират. Этот человек опять имел продолжительный разговор с моей госпожой, потом, посадив нас в пирогу, отвез на испанскую бригантину, дрейфующую у берега; после я узнал, что эта бригантина была нанята фреем Арсенио по приказанию моей госпожи. Как только мы поднялись на это судно, оно вышло в открытое море; пират вернулся на берег в своей пироге.
— Что за сказки ты мне рассказываешь, Бирбомоно!
— Сеньор, я говорю вам чистую правду, как вы меня и спрашивали, ничего не прибавляя и не убавляя.
— Хорошо, я тебе верю, но все это так невероятно…
— Перестать мне, ваше сиятельство, или продолжать мой рассказ?
— Продолжай, черт побери! Может быть, среди всего этого хаоса блеснет какой-нибудь свет.
— Наша бригантина начала лавировать между островами, рискуя попасть в руки разбойников, но каким-то непостижимым чудом сумела пройти незаметно, так что через неделю мы добрались до острова, имеющего форму горы, называющегося, кажется, Невис и отделенного только узким каналом от острова Сент-Кристофер.
— Но вы сами мне сказали, что Сент-Кристофер — притон пиратов?
— Точно так, ваше сиятельство… Бригантина якорь не бросала, а только спустила шлюпку. Мою госпожу, монаха и меня посадили в эту шлюпку и высадили на остров. Только поставив свою крошечную ножку на берег, графиня обернулась ко мне и взглядом приказала оставаться в шлюпке. «Вот письмо, — сказала она, подавая мне бумагу, — ты отвезешь это письмо на Сент-Кристофер, отыщешь там одного знаменитого пирата, которого зовут Монбар, и отдашь ему письмо в собственные руки. Ступай, я полагаюсь на твою верность». Что я должен был делать? Повиноваться, не так ли, ваше сиятельство? Матросы на шлюпке, как будто зная, куда надо меня везти, пристали к острову Сент-Кристофер. Мне удалось встретиться с Монбаром и отдать ему письмо, после чего я скрылся. Ожидавшая меня шлюпка доставила меня на Невис. Сеньора поблагодарила меня. На закате солнца Монбар приехал на Невис и разговаривал около часа с монахом, пока донна Клара пряталась в палатке; потом он ушел. Через несколько минут графиня и дон Арсенио возвратились на бригантину, которая так же благополучно отвезла нас на Эспаньолу. Монах остался во французской части острова, — по какой причине, я не знаю; графиня и я вернулись сюда и живем здесь вот уже десять дней.
— Что дальше? — спросил граф, видя, что мажордом замолчал.
— Это все, ваше сиятельство, — ответил Бирбомоно. — С тех пор донна Клара оставалась взаперти в своих комнатах и ничто не нарушало однообразия нашей жизни.
Некоторое время граф сидел молча, потом встал, с волнением прошелся по комнате и, обернувшись к Бирбомоно, сказал: