— Попортит, будь спокоен. Если не насмерть, то уж скрючит здорово. Ослабеет тварь, тут-то мы ее и повяжем.

Эрайн не будет подбирать куски мяса, он не ест падали. А вдруг — ест? Надо пред у предить его. Но как предупредить дракона?

Снаружи Мораг распрощалась с перрогвардами, и отряд умчался вперед. Полог снова откинулся, засунулась черноволосая принцессина голова.

— Слыхала?

— Слыхала. — Я помогла Пеплу, который вдруг заерзал и завозился, пытаясь припо д няться. — Не слишком приятное известие. Но спасибо хотя бы на том, что мы про это узн а ли.

— Скажи своему хвостатому.

— Конечно. Миледи, про какую клетку говорили псоглавцы?

— Я послала от имени лорда Мавера птицу в Ставскую Гряду. Чтобы хорошую клетку сколотили, железную. Ее дня три делать, мы как раз подъедем. Посадим туда мантикора, д о ждемся Клестиху с поездом и повезем мантикора как подарок к свадьбе. — Мораг злобно у х мыльнулась, явно представив личико найгертовой невесты при виде «подарка». — Так ему легче всего на колдуна показать. Кроме того, в клетке хвостатый дряни не нажрется, и зде ш ние хутора целее будут.

— Складно придумано, миледи! — восхитился Пепел.

Я засомневалась:

— А если Малыш откажется в клетку лезть?

— Это твоя забота — уговаривать, — отрезала Мораг и исчезла.

— Ладно, — вздохнула я. — Будем надеяться, что он внимет голосу разума и согласится. Пепел, пожалуйста, некоторое время не отвлекай меня, я постараюсь позвать его, чтобы к в е черу он вышел к нашей стоянке.

Ведь достаточно просто позвать. Просто позвать — и он услышит. Эрайн точно усл ы шит. Он, кстати, всегда находился, когда я его искала. Эрайн, Эрайн, Эрайн. Иди на голос, Эрайн. Для тебя тут полно работы. Иди, хороший, на северо-восток, вдоль дороги, вечером мы будем тебя ждать. Посадим тебя в клетку, Эрайн. И попробуй только отказаться!

Смущала меня эта клетка. Кто, скажите, полезет туда добровольно? Кто, попав за р е шетку, не станет рваться наружу?

Фолари… Фолари, пытавшийся вырваться любой ценой, а моя жизнь — тьфу! по сра в нению с сотнями лет заточения. Если бы не Ската, не осталось бы от Лесты Омелы мокрого места. Забавно — фолари сам вырыл себе яму, когда сказал, что игрушечная лодочка похожа на найльские лодки для мертвецов. Зачем он это сказал, для убедительности, что ли? Я ведь и так приняла его за найла. Перестарался себе на беду. Одной фразой он посвятил игрушку П о лночи, одной фразой открыл ворота в бездну. Он и представить не мог, что по ту сторону ст о рожит моя когтистая фюльгья и что она выскочит моментально, защищая своего дво й ника.

Защищая — ибо я нужна ей не меньше, чем она мне. Так сказал Амаргин. Я нужна ей не меньше. Зачем же я ей нужна? Как я могу здесь, в серединном мире, пригодиться полуночной твари?

— Пепел, ты слышал что-нибудь про фюльгьи?

— Конечно, прекрасная госпожа. — Певец одарил меня щербатой улыбкой. — Но севе р ные барды знают о них больше. Инги с полуночных берегов называют их «фильги», а в Ирее, я слышал, их именуют «фетчами».

— А альды и андаланцы что-нибудь про них знают?

— Считают или враками, или нечистой силой по большей части. Церковь не любит ра з бираться в этих сложностях и слишком многое приписывает дьявольским козням.

— Ты, выходит, не разделяешь ее мнения, да, Пепел?

— У меня свое мнение, прекрасная госпожа. В некоторых деталях отличное от общ е принятого.

— Потому-то ты со мной и связался. — Я достала из рукава полотняный лоскут и прин я лась вытирать Пеплу лоб. Жар спадал, бродяга наш покрылся испариной, в душноватом фу р гоне крепко пахло потом. — Ты ничего мне не рассказываешь о себе. Но хоть что-то я могу узнать? Откуда ты родом? У тебя есть семья?

— Я с берегов одной маленькой живописной речки, прекрасная госпожа, но речушку мою родную на карте не рисуют. Нас было трое братьев, ста р ший погиб на войне, средний и поныне здравствует, а я, получается, младший и самый из них н е путевый.

Лицо у певца было желтое в процеженном сквозь выцветший тик свете, и по нему пр о бегали тени. Что за тени — птицы в вышине, ветви над дорогой? Пепел смотрел в потолок.

— Жизнь свою я сравнил бы со спокойной рекой. С речушкой, я бы даже сказал, с той самой, на берегу которой родился. Конца и начала не видно, от одного берега до другого р у кой подать. Текла моя река, текла, что-то во мне потихоньку копилось, изменялось, приним а ло другие ручьи и течения, и вот однажды я вышел из берегов. И начал прокладывать новое русло. Это оказалось сложнее, чем я вначале думал, но оно того стоило, госпожа. Торить н о вый путь — дело не на один день, и не на один год. Столько препятствий! Какие опрокинешь, какие обойдешь, какие остановят — но только на время. С тех пор, как я покинул дом, я мн о гое у з нал. О мире, о себе. О людях.

— И что же тебя повлекло странствовать? Музыка?

— Не только она, госпожа.

— Любовь?

— Не только она.

— А что же? Долг?

— Не только он.

— Опять загадки! Мне следует перебирать все на свете, что только может быть? Пока не выберу правильное?

— Хочешь перебирать — перебирай. Это тоже способ.

— Я тебя разочаровываю… Пепел, веришь, я очень-очень хочу тебе помочь.

— Мне не надо помогать, Леста. — Он даже нахмурился немного. — Дело ведь не в п о мощи. Пока ты будешь гадать, чем мне помочь, ничего не получится.

— А в чем дело? — Я нагнулась, глядя в потемневшие крапчатые глаза с рыжим пятном в правом. — В магии?

— О, — сказал он. — Немного магии тут точно есть. Совсем крохотная чуточка, но ее ок а залось достаточно.

— О! — сказала я.

Нагнулась еще ниже и поцеловала его. Горячие губы ответили, раскрылись. Пепел п о ложил ладонь мне на затылок и некоторое время не отпускал. Целовался Пепел здорово, я даже позабыла про дырки в зубах. Потом рука соскользнула, и я приподнялась, требовател ь но на него глядя.