Последняя нота — звенящее фа — повисла в воздухе. Я отняла свирельку от губ… а звук дрожащим мерцающим сгустком висел на уровне моих глаз и не желал растворяться. Я почти видела его — стеклянистый комочек, вибрирующий от напряжения, лягушачья икра, рой прозрачных пчел за мгновение до взлета, множащий внутри себя эхо уже отзвучавших нот, а последним фа, как щупальцем, обшаривающий пространство.

Нащупал. Нащупал скальную стенку, блекло-пурпурный гранит, шершавый, бороздчатый, в серых известковых потеках. Тонким волосом вполз в невидимую трещинку. Закрепился. И ошалевшие от неожиданной свободы стеклянные пчелы рванулись по открывшемуся каналу — что им какой-то камень!

Поверхность скалы заморщила, истекая песчаными струйками, стала сминаться как бумага, как фольга, с сипящим, царапающим шорохом, от которого зашевелились волосы, а потом лопнула. Трещина рывком раздвинулась, выплескивая чернильную тьму, и по граниту вверх и вниз побежала косая неровная дыра. Я поспешно втолкнула в щель корзину с уже почищенной рыбой и шагнула сама, стараясь не коснуться острых рваных краев. Почти сразу дыра захлопнулась, каменная плоть содрогнулась, и все затихло.

Я прислонилась к стене и вздохнула поглубже. Там, снаружи, изнывал от зноя августовский день, а здесь было темно и прохладно.

На самом деле, не слишком темно. Солнечный луч широким тонким занавесом падал на обмелевший пляж, и на песке, вперемешку с мелкой галькой и ракушками, россыпью сверкало золото. Сумеречный воздух трепетал от бликов.

Воды было совсем немного, она вся ушла к северной стене. Я выбрала из корзины несколько разделанных рыбин (полдня убила, чтобы почистить всю эту гору), положила в деревянную плошку, специально усовершенствованную Амаргином для кормления чудовища. Плошка у него была хитрая, на веревочке, ее можно было привязывать к поясу или к запястью и ставить на воду. Правда, я не собиралась входить к мантикору во время прилива, и амаргиновы ухищрения были для меня бесполезны. Просто плошка досталась мне по наследству.

Скинув туфли, я постояла немного на нагретых солнцем монетах, оттягивая неизбежное. Я всегда тяну, если предстоит что-то неприятное или болезненное, хотя и знаю, как это нехорошо. И дело было не в чудовище, о нет, совсем не в нем. Напротив, если бы не он, мой безмолвный подопечный, никакая сила не заставила бы меня войти в малый грот, в его узилище.

Немного боязно. Позавчера Амаргин хлопнул меня по плечу и оставил одну: «Ты справишься. Через недельку зайду проведать, как у вас дела. Что? Рыба кончается? Не беда, купишь в городе. Она прекрасно хранится в мертвой воде».

Последовал небольшой спор по поводу моих путешествий в город. Стеклянная Башня стоит почти на самом стыке реки и моря, на две трети удаленная от левого берега, а от правого — только на треть. Корабли, которые выходят в море, огибают остров слева, с правой же стороны река не судоходна — все дно до берега усеяно камнями. Амаргин пытался научить меня переходить на берег по этим камням, но я так и не научилась.

Вчера я к мантикору не заходила, а остатки рыбы доела сама. Сегодня утром, взяв из россыпей несколько монет, отправилась в Амалеру за покупками. Я была вынуждена переплыть ту часть реки, которая отделяла остров от берега. Оттягивала этот момент сколько могла, но пришлось, наконец, решаться. Я неплохо плаваю, хотя, честно говоря, побаиваюсь воды. А сейчас мне предстоит цирковой аттракцион без страховки. Смертельный номер, алле!..

Шагнула вперед и снова остановилась, шаркая подошвой по теплому золоту. Духу не хватает. Ковырнув большим пальцем, поддела великанских размеров перстень с рубином. Рядом лежала скромная полосатая галечка, а чуть дальше — обрывок бронзовой ленты от оковки развалившегося сундука. Глубже, на обмелевшем дне, куда солнце не попадало, золота было больше, но в тени оно почти не блестело.

Хватит топтаться! Ты-то в городе пирожков нахваталась, а мантикор два дня некормленый! Подоткнув подол, я спустилась по мокрому песку к воде. Вода была прохладная — с юга подземное озерко питает пресный Нержель. Осторожно ступила в воду, ощущая сильный напор течения. Поверх пальцев тут же начало намывать песок и мелкую гальку.

С каждым шагом вглубь грота воздух вокруг темнел и наливался зябкой сыростью. Потолок прогнулся, провис тяжелыми известковыми фестонами, порос белесой каменной бородой. Едва различимую в сумраке северную стену загромождали булыжники и обломки скал. Еще шаг — и течение ослабло, а под ним возник и лизнул стопы еще очень тонкий ледяной слой.

Я повернула налево, огибая оплывший, как свеча, оплетенный корнями сталактитов скалистый островок. Камни заслонили последние остатки света, а впереди открылось пространство, задернутое тьмой, словно портьерой.

Тут необходимо было немного постоять. Собраться с мыслями. Проморгаться, приручая глаза к кромешному, облепляющему лицо мраку. Подготовить ноги к режущему прикосновению родниковой воды, температура которой гораздо ниже точки замерзания, воды, рожденной в безднах Полночи. Надышаться впрок, потому что там, впереди, воздух был испорчен маслянистой тяжкой неживой темнотою, так, что казалось — когда выберешься на свет (если выберешься), то еще долго будешь откашливаться и отхаркиваться черными страшными сгустками. Запихнуть за пазуху рыбу вместе с миской — чтобы не выпала случайно из рук. Досчитать до десяти. Потом еще до десяти. И решиться, наконец.

И шагнуть. И еще раз шагнуть, и еще, и еще, и побежать со всех ног, со всех своих мгновенно изрезанных ледяными бритвами ног к тускло светящейся зеленоватым фосфорным светом, повисшей на натянутых цепях фантастической фигуре.

Меньше недели назад, когда Амаргин в первый раз привел меня сюда, я не смогла войти. Был прилив, вода здесь стояла по грудь — обычная морская вода, лишь на четверть смешанная с мертвой — но я не выдержала и мгновения. Вырвала руку и сбежала на теплый, засыпанный золотыми монетами берег, и рыдала там, как истеричка, до вечера. Вечером, когда вода сошла, Амаргин повел меня сюда снова. Мертвая вода была пронизана зеленым свечением, она светилась сама, но не освещала ничего вокруг. Спящий мантикор, облитый тающим подземным светом, казался прозрачным — стеклянным или ледяным. Амаргин сказал: ладно, попробуй быстро перебежать озеро и заберись мантикору на лапы. Они сейчас выше уровня воды.